Деревня жила своей обычной жизнью. Мужики работали в тайге на лесозаготовках, женщины хлопотали по хозяйству, воспитывали и растили детей, которые росли и очень сильно старались шалить. Те, что постарше - ходили в школу. Совсем взрослые подростки помогали по хозяйству и вовсю женихались. Всё, как обычно. Все занимались своими делами. И только один дед Ваня был странным, необычным...
(обращение автора к подписчикам и гостям канала - в конце повести)
Появился он из ниоткуда, помнил только своё имя. На исходе зимы, когда солнышко уже дарило свои тёплые лучи, он, уставший от долгой дороги, постучал в калитку крайней избы и попросил воды. Хозяйка дома - сельская учительница Анна Ивановна одна воспитывала годовалых двойняшек.
Её муж пошёл по стопам своего отца - стал военным лётчиком. Любил небо всей душой. Ещё пацаном сожалел, что так поздно родился и не успел повоевать в Великую Отечественную. Но вскоре появилась возможность поучаствовать в настоящей войне. Полыхнул Вьетнам... Юрий со своей эскадрильей отправился туда с нескрываемым восторгом и предвкушением настоящего, мужского дела. Там и погиб. Похоронку Анне принесли сразу после рождения мальчишек...
Она пригласила старца пройти к дому, присесть на скамейку и отдохнуть. Когда она вынесла из дома крынку с молоком, старик, прислонившись к стене её дома, крепко спал. Вид у него был не просто жалкий. Он был как-то странно одет. Несмотря на зиму, его ноги были обуты в лапти, на голове лисья шкура в виде папахи, плащ из какого-то брезента, ватник и штаны все в заплатах...
Очнувшись от своего сна-обморока, старик поднялся, поблагодарил хозяйку и, направившись к калитке, тихонько сказал: "Спасибо, дочка! Пойду я. Путь мой далёк, нужно торопиться..."
Анна Ивановна вздрогнула, вновь услышав этот голос, пристально посмотрела на него и остановила: "Куда же Вы, на ночь глядя? Не ровен час, волки лютуют в окрестностях. Оставайтесь до утра, а там и путь Ваш будет легче".
Дед Иван остался. Утром, наколов дрова, он собрался уходить, но хозяйка его остановила и пригласила за стол, извинившись, что не успела накрыть его по-человечески. Детишки лихо ползали по полу, вставали, держась за что-нибудь и плюхались на попу.
"Дочка, а почему ты в траурном платке?" - спросил дед Иван. Анна опустила вниз свои прекрасные глаза и отвернулась в сторону окна, чтобы внезапно навернувшиеся слёзы не были видны незнакомому человеку...
"Год назад принесли мне похоронку. Муж погиб..."
"Почему ты считаешь, что он погиб?"
"Так ведь похоронка, дедушка... их так просто не приносят!"
"Ещё как приносят, дочка! А муж твой жив. Он сейчас далеко отсюда, но он жив... Поверь, мне!"
Анна смотрела на старика, ошарашенная его словами. Она и сама не могла поверить, что её Юрка - балагур и весельчак мог погибнуть... Но прошёл уже год со дня рождения мальчишек и с того страшного дня, когда в её дом постучалось горе...
"У твоего Юрки повреждена правая рука и на правой ноге большой ожог... А ещё у него шрам на лице"… Шрам на лице у Юры действительно был - в детстве неудачно полазил по деревьям. Анне стало не по себе...
"Дедушка, а Вы кто? Откуда знаете про мужа? Откуда про шрам? Кто Вы?" - повторила опешившая женщина.
"Да я и сам не знаю. Вот и про себя помню только какие-то обрывки из жизни. Имя помню, а фамилию, отчество, чем занимался - не знаю... Не помню совсем! Ничего не помню, дочка!"
Наступила тишина. Взгляды их встретились. И обоим показалось, что где-то они встречались. Как будто такое уже было...
Старец первым нарушил тишину:"Я иногда вижу такие вещи, что самому страшно становится. Мне надо торопиться. Прости, дочка! Спасибо тебе за то, что приютила старика".
Анна встала, собрала узелок с продуктами, достала из шкафа старый, но добротный овчинный тулуп, который достался мужу от его отца и протянула старику.
"Возьмите, дедушка Ваня, это от чистого сердца!"
Когда старик надел тулуп, он стал его гладить рукой, как что-то знакомое... Затем поднял правую полу и осмотрел старую латку. "Надо же! Странно... латка на месте" – шёпотом произнёс дед Ваня и озадаченный вышел из дома. Пройдя несколько шагов, повернулся и сказал: "Спасибо тебе, дочка! Даст Бог - свидимся! Береги детей... пожар будет. Не оставляй их без присмотра"...
