СерафимаВанна пила чай. Полдень на даче - время долгих самоварных посиделок, пузатых фарфоровых чайников и разнокалиберных чашек. Можно сидеть на веранде и ни о чем не думать. Только чай и варенье.
МихалВладимыч чай не пил. Он со знанием дела пристраивал к Аленкиному вигваму очередной Серафимин гобелен. Занятие ему явно нравилось. Ещё с утра они с внучкой накололи гору лучинок на растопку самовара и обеспечили себе полдня свободы.
Алена носилась по садовым дорожкам с чумазыми приятелями. Время от времени зависала в кустах малины, в зарослях гигантского ревеня, мелькала на крыше среди виноградных листьев, ползала по канавам. Индейцы вышли на тропу войны.
Мирно шуршали, копошась в цветах пчелы. Дремали на солнце бабочки. Стрекотали взбалмошные кузнечики. Соседи разбрелись по верандам.
СерафимаВанна с удовольствием оглядывала владения: яблони, помидорные ряды, парники с огурцами, заросли укропа, пожухшие клубничные поля и зелёные стены смородины.
Долгий летний день. Ничего не происходит. Сонно, скучно. Среди вязкой дремоты и разлитого покоя на веранде появилась Алена.
-Бабусь, я ногу занозила!
В подошве торчал гвоздь. Ржавый кривой. Явно из какого-то кострища. Вся нога в золе.
-Господи, угораздило же! МихалВладимыч!
Дед по голосу понял - пора за аптечкой. Запасы йода, зеленки, стерильных салфеток и бинтов рванули на веранду.
Гвоздь пропорол ногу почти насквозь. Пока извлекали ржавое железо, промывали рану, останавливали кровь, заливали йодом и бинтовали, СерафимаВанна ворчала:
-И где тебя только носит! То синяки, то ссадины! Сколько можно! Ты же девочка!
В травмпункт не поехали. На прошлой неделе Алене там зашили бровь и вкололи столбняк. Решили - обойдётся.
До вечера Дед с внучкой сидели в вигваме, оперяя стрелы для нового лука. За правильно гнущейся веткой МихалВладимыч сам лазил на старую иву.
СерафимаВанна чаёвничала с соседками. Пробовали новое варенье - «крыжовенное изумрудное».
Домой собрались в сумерках. В гору на остановку шли как всегда: впереди СерафимаВанна, сзади МихалВладимыч с прыгающей на одной ноге внучкой.
Девчонка едва научившись ходить, сразу перешла на бег, препятствий не замечала и постоянно попадала в переделки: то с дерева свалится, то в подвал загремит, то на заборе повиснет, а про велосипед и говорить нечего! Не привыкать.
-Вся в меня! Шустра! Без нытья: огонь-девка! - улыбалась СерафимаВанна.
Вспомнилось ей далёкое детство. Пыльная улица, босоногая девчонка, летающая по заборам и оврагам. Тихая сестренка возилась с куклами и терлась на кухне возле матери. Братья глупостями не занимались - учились, ходили по кружкам и пионерским собраниям. А Серафима подбирала огромных лохматых псов, лазила по сыпучим склонам, плавала в омутах, ныряла под вагоны на железной дороге. Мать охала, глядя на растрепанную дочь с подранными коленками и локтями. Отец до слез хохотал над ее приключениями и звал не Симой, а Семёном.
Такая порода...
Ногу, покалеченную гвоздем, целый месяц лечили «алоем». Корявый колючий куст жил на СерафимаВанниной кухне, как средство от всего: насморка, кашля, ран, болячек и прочего, прочего, прочего. Он и тут не подвёл. Дырку затянуло, зажило. Как всегда.
А трофейный гвоздь ещё долго валялся в дачной аптечке «на память».