А Митрич в политике ни бум-бум, в железках он бог и царь. Таращит всю жизнь на своем горбу супругу, детей, отца.
Семейного счастья хлебнул с лихвой. Будильник — труба зовёт. Проснулся, умылся, поел, живой, до вечера на завод. Наверное, нужно ввязаться в спор, но Митрич кремень, молчун. Он знает, что сына вести на спорт, сопливую дочь к врачу. Запомнить пароль, записать логин, дожить до глухих седин.
Одни из сети говорят: беги, другие твердят: сиди.
И Митрич, захваченный как трофей, опять почему-то плох. Зато получается видеть фей, ну в мае, когда тепло.
Они спят на ландышах каждый май, воздушные, голос тих.
А Митрич реально сойдёт с ума, когда потеряет их. Ведь это одна из его наград, его, душу мать, миры.
Он Митрич, он сварщик, шестой разряд, орёл, не хухры-мухры.
До мая ещё далеко совсем, ещё не растаял лёд.
А Митрич с работы приходит в семь, и то если повезёт. Во вторник однажды спешит домой, скользит по газону взгляд. И — феи, и — ландыши, боже мой. Цветы отменяют ад.
А Митрич, смущение одолев, как ляпнет:
— я вижу вас. Представьте — я тоже крылатый эльф, хотя бы на миг, на час. Мне нравится небо, течение рек, мне солнце целует лоб. К тому же — я чувствую — человек ужасное хочет зло. Виньетки рисует карандашом и котиков любит, но..
***
Сидит в кабинете большом-большом большой человек. В окно соседнего здания материк украдкой бросает тень.
Тут на тебе — Митрич в окошко шмыг, волшебная дребедень.
В цветочной пыльце у него живот, и сказочен он, и мил.
Большой человек говорит: чего, кто придурь сюда впустил?
А Митрич в спецовке, почти в тряпье (ай ладно, пятно оттёр), вещает, забравшись на пресс-папье (вот надо же, как хитёр).
Затейливым крылышком трепеща, поскольку сегодня ши:
— ведь мы же с тобой мужики, и ща мы быстренько всё решим.
Большой человек открывает рот (раз тридцать, а может, сто). Пугается: к лешему, на курорт, ромашковый пить настой.
Не делает злого. Глядит в ютуб. Там кошечка, что пестра.
А Митрич в политике просто дуб. Ему на завод с утра.