Анна стояла озадаченная на крыльце. Визит этого старика казался ей вообще каким-то сном.
Спустя несколько дней, Анну вызвали в школу. Ждали комиссию из области. Директор даже прислал за ней машину. Погода была слякотная, поэтому детей она оставила соседям. До школы было пройти каких-то полверсты, но тащить детей по такой погоде ей не хотелось. Выйдя из соседского дома, она обернулась, вспомнив о словах старика...
Через мгновение услышала голос водителя: "Анна Ивановна, директор ждёт! Давайте скорее!"
Она захлопнула дверь автомобиля и с тревогой посмотрела на соседскую избу. Слегка струился лёгкий дымок от печи - соседка готовила обед. Пёс Рыжик спокойно себе лежал на крыше своей будки и глодал кость. Гуси чинно гуляли в своём загончике. Всё было спокойно, всё как обычно…
Совещание стало затягиваться. Комиссия хотела посмотреть школьную базу, проверить несколько открытых уроков, в том числе по химии, но учитель заболела, и завуч уговорила Анну Ивановну выйти хотя бы на один день.
Анна сопротивлялась: "Не могу я там полдня с комиссией быть. У меня же дети! На кого я их оставлю?"
Вдруг какая-то тревога буквально накрыла её. "Извините, мне надо идти!" Не успела она выйти из класса, как в коридоре раздался истошный вопль: "Пожар!! Пожар! Истомины горят!"
«Боже мой, это же соседи!» Ужас на мгновенье парализовал её. Ноги подкосились, подкатила тошнота...
Как она оказалась у дома соседей, Анна уже не помнила. Над сараем, что рядом с домом, поднимался жуткий чёрный дым, языки пламени яростно слизывали крышу и готовы были перекинуться на дом...
Люди уже подбегали с вёдрами, крюками и прочими инструментами...
Тётя Зоя бегала вокруг сарая, причитала. На вопрос:"Где дети?" - она просто смотрела пустыми и обезумевшими от страха глазами. Анна забежала в дом, но детишек там не оказалось. "Нет!!!!" - закричала Анна...
К ней подбежали люди. "Анечка, не волнуйся! Живы твои дети, живы! Они дома! С ними наши девчонки!"
Тяжелой поступью, словно на её плечи взвалили мешок с зерном, Анна вошла в дом. Увидела своих деток, не понимающих, что же происходит. Ноги стали словно ватными... Перед глазами пролетела вся её жизнь: эвакуация, голодное детство, отец и мать, пропавшие без вести где-то там, на войне, бабушка, их вырастившая и верившая, что все вернутся, Юрка - хулиган и разбойник, свадьба, рождение детей, похоронка...и... СТАРИК!!!
Её как током ударило! Дед Ваня ей же говорил про пожар, про детей, про Юру. Неужели всё это правда?
А почему дед Ваня произнёс странную фразу, когда надевал овчинный тулуп: "Странно... латка на месте"?
Прошло несколько дней. Пожар, разумеется, потушили... Сарай и часть дома успели сгореть. Всем селом помогали восстановить. И никто понять не мог - откуда возник пожар в сарае, когда на улице было дождливо, а в самом сарае даже электричества не было.
И ещё один вопрос не ей давал покоя: Откуда взялся этот странный старик, куда он делся, откуда он мог знать про пожар и куда так торопился?
"Здравствуй, дочка" - послышался голос... Анна резко повернулась - у калитки стоял тот самый старец.
Опять этот пронзительный, добрый и до боли знакомый взгляд...
. . . . . . . . . . . . .
"Здравствуйте, дедушка Ваня!" - ответила Анна и быстрой походкой направилась к нему. Они обнялись... И несколько секунд стояли молча, словно близкие люди, после долгой разлуки. Родные люди...
Они прошли в дом. Детки уже сами могли пройти от угла до угла и с удовольствием повторяли такое приятное дело - не на четвереньках, а на своих двоих пройти аж целых несколько метров!
Старик с умилением смотрел на ребятишек. Один из них широко заулыбался, показывая свои несколько зубов и направился к этому незнакомому и очень доброму человеку, подняв обе ручки вверх. Пройдя несколько шагов, наш маленький путешественник споткнулся и полетел вперёд.
