У Петра Алексеевича имелось множество собственных тростей. Все они были простенькими (самые богатые трости были местами лишь отделаны серебром или слоновой костью), но весьма увесистыми.
Трость Петра Первого, которая хранится в Волгоградском музее, весит около трех килограммов, а "Нарвская дубинка" около 2 кг. Высокого роста Самодержце опирался на трость при ходьбе, но было у трости еще одно предназначение — колотить нерадивых.
Царь колотил за казнокрадство, порчу государева имущества и за прочие вины. Иной раз некоторым доставалось и за меткое слово. Так не раз, по словам Я.Штелина, был колочен царский шут Балакирев, который любил вставить в разговор с государем дерзостную или едкую тираду. Шуту спускалось многое, но иной раз терпение Самодержца заканчивалось.
Экзекуции, по словам царского механика А.Мартова, проходили в кабинете Петра или на Токарной.
Мартов писал:
"В сих-то комнатах производились все государственные тайности, в них оказываемо было монаршее милосердие и скрытое хозяйское наказание, которое никогда не обнаруживалось, и вечному забвению предаваемо было.
Я часто видел, как государь за вины знатных чинов людей здесь дубиною потчевал и, как они после сего с веселым видом в другие комнаты выходили и со стороны государевой, чтобы посторонние сего не приметили, и в тот же день к столу удостоиваны были.
Но все такое исправление чинилось не как от императора к подданному, а как от отца к сыну."
То есть, чиновники не желали признаваться, что бы поколочены царем и из комнат этих выходили веселыми. Потому что, если бы колотушки от государя — их ожидал бы уголовный суд за растраты, а это уже грозило каторгой в Сибири, отбиранием земель, дворцов, крепостных, прав и прочими неприятностями.
Однажды, Мартов был свидетелем, как Петр колотил Александра Меншикова, своего любимца и фаворита, известного всем казнокрада и плута.
Нартов свидетельствовал:
"И хотя вина была уголовная... государь наказал его только денежным взысканием, а в Токарной тайно при мне выколотил его дубиной и потом сказал: "Теперь в последний раз дубина; ей впредь, Александра, берегись!"
Следует сказать, что царь, вымещая свою ярость на спинах нерадивых чинов, быстро отходил и вскоре обращался к ним с ласкою.
Так, однажды, при инспекции улиц Санкт-Петербурга, увидев неисправный мост, Петр поколотил генерал-полицмейстера Петербурга А.Дивиера.
Я.Штелин писал:
"Царь вышел из одноколки, приказал денщику поправить доски, а чиновника тут же поколотил своей "палкой", приговаривая: "Впредь будешь ты лучше стараться, чтобы мосты были в надлежащей исправности, и сам будешь за этим смотреть".
Между тем мост был починен, и гнев у Государя прошел. Он сел в одноколку и сказал Генерал-Полицмейстеру весьма милостиво, как бы ничего между ними не случилось: "Садись, брат".
Однажды, во время путешествия по Эстляндии, царю Петру было отказано от дома. В 1710 году государь осматривал строительство порта Рогервик и решил пообедать в одном из местных замков, Падизе.
Его владелец, барон Рамм, был приверженцем шведской власти, а потому ответил посыльному, что не принимает у себя официальных лиц, хоть даже и русского царя.
Получив отказ, Петр оскорбился. Он ворвался в замок, отходил палкой его владельца и потребовал у челяди обед. Тотчас все было исполнено. За столом противники помирились, Рамм был очарован Петром, и на вопрос государя, какой милостью его пожаловать — выпросил трость Самодержца.
Эта трость хранилась в семье Рамма как высочайшая реликвия и переходила из рук в руки от поколения к поколению, пока не пропала во время Второй мировой войны в Польше.
Следует сказать, что такое наказание от Петра по тем временам воспринималось не с обидой, а даже с гордостью: "Бьет, значит любит". В этом проявлялась монаршья милость и забота, собственноручное царское прикосновение к нерадивому.
Однажды, уже во времена царствования Елизаветы Петровны, старик Я.Штелин показывал Кунсткамеру одному из сановников государыни. Указывая на трость царя, Штелин собирался поведать ее историю, но посетитель прервал его словами: "Не сказывай мне этого! Я ее знаю лучше тебя! В молодых летах часто плясала она по моей спине!" .
Конечно, петровская дубинка не могла решить всех задач. Как на Руси воровали, так воровали и в России. Еще Петр Великий не раз жаловался Нартову, что "не может обточить упрямцев дубиной".
Но о петровской дубинке часто вспоминали с ностальгией. Ведь она считалась символом справедливости, борьбы с воровством и расхлябанностью, извечным русским беспорядком и произволом. Но после кончины Петра Великого некому было поучить палкой сановных чиновников, а те императоры что имелись, были для этого слишком мягкотелы и нерешительны.
Александр I простил генерал-губернатора графа Ф.В. Ростопчина за сожженную Москву, на что тот чистосердечно посоветовал императору: "Вы так милосердны и добры, Ваше Величество, ко всем..., а не худо бы было вам взять на время из кунсткамеры дубинку Петра I."
