Продолжение публикацией записей из семейного архива - блокадного дневника тети Муси. В июле 1941 года 19-летняя студентка ЛГУ Муся вместе с жителями Ленинграда работала "на окопах". Из-за слабости здоровья девушку определили в помощники начальнику местного штаба Крюкову.
20 июля.
Тороплюсь написать последние строчки.
Все уже ушли, только штаб на месте. Крюков целый день звонит в Ленинград и на ближайшую станцию. Ночью никто не спал.
Приехал какой-то Каракозов – друг Крюкова. Крюков разбудил меня и попросил что-нибудь придумать, чтобы накормить Каракозова, при этом он был очень взволнован, я еще не видела его таким.
Роза тоже встала, и вдвоем мы кой-что придумали. Собственно, думала я, а Роза делала.
Теперь Роза уехала на военной машине. Крюков отрывается от трубки и кричит мне, чтобы я уезжала, потому что пешком 17 километров идти. Но я его не слушаю. Я все равно пойду пешком.
20 июля, вечер.
Я довольна, что шла пешком. Какие красивые поля простирались по обе стороны дороги, а небо нежно-голубое, без единого облачка. Кузнечики трещат.
В километрах 10 от штаба я легла недалеко от дороги отдохнуть и услышала, как щебетала какая-то птичка. Мне пришло в голову, что птичка, ничего не подозревая, наслаждается жизнью.
А километрах в 40-38 идут бои. Немец-гад топчет нашу землю, льется кровь, гибнут люди. А, может быть, среди них и очень, особенно дорогие мне люди. Теперь мы расположились в шалашах и тщательно замаскировались.
21 июля.
Спать было очень холодно.
Я вскочила чуть свет и села на пенек, чтобы погреться на солнышке. Пришел Крюков. Дела наши плохи: больше нет продуктов, в когда будет эшелон – того не известно.
Я раздала вчера все, что у меня было, девчонкам. Они, конечно, считают что у штабных всего хватает (это в отношении продуктов).
Крюков сказал, что в 9 часов мы пойдем заканчивать трассу километрах в 3-4 от станции. А я буду настоящим связистом и должна подчиняться военной дисциплине (намек на то, что я не уехала в машине, и на то, что военное звания Крюкова – капитан).
Солнышко пригрело, и я стала замечать, что вокруг очень красиво. Солнышко играет всеми цветами радуги в капельках росы, березяк выглядел чисто вымытым в этот ранний утренний час.
Потом мы пошли лесом – и такими тропинками, какими, видимо, давно никто не ходил, и, наконец, вышли к трассе. Все стали копать, а мне Крюков категорически запретил. Я ужасно злюсь, но, обещав подчиняться дисциплине, молчала.