Дисклеймер: Что вы за автор такой, говорит читатель. Человек вас читает, посвящает вам свободное время, вы его всю жизнь водой и субъективом мучаете. А когда он перестает читать, обливаетесь слезами. Ты в нашем паблике уже год и восемь месяцев, отвечает автор, а так ничего в ней и не понял. А сами вы что-то понимаете, спрашивает читатель. Я? Автор задумывается и смотрит на читателя. Сам я, конечно, тоже ничего не понимаю.
В современном литературном мире практически любая громкая премия скорее отрицательная характеристика для книги, чем положительная, а уж когда ее хвалят все кому не лень, это еще сильнее настораживает. Поэтому к "Лавру" я подходил с легким скепсисом. И первые страниц пятьдесят действительно жутко мучился, а потом... Но всему свое время.
Сюжет
Ой, да какой там сюжет. Вам оно надо? Зачем нужен сюжет, когда можно просто насладиться эстетикой великих славян. А если серьезно, "Лавр" по сути своей полу-житие, полу-притча, из чего и вытекает формальная сюжетная канва - история жизни одного средневекового врачевателя. Во всяком случае, начало таково. И оно, как можно понять, мне не очень-то сильно и нравилось до определенного момента.
Арсений, главный герой, все детство проводит со своим дедом-знахарем, от которого учится врачебному делу (если это можно так назвать, конечно). Когда дед погибает, Арсений становится его преемником и лечит людей в Рукиной слободке, пока однажды к нему не приходит девушка, Устина, из деревни с поветрием. Арсений отогревает ее, лечит и в конце концов они начинают жить вместе, не повенчавшись в церкви. Очень скоро они обнаруживают, что Устина беременна (такое бывает, особенно когда вы в средневековье). В тяжелых, ужасных родах, которые по-моему являются одним из самых сильных моментов в романе, Устина погибает вместе с ребенком. И с этого момента начинается та часть сюжета, которую я не хочу пересказывать, потому что события в ней далеко не главное. Скажу только, что начиная со сцены родов я абсолютно забыл о том, что меня не впечатлило начало, что я должен бы относиться к произведению со скепсисом и так далее. Потому что если и не с самой первой страницы, но уж с этого момента так точно оторваться я не мог - настолько это плавное, перетекающее и завораживающее действо.
Книга разделена на четыре эээ... книги. Книга познания, отречения, пути и покоя. Каждая из них отсекает этап жизни Арсения, причем не только метафорически, как это обычно бывает, но и вполне буквально, на сюжетном уровне, и каждая в каком-то смысле связана с новым его именем, пусть и не всегда в точном соответствии с началом следующей части (Лавром, к примеру, главный герой становится только ближе к концу Книги Покоя, но на самом деле вся она уже о Лавре). Сначала может показаться, что действия здесь будет мягко говоря немного, но на самом деле не в каждом экшене о попаданцах найдется столько событий - встречи с князьями, юродивыми, итальянцами, паломничество в Иерусалим, врачевание, постриг, переход на все новые ступени понимания мира и веры. Причем все это, несмотря на то, что по сути роман постмодернистский, сплетено четкой, правдоподобной структурой, не нуждающейся в какой-либо мистике или вмешательстве извне. Эта история (или лучше в духе подзаголовка на обложке назвать ее псевдоевдоисторией) практически полностью могла произойти в описываемые времена.
И отдельно хотелось бы отметить концовку. Верне даже не саму концовку, но последнюю сюжетную линию, введенную для меня абсолютно неожиданно. Казалось бы, все идет к своему логическому завершению так, как должно, но в итоге за десять страниц вся уже привычная почва уходит из-под ног, оставляя в какой-то странной растерянности и неопределенности. И только дочитав все полностью понимаешь, что все на своих местах и как раз теперь все так, как должно быть.
Язык
А теперь пристегните ремни, мы начинаем.
