Антон так и не смог понять, сколько времени провёл в забытьи – из-за бесцельного образа жизни он не представлял, ни какого числа, ни в какой день недели отправился в чащу, следя за Королёвым. Однако за это время мир, прежде чуть тронутый белым, будто наскоро заштрихованный, превратился в настоящую ледяную пустыню и заметно похорошел, стал намного опрятнее, величественнее. Даже старый отцовский дом, давно и неряшливо выкрашенный в издевательский бирюзовый цвет, окружённый седовласыми соснами, поставленный в центре своей равнины, будто именинный торт на парадную чистейшую скатерть, укрытый рыхлой снежной шапкой, преобразился в изящный терем с иллюстрации к пушкинским сказкам.
В доме было душно, пахло выпечкой. На кухне Наташа, суровая, поджавшая губы и сдвинувшая брови так сильно, что даже на её идеально гладкой по воле косметологов переносице залегла глубокая вертикальная складка, быстро, нервно передвигалась между столом и плитой, выливая половником густую жёлтую массу на маленькую чугунную сковородку. Антон не успел обычным ехидным тоном высказать первую попавшуюся колкость (а он мог произнести само слово «Блины!» так, что сестру бы затрясло от справедливого возмущения), как она, подняв на него глаза, с громом уронила сковороду на конфорку и, протянув недовольно: «Нагулялся?», – разом обрушила на него, видимо, давно клокотавшее внутри возмущение.
- А к нам приходила эта тварина! Медсестра! Вошла прямо сюда, вот в эту кухню, – Наташа ошарашенно обвела глазами тесное пространство, как будто оно было сакральным и сам факт попадания сюда постороннего по умолчанию был святотатством, – и давай мне тут божиться, что она знает, что я её подозреваю, но у неё и в мыслях плохого не было, что отца она обожала и жить без него не может, но между ними ничего, и сын её не от него, и она вообще не понимает, почему ей вдруг досталось хоть что-то в наследство!
Тут Наташа наигранно захлопала глазами, изображая кукольную наивность, и с презрением выдохнула:
- Актриса!
Антон всё ещё не мог отойти от недавно пережитого, и всё, происходящее в реальности, казалось ему чем-то вроде сна, тогда как наваждение его, как любое прекрасное сновидение, продолжало жить в душе, не отпуская из своего завораживающего плена, и собиралось в любую секунду присниться заново. Только что ему было шестнадцать, и он, совершенно для себя неожиданно, триумфально даже, потерял девственность – причём, думалось ему, не только сексуальную, а вообще, так сказать, бытийную: посмотрел на себя будто с вышины, выпустил на волю долго дремавшего взаперти джинна, вышел, наконец, в подлинную жизнь… И, совершив за минуту стремительный путь в десяток лет, эта казавшаяся удачной и правильной жизнь привела его сюда, на Дно: бездомным сиротой, бесцельным наркоманом, безумным блогером, холостяком, одиночкой, уязвимым нахалом…
Наташа перебила его уносящиеся вдаль мысли.
- Знаю я цену этим слезам. Разумеется, я её прогнала. Но тут выбежал этот, – она раздражённо указала в направлении гостиной, намекая на Королёва, и попыталась передразнить его высокий, монотонный голос. – «Что вы себе позволяете? Этот человек пришёл ко мне! Вернитесь!». И попёрся за ней! Так они ещё час о чём-то шептались за закрытыми дверями. Обложили, наследнички, со всех сторон. Спелись, твари!
Она со злостью схватила с плиты сковородку и быстро стряхнула с неё лопаткой в мусорное ведро блин, сверху лунно-жёлтый, но с обратной стороны почерневшей.
- А вдруг обратная сторона луны тоже подгоревшая? – спросил вслух Антон, отстранённо наблюдая за действиями сестры.
- Шут! Опять обдолбался? – закричала та, вглядываясь в его глаза. – Не было тебя два дня, и незачем было возвращаться!
