Ирма сидела рядом с Алексеем.
Он смотрел на неё не отрывая глаз.
— Опять пришла, — недовольно сказала Роза. — Неугомонная ты, Ирма! Уходи, мне сейчас не до тебя.
— Роза, ну пожалуйста, — взмолилась Ирма. — Он открыл глаза, когда я коснулась его руки.
Он открыл глаза не впервые. Но пока это ничего не значит. Это может и не его глаза вовсе.
Он последний, кого я спасу, а потом всё…
— Да ты что, Роза! Ты разве сможешь смотреть на людские страдания?
— Смогу, — кивнула Роза. — Смогу и буду смотреть с состраданием и любовью. Но… Меня не хватит на всех. На всех тех, кому вскоре понадобится помощь высших сил. Их будет много, а я одна. У меня будет Лешек, я нужна ему сейчас и нужна буду всегда, как тому мальчику, который бегает сейчас по табору без остановки.
Но когда меня не станет, мальчику придётся опять быть прикованным к постели. Поэтому мне нужно жить и не распыляться на других. Чтобы эти двое радовали мои глаза и согревали сердце как можно дольше.
— Роза, а сколько мне жить осталось? — спросила вдруг Ирма.
Глаза Розы сверкали злостью.
— Если не уйдёшь тотчас, то это твой последний день.
Ирма вскочила на ноги и выбежала из шатра.
— То-то же, — одобрительно произнесла Роза. — Жить будешь…
***
Свёкры сидели за столом насупившись. Говорил Фрол.
— Плохо тебе тут, видимо, Марфа, раз ты бегаешь невесть куда, пока мы делами заняты. Я тебя взял после другого мужа. Окружил любовью тебя и сына. А ты…
Марфа никак не могла остановить слёзы.
— Я сына заберу, воспитаю, не беспокойся, — продолжал Фрол. — А ты иди туда, куда хочется.
— Никуда я не пойду, — Марфа говорила пискляво. Голос дрожал.
— Ну как знаешь. Не ходи. Но жить будем по разным комнатам. Я не зверь, как ваша бабка, чтобы несчастную женщину выгонять из дому. И к сыну подходить разрешу. Но если однажды уйдёшь ещё раз, то забудь сюда дорогу.
Марфа вдруг встала из-за стола, упала на колени, обняла ноги Фрола и стала их целовать.
Свёкры молчали. Фрол молчал.
Марфа ползала в ногах мужа и просила прощения.
Теперь с Марфой никто не разговаривал. Родители Фрола при виде её опускали голову.
Фрол не отдавал сына, сам возился с ним и днём, и ночью. Приносил только на кормление. Для Марфы это было мучительно. Фрол не разрешал разговаривать с ребёнком, не разрешал его трогать, ласкать.
Марфа почему-то чувствовала себя тем чугунком с кашей, который был у бабы Дуси.
О том, что привиделся ей Алексей, Марфа никому не рассказывала.
Днём работала в поле. Вечерами лила слёзы в каморке, которую ей выделила свекровь.
Несколько раз приезжали подружки из прошлой жизни. Пытались вытащить Марфу из дому. Рассказывали последние новости. Спрашивали у Марфы, продаёт ли она свои наряды. И она стала их продавать. Деньги отдавала свекрови. Та их сначала клала на стол. Читала молитву, потом крестила и уносила в свою комнату.
Когда было продано последнее платье, подружки сказали, что приезжать больше не будут.
Марфа не любила их приезды, но после того, как они перестали её навещать, совсем загрустила.
Долго думала о том, как наладить отношения с Фролом, как вернуть уважение свёкров. Ругала себя за несдержанность, за излишнее любопытство, за то, что ходила навещать Алексея. Но обратной дороги не было.
Однажды она услышала разговор свёкра со свекровью.
— Люди смеются над нами. Мало того, что сын слывёт дурачком, да ещё невестка гулящая. Про неё все говорят, кому не лень, — голос свёкра был строгим.
