Мантикор лег на край утеса. Крупная голова покоится на вытянутых лапах, желтые глаза устремлены вдаль. Глядят в разорванные ущельями горы. Близкие, родные, но уже недосягаемые. Они теперь живут без него: плавятся в знойном полуденном мареве, вливаются пестрыми красками лесов в горизонт. Дальше, там, где они заканчиваются, только бирюзовые волны моря и белесое, выцветшее от жары небо, в клочьях редких, как нити уходящего ввысь тумана, облаков.
Если бы капризные боги в довесок к телесному могуществу мантикоров наделили их разумом, то зверь смог бы понять, что, угнетает его больше, чем боль воспалившихся ран, изнурявшая тело уже почти неделю. Тоска! Тоска и одиночество! Безысходность отчаявшегося, потерявшего свой клан, существа.
Зверь поднялся. Лизнул натекшую под ним зловонную лужицу гнилой сукровицы. Шатко заковылял к черному зеву пещеры, в опустевшее убежище его семьи. Исхудавшее тело стало непослушным. Дышит тяжело, с натугой. Ребристые бока судорожно выталкивают из легких перегоревший воздух, ломят болью нового вдоха, вздымают клочья шерсти. Неприглядные лохмы, всё, что осталось от багряной красы цвета угасающего огня, который иногда мечут боги на подвластный им мир. Но мантикоры не боялись пламени. Наоборот, завидев горящее в горах дерево, слетались к нему, кружили в восхитительном танце под падающими головнями и жгучими искрами. Наслаждались обворожительным очарованием огня, купались в его лучистом зное. И тогда, вместо грозного рыка их глотки изливали тонкие, нежные звуки, схожие с пением струйки горячего пара, прорвавшегося сквозь трещину в горе, на которой клан обрел свое логово.
Особенно хорошо было в грозу. Крылатые звери поднимались в потоках буйного ветра на немыслимую высоту, с которой виден далекий, давно покинутый ими большой мир, а их остров уменьшался до размеров площадки перед пещерой, на которой они отдыхали после охоты. Мантикоры парили в коловерти бушующей стихии, стремительно увертывались от ослепительных вспышек разлапистых молний. Кожаные крылья свистели вместе с ветром, рассекая пахнущий утренним туманом воздух. Когда небо извергало хлесткие жгуты ливня, возвращались домой, к вздрагивающему от трескучих раскатов грома утесу: умиротворенные и прекрасные, как сама природа. Боги знали свое дело, сумев соединить в этих причудливых существах стихию земли, неба и огня.
…Зверь вошел в затхлую прохладу. Поскреб когтями выгрызенную до белизны овечью кость. Их было много, целые груды. Попадались даже кости людей, но нечасто: мантикоры предпочитали не связываться с этими странными и опасными существами. Но высохшие останки добычи уже не были едой даже для крохотных насекомых и назойливых мух. Зверь продвинулся вглубь пещеры, понюхал устланное клочьями козьей шерсти лежбище. Загноившиеся глаза заслезились. Морда, удивительно похожая на лицо человека, дрогнула в недобром оскале. Из широкой груди вылился низкий, протяжный рык: лежбище сохранило запах его подруги, погибшей несколько дней назад .
Привычный запах напомнил об утрате и врагах. Но у зверя не осталось сил даже на ненависть. Вернулся на площадку. Тяжко припадая на раненую ногу, приблизился к бурым камням, сгрудившимся в отдаленном от пещеры углу. Их было семь: два крупных, четыре небольших и совсем маленький. Это все что осталось от, как думалось, всесильных властителей острова. Но люди оказались сильнее созданного богами могущества.
За год, эти жестокие твари уничтожили весь клан, вожаком которого зверь был много, очень много, лет. Может быть, они последние из мантикоров, если только, на дальней, вечно укрытой туманом и облаками, земле, не выжил кто-то из рода крылатых львов с ликами самих богов.
Это по их воле небесные львы стали почти бессмертными. Убить их могли только они сами, и то, когда этого требовали обстоятельства. Или желание, уставшего от жизни, зверя. В свое время состарившийся отец вожака, потеряв силы и волю к жизни, послал немой призыв к своему сыну. И тот понял его. Клан, оценив торжественность момента расставания с прародителем, собрался вокруг них, и сын, сжав в груди всю свою волю, пристально смотрел в родные глаза. Под ласковое пение печальной семьи вбирал в себя остатки мощи, медленно каменеющего, тела отца.