Пряча слёзы, она повернулась к кастрюльке, стоявшей на столе, и начала стремительно помешивать её содержимое половником, с неприятным плоским звуком отстукивавшим каждый свой оборот по стенкам. Антон пошёл наверх, в свою комнату, вспоминая, как добирался сюда в сопровождении новой однорукой знакомой. Она тогда тоже первым делом спросила:
- Ты пьяный или под чем-то?
Антон, ступая по лесу чуть позади неё, изучая её сутулую спину в широкой куртке и с болтавшимся свободно в такт быстрому шагу рукавом, задумчиво ответил.
- Похоже, но вроде не должен. А у тебя рука сломана или просто нету?
- Просто нету, – коротко подтвердила она.
- Я тебя помню. Ты как-то к Ульяне приходила.
Ксюха не ответила. Антон посмотрел наверх, и от трепещущих в далёкой вышине крон закружилась голова.
- Мне надо запомнить дорогу до этого места, где ты меня нашла, – задумчиво произнёс он вслух.
- Запомни, – коротко и недружелюбно откликнулась провожатая.
- А ты что там делала?
- Просто гуляла.
- Одна в лесной чаще?!
- Да! Именно потому что там точно надеялась быть одна! – огрызнулась она.
- Что? Тяжёлый период? – понимающе хмыкнул Антон.
Девчонка вдруг замерла и резко развернулась к нему. По стремительности её движений да звучавшей прежде интонации Антон ожидал увидеть в её лице гнев. Но нет: оно было очень бледным, беспомощно вытянутым, печальным.
- Я не знаю, – неожиданно спокойно ответила Ксюха и снова тронулась вперёд. – У меня как будто других периодов и не было. Вся жизнь какая-то, – она запнулась, не подобрав достойного слова. – А оказалось, тяжёлой она стала только теперь.
- Можешь объяснить, что случилось?
- Наверное. Исчезли два человека, которые были очень хорошими. Лучше всех здесь! Думаю, не только здесь даже.
- Как это: исчезли?
- Один погиб. Другой, слава богу, спасся, но никогда не вернётся. А виновата в обоих случаях как будто бы я.
- О, это чувство вины! – высокопарно, но дружелюбно проговорил Антон. – Мой тебе совет: не делай, как я, не дави его, не высмеивай. Может быть, это единственное, что делает тебя человеком!
Незаметно друг для друга они поравнялись и шли рядом, хоть и вынуждены были поочерёдно уворачиваться от тесно растущих сосен. Ксюха спросила:
- А ты Ульянин...?
- Дядя, – продолжил он за неё.
- Да, я вроде так и думала, но как-то не похоже. Я бы скорее сказала, что брат.
Антон покосился на неё и заметил, что она с любопытством разглядывает его татуированные кисти рук и сложный орнамент на шее – единственные фрагменты слившейся в целое, словно панцирь, красочной росписи, заметные из-под куртки.
- У нас в городе многие девчонки о тебе говорят. С кем ты успел… ну.., – она смутилась и не стала договаривать.
- И что говорят? – равнодушно спросил Антон.
- Да все в восторге! Ты молодой, весёлый. У нас обычно другие бывают: они постарше, грубые, нудные.
Антон вздохнул.
- Знаешь, мне кажется, я начал свою жизнь в шестнадцать… Но как будто там её и закончил. Или нет: просто завис. Так и остался мальчиком, который пошёл против родителей, хотел всему миру показать, что он сам по себе, всех удивить… Но ни хрена у него не вышло! И теперь он день за днём воспроизводит себя самого десятилетней давности. Через силу. Заигрался, так сказать. Казалось, это я настоящий – но это была ещё одна роль. Противовес куда более унылой, но тоже роль. Без неё я был бы вообще никем, но она надоела, она мне не идёт. А какой я на самом деле, я забыл. Вернее, никогда не знал. Вот тебе сколько лет?
