Встаешь, умываешься, завтракаешь.
Дзинь!
Идешь в магазин, убираешься в квартире.
Дзинь!
Работаешь, ведешь машину.
Дзинь!
Беседуешь с домашними, выходишь на прогулку.
Дзинь!
Кто знает, сколько раз за день останавливает тебя навязчивая мысль: а что сейчас делается ТАМ? И в тысячный раз ощущаешь внутри чувство, ставшее уже привычным: мир твоей страны раскололся пополам.
ЗДЕСЬ жизнь своим привычным и неуклонным течением заставляет поверить, что все идет по-прежнему. Но сразу осекаешься: это только конкретно тебе, дружок, так может казаться. Тебе, у которого никого ТАМ нет.
А у кого есть, так не кажется. Их жизнь с февраля сконцентрирована на своем, на главном для них, на главном для любого, кто был бы на их месте.
Веселят тебя телевизором. Успокаивают им же – какой универсальный и удобный инструмент! А на тебя день за днем заботы обычные наваливаются. И отваливаются – они всегда так, они как море.
Но ТАМ вот прямо сейчас кто-то погиб. И до этого – тоже.
Министерство насчитало на 25 марта 1351 смерть.
Мужики, вы замечали, что у женской половины человеческого рода свое отношение к цифрам и числам? Их величина даже при абсолютной идентичности случаев сильно варьируется, особенно, когда она вписывается в парадигму «твое – мое».
Это я не о девушках-санитарках. Там воюют (а можно такое слово употреблять? я бы написал какое другое, но не знаю, что для данных случаев велено) большей частью мужчины.
Если бы у человечества не было опыта предыдущих войн, кто бы сомневался в спущенном народу числе. Все же люди с тяжелыми погонами говорят, а они за свою долгую карьеру выкристаллизовались в процессе естественного отбора как лучшие в армии.
Но по ходу всех войн все страны-участницы (если кто знает исключения, сообщите) преуменьшали свои потери и преувеличивали вражеские.
Ладно, пусть выданное МО число в ладах с действительностью. Но не уйти от мысли, что за 9 лет и полтора месяца войны в Афганистане страна потеряла 15 тысяч человек. А здесь за месяц погибает такое число, которое соотносимо со среднегодовыми потерями в операциях тогдашнего «ограниченного контингента».
Потом. Любой понимает: вот сейчас у тебя столько-то погибших, а через минуту будет, скажем, на одного-двух больше. А за минуту до того было на одного-двух меньше.
Министерские счетоводы хорошо подумали над цифрой. Обратите внимание, что сообщенное нам число заканчивается на однушку. Это должно наводить на мысль, что учет идет до каждого отдельно взятого человека, что никто, конечно же, не будет забыт…
А каким компьютером и в которой минуте которого часа они это насчитали?
Да пусть их. Дело, конечно, не в цифре. Жалко каждого отдельного молодого парня. Жалко вдов, родителей, детей.
Чтобы здешнему нашему народу и дальше поднимать ввысь рекорды патриотической гордости и небывалого единения вокруг, начальству сподручнее призывать на «операцию» людей из совсем уж глухих мест: там вой осиротевшей вдовы не заставит недовольно нахмурить брови толпу довольных жизнью граждан.
В разговорах я слышал: сейчас не Афганистан, воюют контрактники, а они знали, на что подписывались.
По-разному. У одного моего родственника зять не захотел после окончания вуза ездить вахтовиком на северные буровые и подался в т.н. Росгвардию. Видно, что парень головастый, сумел устроиться. Где он сейчас?
Контрактники, не контрактники – в любом случае это наши российские ребята, вместе составляющие армию.
Говорить об их мыслях и чувствах в «специальной военной операции» я не буду: сам не воевал и потому не имею права. То, что они сейчас чувствуют, понимает только тот, кто сам через это прошел.
Но например, 23 февраля – всегда, а также периодически в другие дни я вспоминаю: на постовых вышках в этот момент столько ребят мерзнет! Все от того, что сам это дело попробовал. Пока сам не ощутишь, почем фунт лиха, до конца солдата не поймешь, будь ты хоть самый разгенералистый генерал.
Точно так же жалко убитых молодых украинцев. Не надо мазать их коричневой краской. Это некрасиво. Непорядочно.
Давайте-ка, кончайте с этой бодягой.
Вы, конечно, считаете, что сами решите, когда и как. Вы хорошо знаете: любая война когда-то кончается миром. Вы считаете себя вправе посылать других на смерть. Вы присваиваете себе право решать за меня судьбы моей страны.
Решайте. Но я вам такого права не давал. И совесть моя чиста. А ваша – нет.