На просторах Дзена встречается огромное количество мифов касательно положения военнопленных солдат Великой армии 1812 г. (В данном случае я специально не употребляю словосочетание «французские военнопленные», поскольку, как известно вторгнувшаяся в Россию в 1812 г. Великая армия была многонациональной, соответственно, многонациональной оказалась и армада плененных русскими войсками военнослужащих противника.) В частности мне попадались (и у авторов Дзен-каналов, и у комментаторов) следующие тезисы на эту тему: «Российское государство полностью сняло с себя ответственность за положение военнопленных 1812 г., возложив этот груз на народ», «по дорогам России группами и поодиночке слонялись значительные массы пленных французов, прося крова и милостыни», «часть взятых в плен французов была отправлена в Англию», «русский народ неизменно сочувственно относился к пленным, щедро предоставляя им приют и делясь с ними пищей и одеждой». Все эти утверждения полностью или частично не соответствуют действительности. Ниже я попытаюсь кратко обрисовать, как обстояло дело в реальности.
В начале XIX в. еще не существовало системы международных соглашений, устанавливающих общепринятые и обязательные для всех принципы обращения с военнопленными. Однако, по крайней мере, в Европе к этому периоду сложилась и в целом поддерживалась всеми государствами практика, в рамках которой взятые в ходе боевых действий в плен военнослужащие противника содержались пленившей страной в более-менее сносных условиях, а после окончания войны те из них, кто в этих более-менее сносных условиях смог выжить, отпускались на родину. Это касалось основной массы пленных. Кроме этого, в отдельных случаях вражеские офицеры и солдаты могли отпускаться на родину сразу после пленения под честное слово не участвовать в боевых действиях против пленившей стороны до конца войны или, скажем, до конца года. Чаще всего такой «механизм» применялся при сдаче осажденных крепостей. Иногда устраивались обмены пленными. Обе последних практики, насколько мне известно, в 1812 г. не применялись. И, наконец, пленные могли насильно или на добровольной основе зачисляться в состав собственной армии или союзных сил. Насильное зачисление пленных в ряды своих полков, как известно, достаточно широко в XVIII в. практиковал прусский король Фридрих II, столкнувшийся с дефицитом мобилизационных ресурсов в ходе Семилетней войны. Российские власти в 1812 г. попытались – с переменным успехом – привлечь пленных Великой армии на свою сторону по доброй воле. С испанцами и португальцами это в целом имело неплохой эффект, с немцами – некоторый, а с самими французами – минимальный (этого аспекта я в данном материале касаться не буду, о нем нужно писать отдельно. Может быть, когда-нибудь, соберусь). Так или иначе, большинство военнослужащих войск Наполеона 1812 г., попавших в русский плен и сумевших пережить его, отсидело в нем «от звонка до звонка», то есть до момента освобождения солдат того или иного национального контингента Великой армии.
Несмотря на наличие упомянутой выше общей практики обращения с военнопленными, безусловно, конкретные вопросы государственной политики в их отношении – распределения, препровождения, размещения, снабжения – регулировались конкретными же распоряжениями властей. Соответствующая нормативная база в России в 1812 г. создавалась не на пустом месте – определенный правовой комплекс в этой сфере был создан еще в 1806-07 гг., когда некоторое количество французских пленных было захвачено русскими войсками в ходе боевых действий в рамках IV антифранцузской коалиции. Может быть, не всем это известно, но тогда, в 1807 г. в плену в России побывал, например, Филипп-Поль де Сегюр, тогда шеф эскадрона, а позднее – бригадный генерал, автор известных и периодически переиздаваемых на русском языке мемуаров о Войне 1812 г. – лишь чуть менее известных, чем воспоминания Армана де Коленкура.
Однако масштаб требующей урегулирования ситуации в 1812 г. оказался гораздо значительнее, чем в 1806-07 гг. В ходе кампании 1812 г. было пленено, по разным оценкам, от 100 до 200 тыс. военнослужащих Великой армии. Даже если верна принятая в современной историографии цифра в сто с небольшим тысяч, все равно это огромная нагрузка и огромная административная проблема для государства того времени.
Распорядительные документы по вопросам содержания военнопленных в России в 1812-1814 гг издавались обычно в виде циркулярных предписаний от лица главнокомандующего в Санкт-Петербурге генерала от инфантерии С.К.Вязмитинова. Безусловно, большинство из них базировалось на высочайших повелениях Александра I по тому или иному конкретному вопросу. Учитывая, что с конца 1812 г. Александр, находясь при армии, постепенно удалялся от Санкт-Петербурга, да и в целом от России, а также скорость доставки корреспонденции в то время (не только от императора в СПб, но и от Вязмитинова в губернии), принятие решение и доведение их до исполнителей на местах было процессом, мягко говоря, небыстрым.
