1 апреля 1809 года родился великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь.
Родился он в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии Российской империи, то есть в Малороссии.
Учась в Нежинской гимназии, Гоголь писал стихи в рукописный школьный журнал. Особых успехов мальчик достиг именно в русской словесности.
Когда Гоголю исполнилось 19 лет, он переехал в Санкт-Петербург. Жилось писцу одного из отделений департамента уделов в чине коллежского регистратора тяжело: работа скучная, неинтересная, жалованье скудное. (Понимаете, откуда автор «Шинели» черпал материал для создания образа Акакия Акакиевича Башмачкина?)
Отдушиной стала литература. Знакомство с Дельвигом, Жуковским, Плетнёвым, Пушкиным, преподавание истории в Петербургском университете сильно изменили жизнь Гоголя: перед ним открылась перспектива общественно-полезной деятельности.
Сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» поразили русских читателей: им открылся удивительный, яркий, одновременно узнаваемый и новый мир, где парубки гуляют на Сорочинской ярмарке, ездят верхом на чёрте, ищут пропавшую грамоту, сталкиваются с ведьмой панночкой, где сосуществуют Вий и старосветские помещики, где чёрт знает из-за чего ссорятся Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, где витязи былых времён защищают русскую землю.
Знаменитый литературный критик Виссарион Григорьевич Белинский в своей статье 1835 года «О русской повести и повестях г. Гоголя» с большим чувством пишет о поэтических очерках Малороссии, принадлежащих перу Гоголя: «Сверх того, он здесь расширил свою сцену действия и, не оставляя своей любимой, своей прекрасной, своей ненаглядной Малороссии, пошёл искать поэзии в нравах среднего сословия в России. И, боже мой, какую глубокую и могучую поэзию нашёл он тут! Мы, москали, и не подозревали её!..»
Белинский хвалит Гоголя за верность жизни: «Беспристрастие его идол. Доказательством этого может служить „Тарас Бульба”, эта дивная эпопея, написанная кистию смелою и широкою, этот резкий очерк героической жизни младенчествующего народа, эта огромная картина в тесных рамках, достойная Гомера. Бульба герой, Бульба человек с железным характером, железною волею: описывая подвиги его кровавой мести, автор возвышается до лиризма и, в то же время, делается драматиком в высочайшей степени, и всё это не мешает ему по местам смешить вас своим героем. Вы содрогаетесь Бульбы, хладнокровно лишающего мать детей, убивающего собственною рукою родного сына, ужасаетесь его кровавых тризн над гробом детей, и вы же смеётесь над ним, дерущимся на кулачки с своим сыном, пьющим горелку с своими детьми, радующимся, что в этом ремесле они не уступают батюшке, и изъявляющим своё удовольствие, что их дóбре пороли в бурсе».
Несомненное достоинство произведений Гоголя, по мнению Белинского, — лиризм, которым проникнуты описания предметов, увлекающих автора. «Описывает ли он бедную мать, это существо высокое и страждущее, это воплощение святого чувства любви — сколько тоски, грусти и любви в его описании! Описывает ли он юную красоту — сколько упоения, восторга в его описании! Описывает ли он красоту своей родной, своей возлюбленной Малороссии — это сын, ласкающийся к обожаемой матери! Помните ли вы его описание безбрежных степей днепровских? Какая широкая, размашистая кисть! Какой разгул чувства! Какая роскошь и простота в этом описании! Черт вас возьми, степи, как вы хороши у г. Гоголя!..»
Критик признаётся: «После „Горя от ума” я не знаю ничего на русском языке, что бы отличалось такою чистейшею нравственностию и что бы могло иметь сильнейшее и благодетельнейшее влияние на нравы, как повести г. Гоголя».
Особое место в них занимает повесть «Тарас Бульба», названная Белинским эпопеей. «И какая кисть, широкая, размашистая, резкая, быстрая! Какие краски, яркие и ослепительные!.. И какая поэзия, энергическая, могучая, как эта Запорожская сечь, то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы, откуда разливается воля и козачество на всю Украину!..»
Однако слово «Украина» Гоголем не используется — он пишет о России.
Обратимся к самому тексту в редакции 1842 года.
«Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжёлый ХV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Р о с с и я, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка р у с с к о й природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счёту никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: „Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак” (что маленький пригорок, там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явленье
р у с с к о й силы: его вышибло из народной груди огниво бед».
«Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один р у с с к и й, — всё это было ему по плечу. Кроме рейстровых козаков, считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных[1]: стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сёл и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: „Эй вы, пивники, броварники! полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух! Ступайте славы рыцарской и чести добиваться! Вы, плугари, гречкосеи, овцепасы, баболюбы! полно вам за плугом ходить, да пачкатъ в земле свои жёлтые чёботы, да подбираться к жинкам и губить силу рыцарскую! Пора доставать козацкой славы!” И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево. Пахарь ломал свой плуг, бровари и пивовары кидали свои кади и разбивали бочки, ремесленник и торгаш посылал к чёрту и ремесло и лавку, бил горшки в доме. И всё, что ни было, садилось на коня. Словом, р у с с к и й характер получил здесь могучий, широкий размах, дюжую наружность».
[1] Комонь (др.-русск.) — конь. Охочекомонный — охочий до коней, в контексте повести — доброволец.
«Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Р у с с к о й земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдёт до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как
р у с с к а я душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а... — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!»
«Пошатнулся Шило и почуял, что рана была смертельна. Упал он, наложил руку на свою рану и сказал, обратившись к товарищам: „Прощайте, паны-братья, товарищи! Пусть же стоит на вечные времена православная Р у с с к а я земля и будет ей вечная честь!”»
«А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: „Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века
Р у с с к а я земля!” И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Р у с с к о й земле и, ещё лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру».
«Балабан, куренной атаман, скоро после него грянулся также на землю. Три смертельные раны достались ему: от копья, от пули и от тяжёлого палаша. ... Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: „Сдаётся мне, паны-браты, умираю хорошею смертью: семерых изрубил, девятерых копьём исколол. Истоптал конём вдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. Пусть же цветёт вечно
Р у с с к а я земля!..” И отлетела его душа».
«Повёл Кукубенко вокруг себя очами и проговорил: „Благодарю бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас живут ещё лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом
Р у с с к а я земля!” И вылетела молодая душа. Подняли её ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет ему там. „Садись, Кукубенко, одесную меня! — скажет ему Христос, — ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал мою церковь”».
«Нечего описывать всех битв, где показали себя козаки, ни всего постепенного хода кампании: всё это внесено в летописные страницы. Известно, какова в Р у с с к о й земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня. Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам. И горе кораблю, который нанесётся на неё! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и ломится в прах всё, что ни есть на них, и жалким криком погибающих оглашается поражённый воздух».
В контексте эпопеи, живо рисующей нравы XV века, слово ВЕРА обозначает религиозное мировоззрение, недаром войны там ведутся между православными казаками (козаками) и католиками-поляками. Но в наши дни слово ВЕРА предполагает ещё и твёрдую убеждённость в истинности выбранного пути, глубокую уверенность в том, что наше дело правое.
«Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул на Днестр, уже козаки были на челнах и гребли вёслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чёртовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придёт время, будет время, узнаете вы, что такое православная р у с с к а я вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Р у с с к о й земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..»