- Девятнадцать.
- Тебя любили родители?
Ксюха вздрогнула и заговорила не сразу.
- Странно… В последнее время очень много разговоров о любви.
- Ну, это такой возраст у тебя, – начал, было, объяснять ей Антон, но она не слушала, продолжала свою мысль.
- Ещё недавно я б тебе точно сказала, что да. Ну, в смысле, они меня родили, кормили, били и орали – а что делать? Родители же! Выходит, любили. А теперь я тебе скажу, что нет: им было на самих себя насрать, и на всю жизнь, и сами они больше похожи на животных, а я им тем более не нужна. Так, болталась под ногами. Нет, никто меня не любил, и я тоже никого не любила.
- Да уж, – после небольшой паузы медленно протянул Антон. – Не буду говорить, что у меня то же самое. Но меня, похоже, не любили тоже. Я был их амбициозным проектом, который не оправдал вложений. А не оправдал я их, потому что раскусил, что всего лишь проект. И я их вроде бы всю жизнь за это ненавидел; а может быть, пытался простить…
Он остановился, и Ксюша тоже замерла. Антон старался вычленить мысль, которая вилась совсем рядом, верная и меткая, прежде недоступная ему, но её словно подхватывал какой-то сумбурный вихрь, и уносил всё дальше и дальше, а то, что попадало на её место, казалось глупым и излишним. Медленно выговаривая слова, он, как охотник, крадущийся за жертвой, жаждал приблизиться к невесомому откровению, но, произнося вслух, ощущал всю бедность и слабость сказанного.
- А оказалось, всё это время я ждал, что вскроется правда, что это окажется моей ошибкой. Теперь они оба умерли, и получается, что я не ошибся, надеяться мне больше не на что. Я был обманут, и так боялся попасться на этот крючок ещё раз, что запретил себе хоть кого-то любить. Даже просто уважать! Я уже и не вспомню, как это было. В последний раз – в шестнадцать лет, больше никогда. Всё это время я только и ждал чуда, но, видишь ли, чудеса не происходят с теми, кто не готов за них что-нибудь ценное отдать. А я жлоб! Я хотел быть в безопасности. Всеми горячо любимый, но никому не обязанный. Старался нравиться каждому встречному, чтобы потом переубедить: я такой мудак, что если вы меня кинете, то я это заслужил, но сам именно этого и хотел. И вообще я ни в ком из вас не нуждаюсь! И что теперь? Да ничего. Бессмыслица какая-то! Ни одного человека, с которым можно было бы просто поговорить серьёзно. Себя показать настоящего. Себя настоящим самому увидеть, в конце концов!
Они двинулись дальше. Несколько шагов – и в просвете деревьев заголубели стены отцовского дома.
- Я дальше не пойду, – сказала Ксюха.
- Хорошо, – согласился Антон. – Спасибо тебе.
Она беззвучно отмахнулась, как бы говоря: было бы за что!
- Скажи только: ты была хоть раз в жизни счастлива?
Ксюша, смотревшая на него так пристально, будто хотела выучить наизусть, лишь мотнула головой.
- Зря. Наверняка была. Помнишь, где ты меня нашла? Вот иди туда и залезь в эту нору…
Видя, что она воспринимает его слова как шутку, Антон настойчиво продолжил:
- Не бойся, иди! Я завтра найду и вытащу тебя, обещаю. Обязательно сходи, слышишь? Пойдёшь? Узнаешь много интересного.
Сжав тоненькие плечи, он легонько тряхнул замершую девушку и, не простившись, быстро зашагал в сторону дома. А Ксюша смотрела ему вслед, оторопев, до тех пор, пока долговязая фигура в длинной куртке болотисто-зелёного цвета не слилась с далёким маревом редеющего соснового леса и совсем не пропала из виду.
#мистика #фантастика #триллер #детектив #рассказ