Старик мгновенно среагировал - и мальчонка оказался на его сильных руках. Дед только поднял на руки одного братишку, как в это время и второй к нему потянулся и, лопоча что-то типа "дядь" или "дедь", направился к нему. Через мгновение мальчишки обхватили своими ручонками кудлатого человека и замерли...
Когда старик повернулся к изумлённой Анне, она опустилась на скамейку... На неё смотрели три пары одинаковых, голубых и чистых, как небо после дождя, глаз!
"Не может быть" - прошептала она. С трудом встала и подошла к старику. Из его глаз струились и пропадали в глубоких морщинах слёзы умиления и какой-то неземной радости...
Детки немного освоились на руках дедушки и стали изучать его бороду, волосы, по очереди таская их своими ручонками. Пальчиками трогали глазки, залезли в носик и стали трогать свои, как бы сравнивая...
"Пойдёмте к столу" - произнесла Анна и взяла с рук одного из сыновей. Санька покорно пошел на ручки к маме, а Ванька уткнулся лицом в дедушку, обхватил его ручонками и не захотел его отпускать...
Так и стали они обедать. Санька - на маминых руках немного капризничал, не желая кушать из ложечки эту кашу, а Ванька уплетал за обе щёки всё, что ему предлагалось дедушкой. Даже когда он пальчиками показал на зелёный лук и попробовал его, сначала скривился, попытался вытолкнуть изо рта эту "каку". Затем распробовал и с удовольствием съел целых несколько сантиметров лука.
Пока дети трапезничали, взрослые перекидывались короткими фразами... На вопрос Анны, куда старик уходил и где пропадал, он не смог четко ответить. Единственное, что он сказал отчётливо и с вдохновением: "Кажется, я нашёл…"
"Странный он какой-то" - подумала Анна. Но такой добрый, как родной. Как родной...
День прошёл в хлопотах. Дед Ваня помогал по хозяйству. Руки у него были просто золотые. Привычными движениями он владел инструментами - будь то рубанком, будь то топором. С помощью ножа ловко вырезал удивительные фигурки животных, человечков. А под самый вечер мальчишкам вручил по маленькому... самолётику.
Они ещё не понимали, что с ними делать, то на зуб их пробовали, то кинуть куда-то пытались. Но старик терпеливо доставал фигурки, протирал их от пыли и снова давал мальчишкам. Один раз взял самолётики в руки, поставил их парой и, по-авиационному, стал ими выполнять всякие пилотажные фигуры. При этом лицо старика помолодело, глаза искрились каким-то юношеским задором...
Утром Анну разбудили мальчишки. Они сновали по дому и лепетали по-своему, но отчётливо слышалось "дедь" или "дядь". Старика дома не было...
Во дворе его тоже не оказалось. Мальчишки капризничали, а у Анны на сердце стало очень тревожно. Где искать старика - она ума не могла приложить. Опросила соседей - никто его не видел. И лишь под вечер Анне сказали, что видели его на кладбище.
Оставив детей соседке и строго наказав следить за ними, она быстрым шагом направилась на кладбище. Старик сидел у одной могилы, ласково гладил холмик рукой и шептал: "Мама...мамочка!"
Анна встала, как вкопанная. Это была могила её бабушки...
"Папа" - тихонько прошептала она. И немного громче - "Папа!"
Старик вздрогнул, резко обернулся и вскочил на ноги. Совсем, как молодой человек. Они стояли в нескольких метрах друг от друга, не в силах пошевельнуться и моргнуть, чтобы даже на мгновение не потерять того, кого уже однажды потеряли, казалось бы - навсегда!
"Аннушка, доченька"... Именно так её называла мама. Она её немного помнила. Такая красивая, добрая, самая нежная мамочка на свете. Отца она не помнила. Он уехал еще в финскую, а маму она потеряла, когда немцы разбомбили их эшелон...
"Папочка!!!" - вскрикнула Анна, и они бросились навстречу друг к другу. "Папочка, родной, ты меня помнишь, папочка, а где же наша мама? Пап, ты куда пропал? Ты где был?"
"Аннушка, я побывал там, - он показал пальцем наверх, - на небе мамы там точно нет. Она точно здесь, на земле! Дочка, доченька моя!!!"
Стемнело. Они стояли обнявшись, и боялись пошевелиться. Затем медленно направились к дому.
Вдруг Анна остановилась и спросила: "Папочка, а ты уверен, что мама и...и Юра живы?"
"Да, доченька! Я это чувствую... Пойдём к детям!"
Они шли, обнявшись, останавливаясь и снова ускоряя шаг. Они шли к детям, к своему будущему, счастливые и опешившие от произошедшего.
