Связь появилась, когда катер уже шел над морем. Набились в него почти все. Разве что Федор и Макс остались дежурить на корабле. Федор – по доброй воле, а Макс – по приказу капитана.
Соловей сам вел малое судно, попробуйте-ка оспорить решение капитана! А место рядом с ним занял Горцев. Доктор Ренц с самого начала понимал, что пытаться оставить его дежурным на борту – дохлый номер, и не сказал ни слова. Остальные тоже не возражали, хотя в салоне катера, никогда не предназначавшегося для комфортной перевозки пассажиров, окон не было.
Горцев очень внимательно слушал переговоры, которые вел Соловей с планетой, пытался узнать голос, не узнавал, но это было не важно. Выжили. Дождались помощи. Устроили настоящую факторию на одном из островов… да, пару лет назад второй «Фотон» с «Алмаза» окончательно стал непригоден к полетам, его пришлось бросить… но маяк-то его продолжал работать.
Он слушал переговоры молча. Неизвестный оператор давал точные рекомендации по заходу на остров, предостерегал оставлять люки открытыми: здешняя живность любопытна и сообразительна…
А потом вдруг растерянно спросил: – Это правда что ли? Вы за нами прилетели?
– Прилетели, – ответил Горцев, и сам не узнал собственный голос.
Долина была, словно чаша с молоком. Соловьев не стал даже пытаться найти в ней место для катера. На показания приборов полагаться нельзя, черт ее знает, местную природу, то ли это дом, то ли дерево, тепловой датчик и на то и на это реагирует одинаково.
Дорогу показал яркий прожектор. Они опустились на холм, на котором за час до того Август собирал свои охотничьи трофеи.
Внешние датчики уверяли, что воздух пригоден для дыхания, давление и влажность близки к идеальным, а гравитация лишь чуть выше орбитального стандарта, но это-то как раз все и так почувствовали. Ренц все же распорядился на счет масок с фильтрами биозащиты – мало ли.
Первыми, – переговоры переговорами, а правила для всех одни,– выскочили спецназовцы со станнерами в руках. По их сигналу вышли остальные. Капитан и Горцев – последними. Один запускал финальную проверку систем, второй просто так.
И только потом из тумана долины, словно призраки, стали появляться люди. Мужчины и женщины. Все примерно одного возраста. У кого-то на руках были даже ребятишки…
Горцев смотрел, узнавал с удивлением… узнавал и считал.
Семнадцать. Из двадцати пяти тогда оставшихся на планете.
Семнадцать…
И трое детишек…
Горцев вдруг понял, что команда «Голиафа» расступилась, то ли пропуская его вперед, то ли просто давая возможность лучше видеть.
С возвращением, что ли, Евгений Станиславович?
Он быстро и ровно пошел вперед. К своим. Что скажут? Что подумают? Как им рассказать… С возвращением…
У Валентина – борода. И кажется, вот этот рыжий мальчишка в индейском прикиде – его сын… А Звонов совсем седой, но он и был самым старшим в планетарной команде…
Нильс… вот он, Нильс. Вместо левой стопы – деревяшка, в руках костыли… С возвращением.
– Жека, – узнал его кто-то. – Жека Горцев! Живой! Иди сюда, скотина, дай убедиться! Кто-то хлопал его по спине, кто-то сразу обнял. Потом вдруг все слилось в хоровод радости, объятий, восклицаний, полузабытых лиц и голосов.
Семнадцать. В голове шумело, и в то же время, все это происходило как будто с кем-то другим. И в какой-то другой жизни. Семнадцать…
Обе группы незаметно слились в одну, потому что Энджи, от переполнивших ее чувств первой сорвалась обниматься и знакомиться,
А Соловей тоже кого-то узнал и во всю силу луженой глотки заорал: – Звонов! Валера! Помнишь меня? Это я, Сергеич с «Голиафа»!
Словно какой-то клапан прорвало: Ника и Ежа тоже затянуло это нервное веселье…
Когда Горцев выбрался из центра общей радости, в висках стучало, руки дрожали, смотреть без прищура было почему-то больно. Сердце тоже колотилось неровно, да и дыхание выровнять никак не удавалось. Горцев попробовал пристроить на лицо кислородную маску – стало только хуже. Но тут увидел уж слишком целенаправленно приближающихся докторов, и усилием воли изобразил радость и готовность к новым подвигам. Даже плечи распрямил. Раскисать было рано. Никаких шансов в такой компании…
– Горцев, – хмурый Ренц сунул ему бутылку воды и какую-то пилюлю. – Сожрать. Это. Немедленно.
– Что это?
– Снотворное. Все, парень, дуй на борт. Миссия выполнена.
– Док…
– Спать, я сказал!
– Еж разболтал? Скажите ему…
– Биометрия твоя у меня перед глазами, бестолочь. Давай, пей таблетку и на борт. Вот Глеб Олегович готов проводить, заодно и поговорите…
– Не, доктор, я сам. – Он ухмыльнулся. – Сам дойду.
Ренц проводил его взглядом: знал, что Горцев за весь рейс «Голиафа» спал, дайте космические боги, часов пять. Нет, он честно пытался, особенно после серьезного разговора перед вылетом, да только ничего не помогло. Теперь должен отдохнуть. Лишь бы не выкинул лекарство, с него станется…
– Доктор, – вывела его из задумчивости Энджи, – идемте с нами, нас зовут в поселок… вам интересно? Ренц кивнул.
Он раскатал походный матрас прямо на полу отсека. Улегся, закрыл глаза. Было удивительно тихо. Катер словно покачивался на волнах, хотя так не могло быть… Горцев лежал с открытыми глазами и почему-то видел не темный потолок над головой и две погасшие светопанели, видел другое. Как наяву, плывущие где-то снизу белые вершины Ацтекских гор в желто-рыжем обрамлении леса. Красивые горы… спокойные. И облака такие чистые и мягкие… над равниной облаков не бывает, а над горами они всегда… и небо. Ярко-синее Ацтекское небо…
И у него опять был лишь один шанс из сотни успешно посадить поврежденный «Фотон»
Автор текста и рисунка Наталья Караванова