Это не было трагедией, обычное правило жизни. Теперь же, за короткое время семь членов его семьи, теряя силы, израненные стрелами и копьями, возвращались к родному логову, и Вожак, изнывая в смертной тоске, смотрел им в глаза, отправляя их в последний полет, оставляя на земле превратившиеся в камни тела. Он понимал, происходит что-то неправильное: клан не мог гибнуть от таких пустяковых ран и увечий. Обычно, раны затягивались почти мгновенно, но не в этот раз. Вожак терял близких, одного за другим. Терял и терпение, обрушивал свирепую, слепую злобу на людей, слабых в отдельности, но удивительно стойких в сообществе. Клан нарушил хрупкие правила существования крылатых львов и людей. Но у него не было выбора.
Человек сам вторгся на его остров. За какую-то сотню лет извел практически все, чем питались львы. Клан был вынужден брать у людей то, что у него отняли: их расплодившийся скот, вместо исчезнувших коз и оленей. Но двуногие существа упорно боролись за свою собственность, не уступали. Устраивали коварные ловушки, обстреливали из луков в хитроумных засадах. Но они не могли причинить существенного вреда крылатым врагам, а те, обозленные ранами, начали убивать всех, кто вставал между ними и добычей.
Кровавый узел войны завязался сравнительно недавно, может быть, половину века назад. Мантикоры не знали времени, они сами были частью всего, что живет в его невидимых отрезках. Львы могли бы быстро уничтожить своих врагов, но не сделали этого: охота ради пропитания, основной закон богов для этой жизни. Этот закон удерживал баланс зверя и человека. Но теперь он нарушился.
…Вожак вернулся к краю пропасти. Распоротое стрелой крыло бессильно обвисло, волочилось по камням, царапало жестким сгибом крупный песок. Длинный хвост с раздвоенным жалом сухо прошуршал по мелким камням.
Неделю назад они еще были вдвоем, вернулись к логову. Охота не удалась, и снова, виновны были люди. Зверь вырвал клыками стрелы из тела подруги, но раны не заживали. Вылизывал их шершавым языком, но они вспухали, источали зловоние, сочились мутной жижей, от которой гибли даже трупные мухи. Они клубились перламутровой зеленью над гниющими язвами, впивались в них хоботками и дохли. Но прилетали другие. И так, день за днем. Голод, жажда, боль и страх.
Устав бороться за жизнь, подруга пожелала стать камнем. Вожак исполнил свой долг. Теперь она, теплая и недвижная, лежала рядом со своими детьми и братом. А он пока еще жив: израненный, истощенный голодом и жаждой. И сегодня, он почувствовал властный зов смерти. Но кто принесет ему блаженное забвения? Кто, с любовью и нежностью посмотрит в его усталые глаза, провожая в бездну бесконечности, которая находится там, куда не взлетают живые?
…Боги сами услышали зов утомленного зверя. Он встал на край кручи. Собрал последние силы. Над пропастью поплыла мелодия радости и страсти, которой мантикоры приветствуют нарождающийся день и тех, кто встречает зарю рядом с ними. Вожак пел свою последнюю песню, благодарил жизнь и славил смерть.
Зверь шагнул вперед. Истерзанное крыло подвело его. Лев бессильно кувыркался в воздухе, тщетно пытаясь опереться на спасительный поток напитанного солнцем ветра, чтобы поднять на нем свое тело. Он падал. В бурлящий средь скользких камней поток. Боги открыли ему великую тайну: львы не умирают в полете. Для этого надо…
Гибкий хвост изогнулся уже у самой воды. Расчетливо и хлестко, ударил в гривастый затылок острым, наполненным смертельным ядом, жалом…
…Люди давно выследили логово мантикоров и пристально стерегли неприступный утес. Они слышали, странную для такого чудовища, нежную песню, видели, как в реку рухнул их враг. Жадно следили за падающим комочком тела того, кто внушал им суеверный страх и восхищение. Долго бежали за ныряющим в горном потоке огненно рыжим пятном.
Изувеченный труп застрял на перекате. Торжествующие победители выволокли его на берег. Первым делом отрубили кончик хвоста с раздвоенными шипами, и бережно уложили драгоценную добычу в глиняный сосуд. Жрецы смогли найти средство против крылатых львов. Год назад привезли с большой земли великую ценность: жало зверя, которое многие годы хранило в себе убийственный яд.
Им смазывали стрелы и копья. Даже ослабленная смертью и временем, отрава приносила мантикорам неизлечимые муки, неизбежно подводя их к добровольному уходу из жизни. Жрецы отыскали это знание в древних письменах.
Но кто оставил людям эти слова и убил первого крылатого льва, никто не понимал. Может быть, это сделали сами боги, которые властвуют над миром?
Автор: vasiliy.shein
Источник: https://litclubbs.ru/duel/233-taina-mantikora.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#мантикора #фэнтези #лев #тайна