— А выгоним — и сами станем не лучше тех, кто осуждает, — говорила свекровь. — Запуталась девочка. Мне пожалеть её хочется, приласкать. Но Фрол не разрешает. Она ему жена и ему над ней суды чинить.
— Да уж, мучается девчонка. Она вроде как трудится. Не на шее сидит. Не дай Бог если бы сидела. Времена военные, дальше незнамо как будет, — голос свёкра немного подобрел. — Ей бы спасибо за внука сказать, да язык не поворачивается.
— Мальчика уже можно самим кормить, — произнесла вдруг свекровь. — Фрол на днях скажет ей, чтобы уходила. А у меня сердце кровью обливается. Куда она пойдёт? Её даже родители к себе не примут.
Марфа глотала слёзы.
Пришла в свою комнату. Быстро собрала вещи. Решила не дожидаться, когда Фрол скажет, что ей нужно уходить.
Дождалась, когда никого не будет дома.
Марфа вышла, мысленно попрощалась с сыном. Она шла по полю не оглядываясь. Просто шла в никуда.
***
Фадей кричал вот уже третий день. Приглашённая кормилица, уже третья по счёту, не могла накормить плачущего ребёнка.
— Ну что, Фрол, — спросила у него мать, — доволен?
— А что я? — взвизгнул Фрол. — Я её простить хотел. Думал, что пару дней ещё помучаю и успокою. А она, видимо, и не хотела ничего. Пусть теперь катится, куда глаза глядят. Если встречу на пути, даже не поздороваюсь. Она свой выбор сделала.
Марфу искали больше месяца. Не нашли.
Фрол вскоре привёл домой молоденькую девушку. Назвал её женой. Родители не противились. Но кто-то из соседей донёс на Фрола. Мол, тот и не дурачок вовсе, а прикидывается.
Приехала комиссия. Они застали Фрола в добром здравии в постели с молодой женой.
Прямо из этой постели и забрали его на вoйну.
Через три месяца пришла похоронка.
Мать и отец сошли с ума.
Молодая жена Фрола сбежала, прихватив с собой все деньги из комнаты свекрови.
Сердобольные соседи забрали Фадея себе.
***
— Ну какой ты молодец, Лешек, — радовалась Роза. — Давай, давай, держи ложку крепче. Всё получится, сынок.
Алексей уже умел сидеть. Он не знал, где находится. Только молча разглядывал шатёр.
— Я Роза, — говорила ему цыганка каждое утро. — А ты мой сын Лешек. Я — Роза.
Ирму он не узнал. Или сделал вид, что не узнал. После того, как Алексей научился сидеть, Ирма приходила каждый день. Брала его за руку, разговаривала с ним.
Алексей то и дело смотрел на округлившийся живот Ирмы. Мог долго не сводить с него глаз.
Ирма стала ещё краше. Алексею каждый день казалось, что он видит её впервые. А потом вспоминал о том, что знает эту девушку, где-то встречался с ней, но вспомнить не мог.
Первым словом Алексея была «мама».
Он проснулся однажды, приподнялся на локтях. В шатре было темно. Он вдруг испугался и закричал во всё горло:
— Мама, мама, мама!
Была глубокая ночь. Роза вскочила, зажгла лампу. Смотрела на Алексея глазами полными слёз.
— Сынок, — шептала она. — Сынок, ну вот и всё! Теперь я спокойна…
В ту же ночь Алексей сделал первые шаги.
Роза поддерживала его и водила по шатру. Ноги Алексея тряслись, подкашивались. Роза останавливалась, давала парню отдышаться. А потом водила его опять. Алексей был неугомонным.
— Мама, ходить, — упрашивал он уже очень уставшую Розу. — Ходить…
Роза поднималась и водила его.
— Когда-то мы поменяемся местами, Лешек. И твои руки станут моей опорой. Но это будет очень нескоро. Через много лет…