Что сие, спрашивает новая настоятельница у присутствующих, но прежде всего у самой себя. Результат ли терапевтических мероприятий брата нашего Устина или чудо Господне, явленное помимо человеческого воздействия? В сущности, отвечает сама же настоятельница, одно другому не противоречит, ибо чудо может быть результатом труда, помноженного на веру
Цитата выбрана практически случайно, но иллюстрирует общий стиль максимально точно: удивительное, ни на что непохожее смешение древнерусского, современного литературного языка и совершенно случайных терминов, канцеляритов, рассуждений в духе философии. Половину любого диалога вы прочтете как в обычном романе, а потом вдруг столкнетесь с "Гой еси Арсение" или чем-нимудь подобным и вторую половину прочтете уже так, иногда скорее догадываясь по контексту, о чем была та или иная фраза.
И магия этого текста в том, что все это смотрится максимально органично, как бы нараспев, одним долго тянущимся песенным речитативом, нескончаемым потоком слов, декламируемых под гусли с медиатором и электрическим усилителем. Безусловно, один только язык "Лавра" настолько уникален, что делает его обязательным к прочтению. Концептуальные прорывы в форме и поэтике текста случаются сейчас все реже и реже, но это, на мой взгляд, определенно один из них.
Историзм, вера и другие аспекты
И вот еще один поразительный парадокс - максимально ненавязчиво, без каких-то длительных пассажей и экскурсов, "Лавр" настолько погружает в атмосферу того времени, что все это начинает казаться привычным, как будто так и должно быть, как будто бы каждый из нас вчера общался с посадником, проходя мимо монастыря к дому кузнеца. То же самое и с верой - поначалу у меня были опасения, что меня, человека не сильно религиозного, может оттолкнуть что-то подобное, но этого совершенно не замечаешь, потому что автор ни секунды не пропагандирует какую-то точку зрения, ему это не нужно. Просто герой сам по себе донельзя пропитан верой, не показной, а именно тем, что в моем понимании называется настоящей верой. И с этим не хочется спорить, с этим не хочется соглашаться, это просто существует и ты наслаждаешься тем, как именно все происходит, как размышляет Арсений, как он приходит к каждому последующему этапу, как события развиваются именно по тому сценарию, который одновременно кажется нескладным, странным, вычурным, но при этом подсознательно правильным и настоящим.
Главная ценность романа, если выделять не художественную составляющую, а духовную, моральную или назовите ее еще как угодно, как вам нравится, именно в этом ощущении. Опять же, даже я, человек совсем не близкий к вере и совсем не склонный о ней размышлять, почувствовал нечто подобное - по-видимому то самое чувство, которое испытываешь, когда безоговорочно, без сомнений веришь. И это чувство сопровождает читателя весь роман, это чувство придает ему такую целостность, которую я видел очень в редких текстах. И формулируется оно очень просто: все так, как и должно быть.
Вывод
"Лавр" написан гениально. "Лавр" написан о чем-то, о чем стоит писать. "Лавр" написан так, что вам захочется об этом читать. Все те отчаянные патриоты, кричащие, будто бы нам нужно держаться своих исторических корней (под которыми они чаще всего понимают аляпистый пошлый вздор с залихвацкими уханьями или кричаще-яркими кокошниками), не сделали для того, что они называют "русской культурой", и сотой части того, что сделал Водолазкин своим "Лавром". Не важно, верующий вы человек или не очень, интересуетесь русской историей или нет. Роман, написанный настолько остроумно, умно и честно не просто подходит всем. Он, пожалуй, может определить некоторую эпоху. Я не стал прославянистом и не побежал молиться в ближайший храм после прочтения. Но я с удовольствием готов перечитать "Лавра" хоть сейчас. И мог бы рассыпаться в похвалах ему еще десять страниц, которые вы бы пролистали, но вместо этого я предлагаю вам не тратить время и пойти читать роман, который, вполне вероятно и я очень на это надеюсь, войдет в плеяду лучших отечественных произведений, как наиболее удачное переосмысление всего нашего исторического наследия