Но они не знали, что их ждет дальше. Лишь Вера, Надежда и Любовь придавали им сил жить без самых близких и родных людей на свете...
И они верили, надеялись и любили...
. . . . . . . . . . . .
Прошёл год со дня их невероятной встречи. Встретиться за тысячу километров от родных мест, да ещё через тридцать лет... Мистика, да и только. Но счастливая мистика, воплощённая в жизнь.
А впереди их ожидало ещё много удивительного. Анна ждала, но с малой долей уверенности, что это возможно, что её Юра вернётся живым, здоровым и, как прежде, весёлым... Но прошёл ещё один год...
Отец Анны вовсю хлопотал по хозяйству. Внуки от него не отходили. Эти маленькие сорванцы вовсю носились друг за дружкой, шалили и очень любили деда. Он отвечал им взаимностью. Не баловал излишне, понимая, что мальчишек баловством не воспитаешь.
Однажды старик вышел вечером на крыльцо и, глядя на заходящее солнце, позвал дочку: "Анечка, подойди сюда!"
"Посмотри на небо. Видишь две светлые полоски? Это истребители парой идут. Так и я летал, только значительно ниже. И Юрка твой также летал. Сбили его... Но он живой. Поверь мне!"
Анна опешила от услышанного! Нет, не столько от услышанного про Юру, а про то, что отец вспомнил, как летал!
"Папочка, да ты вспомнил, как летал? Пап, так это же просто..." она замолчала, подкатившийся ком не дал ей и слова сказать... Слёзы потекли ручьём из её огромных миндалевидных глаз... Анна прижалась к отцу, и они долго ещё смотрели на белые инверсионные следы улетающих вдаль самолётов. Солнце уже скрылось за горизонт, а две светлые полоски отчётливо были видны на сереющем небе.
"Там, где-то за этими следами, и наша мамочка" - прошептала Анна.
"Нет, доченька. Она не на небесах. Рано нам с ней туда!"
Анна внимательно посмотрела отцу в глаза. Она отчётливо помнила, как тогда ещё незнакомый и странный, но такой родной старик, предупредил её о пожаре и детях. Анна понимала, что отец перенёс какое-то потрясение. Она не давила на него своими расспросами. Память его не восстановилась полностью.
Но порой отец настолько удивлял своей способностью предсказывать и видеть то, что происходило далеко от глаз, что становилось не по себе...
На прошлой неделе соседский мальчишка нашёл кошелёк, кем-то оброненный у магазина. Никому не сказал, спрятал в штанину и радостный направился к дому.
Дед Ваня вышел на улицу и подозвал Арсения к себе. "Сынок, никогда чужие деньги никому счастья не приносили. А бед от них - великое множество! Ты отнеси этот зелёный кошелёк туда, где нашёл. Там увидишь бабушку с красной авоськой и верни ей! Это будет настоящий мужской поступок!"
Арсений выпучил глаза и дрожащей рукой вынул из кармана кошелёк... зелёного цвета!
"Ххххорошо, дддедушка", - заикаясь от удивления, пролепетал мальчишка. И припустил с места так, что только пятки засверкали... А у магазина действительно стояла заплаканная бабушка. Но без авоськи! "Значит дед Ваня не такой и всевидящий" - подумал Арсений.
Около бабушки стояли несколько человек, успокаивали её. Кто-то протягивал мелочь, кто-то продукты, чтобы хоть как-то помочь! А она навзрыд, да пуще прежнего... Сунула сухонькую ручку в своё старенькое пальтишко и вытащила из кармана... красную авоську!
Арсений аж мурашками покрылся...
"Вот здесь вот, в этом кармане лежал кошелёчек мой. А там - вся моя пенсия!" - и снова навзрыд. Её хрупкие плечи вздрагивали... Слёзы брызнули из глаз Арсения.
"Бабушка, возьмите кошелёк! Я его нашёл".
Люди мгновенно повернулись в сторону паренька и укоризненно глядели на него. Старушка подняла на Арсения свои влажные глаза, вытерла их рукавом своего пальто.
"Я не воровал" - громко сказал мальчик. Потом немного тише:"Я его нашёл" и заплакал. Он держал в протянутой руке кошелёк и ему казалось, что в руке была пудовая гиря... Старушка дрожащей рукой взяла пропажу и приобняла Арсения.
"Пойдём, касатик, я тебе конфеток куплю". Когда мальчишка отдал кошелёк - он испытал небывалое облегчение.