Изначально высочайшим повелением для временного жительства пленных военнослужащих Великой армии был назначены Астраханская, Пермская, Оренбургская, Саратовская и Вятская губернии. Позднее перечень губерний был значительно расширен. Но за пределы страны, в частности в Англию, пленные не отправлялись.
В местах первоначального концентрирования пленных на театре военных действий для дальнейшего следования они распределялись на партии, которые возглавлял начальник партии обычно в обер-офицерском чине, в качестве конвоя партии придавалась воинская команда. Часто для исполнения последней функции использовались ополченцы, казаки или представители национальной иррегулярной кавалерии – башкиры, калмыки. Любопытным представляется привести впечатления одного военнопленного (хотя, к стыду, затрудняюсь вспомнить, у кого именно из них я читал это в воспоминаниях), который был очень обрадован, когда казаков в качестве конвоиров партии пленных, в которой он состоял, сменили башкиры – в отличие от злых и жестоких казаков, башкиры оказались добродушными. По мере удаления от ТВД конвоирование партий военнопленных могло передаваться внутренней страже.
Ниже – картинка неизвестного мне современного автора, изображающая конвоирование калмыками военнопленных в 1812 г. Как видим, калмыки сумели где-то наловить трех солдат Драгунского полка то ли Императорской гвардии (то есть собственно французского), то ли Итальянской королевской гвардии.
Бесконтрольно - то есть вне партии военнопленных, направляющихся к предписанному месту их размещения, и без конвоя – по «дорогам России» могли передвигаться только те небоеспособные солдаты противника, которым (большинству из них – временно) удалось избежать попадания в плен (или напротив – не удалось добиться пленения, такие случаи также имели место!) непосредственно в период развала Великой армии и первые последующие дни и только в районах театра военных действий и прилегающих к нему. Некоторым из них повезло – их приютили у себя помещики в качестве кучеров, парикмахеров или даже гувернеров для своих детей.
По прибытии партии военнопленных на назначенное место местные власти организовывали их размещение в соответствии с имеющимися возможностями. Так, в губернском центре Саратове для пленных удалось изыскать отдельный дом, куда были заселены 158 человек. А в бывшей тогда уездным городом Симбирской губернии Самаре пленных разметили по двое на квартирах обывателей, при этом офицерам выделялись отдельные комнаты, солдаты жили вместе с хозяевами.
Еще при отправлении партии пленных к месту назначения в отдаленные губернии циркулярными распоряжениями, издававшимися Вязмитиновым, предписывалось снабжать пленных одеждой и обувью по сезону. Исполнялось это далеко не всегда, не сразу (то есть не в начале маршрута - пункте формирования партий военнопленных) и не в полной мере.
Одним из первых предписаний Вязмитинова, основывавшимся на высочайшей воле, от 14 августа 1812 г. был установлен уровень выделявшегося из государственной казны денежного содержания военнопленных. Нижним чинам (рядовым и унтер-офицерам) назначалось 5 копеек в день (а также предоставление солдатского провианта), обер-офицерам 50 коп., майорам 1 руб., подполковникам и полковникам 1 руб. 50 коп., генералам 3 руб. в день.
Средств, выделявшихся офицерам, оказалось вполне достаточно. Вюртембергский офицер Ф.Ю. Зоден пишет о пребывании в плену в Пензенской губернии: «Хотя офицеры нашего бывшего армейского корпуса довольствовались в России половиной бумажного рубля, но мы, однако, совершенно не ощущали недостатка в средствах. Продовольствие было дешево, и поэтому ежедневно мы могли позволить себе горячую пищу…. Наши средства были достаточны для того, чтобы иногда пить чай или кофе и посещать питейные заведения».
В 1813 г. последовало еще одно решение в пользу военнопленных офицеров – нуждающимся в обновлении одежды и не располагающим для этого собственными средствами была предоставлена возможность получения пособия от казны в размере ста рублей.
Нижние чины, безусловно, находились не в столь выгодном положении. Выделявшихся им провианта и денег не всегда хватало на пропитание и обновление одежды, при том, что на последнюю цель им пособия от казны не полагалось. В январе 1813 г. губернским властям было разослано очередное предписание Вязмитинова, которым разрешалось употреблять пленных солдат для облегчения их содержания на различные простые работы.
Однако в наиболее привилегированном состоянии оказались ппенные врачи. В России того времени хронически наблюдался дефицит квалифицированных медиков, тем более в период вызванного войной потока эпидемий заразных болезней. В этих условиях военнопленные лекари и хирурги Великой армии активно привлекались на официальном уровне для работ в госпиталях, кроме того, их услугами – в "возмездном" порядке – активно пользовалось население тех городов и губерний, где они отбывали плен.
Мой краткий обзор неожиданно разросся, поэтому завершение его будет в следующей серии.
Все использованные в материале изображения взяты из открытых источников и по первому требованию правообладателей могут быть удалены.