Домой он нёсся словно на крыльях, по дороге пару раз роняя пакет с конфетами...
А на следующий день Арсений всё рассказал тёте Ане. С подробностями, тараща глаза и оглядываясь, словно его кто-то ещё услышит.
Это был не единичный подобный случай, когда её отец просто поражал своей сверхспособностью видеть и слышать то, что не под силу обычному человеку.
В конце этой весны после паводка дороги размыло. Пострадал и мост через реку. Да и рекой-то этот ручей не назовёшь. Каких-то десять метров, но берега обрывистые и без моста не обойтись. Внешне он стоял вполне себе исправный. Люди и подводы спокойно по нему передвигались.
Из района подъехал школьный автобус. Детей собирали в санаторий. Набралось почти два десятка сорванцов из начальных классов. Оставалось ещё заехать в районный центр. Видите ли, брат секретаря райкома посчитал ниже своего достоинства добираться целых пять километров на подводе.
Решили завезти "дорогого гостя" в посёлок. Путь лежал через мост...
Дети дружно шумели, перекрикивая друг друга. Воспитатели и несколько родителей тщетно пытались их утихомирить. Ожидали брата секретаря...
Неожиданно перед автобусом появился дед Ваня. Поманил к себе водителя и тихонько ему сказал:"Сынок, ты через мост не вздумай ехать! Он провалится. Беда может быть!"
Шофёр посмотрел на старика и весело так похлопал его по плечу. "Дед, всё нормально. Не мешай! Сейчас придёт важный пассажир и тронемся".
Дед Ваня не стал спорить и подошёл к открытой двери. На удивление шум сразу прекратился, дети сидели спокойно. Тихо, не повышая голоса, старик обратился к одной из мам. Она жила в этой же деревне и была наслышана о необычном даре этого странного человека.
"Серафима, нельзя через мост ехать. Нельзя. Беда будет..."
В это время появился тот самый "важный" пассажир и потребовал трогаться.
До моста было около сотни метров. Он стоял такой внешне массивный, добротно сооружённый из стволов лиственницы. По нему неспешно проходили люди, не подозревая о том, что через несколько минут случится трагедия...
Серафима встретилась взглядом со стариком... Через пару секунд она резко встала и громко скомандовала: "Дети, на выход!"
"Важный" пассажир стал возмущаться, но его уже не слушали.
Когда дети и сопровождающие их взрослые, покинули автобус, он плавно тронулся и, увозя единственного пассажира, приближался к мосту...
Все смотрели ему вслед молча, как бы предчувствуя что-то. Автобус въехал на мост и когда его задние колеса покатились по деревянному настилу, раздался скрежет и мост стал резко крениться. Водитель попытался рулём исправить положение, но автобус опрокинулся и со страшным грохотом рухнул с почти десятиметровой высоты.
Водитель чудом остался жив, а "важного" пассажира через два дня похоронили в районном центре...
После таких событий Анна стала ждать новых приключений, каких-то новостей и вскоре это произошло...
К калитке подъехал военный "Газик". Из него вышел седовласый полковник в авиационной форме и направился к дому.
Анна, увидев военную машину, выскочила на крыльцо и замерла...
. . . . . . . . . . . .
"Здравия желаю! Это дом Сидоркиных?" - спросил полковник.
"Да..." - тихо ответила Анна и опустилась на одну ступеньку...
"Я военный комиссар Свердловской области гвардии полковник Савельев. А Вы, стало быть, жена Юрия Петровича? Анна Ивановна?"
"Она самая"...
Анна хотела было добавить, что не жена, а вдова, но эти слова как-то застряли в горле и она лишь нервно закашлялась.
Полковник открыл папку, достал какую-то бумагу, красную коробочку и, приняв строевую стойку, произнёс:
"Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР за мужество и героизм, проявленные в ходе выполнения особо важного задания старший лейтенант Сидоркин Юрий Петрович награждён орденом Боевого Красного знамени посмертно...
Последнее слово вывело Анну из оцепенения и она прошептала: "Не посмертно... не посмертно".
Офицер немного опешил от такой реакции женщины. Ему не раз приходилось видеть истерику, потерю сознания, даже агрессию с обвинениями от вдов или от жён, которым ему или его сослуживцам волею судеб и по службе приходилось говорить страшные слова...
Он сделал несколько шагов к Анне, протянул ей коробочку с орденом, орденскую книжку. И скупо промолвил: "Спасибо Вам за мужа!" А затем добавил: "Юра служил в моём полку. Вместе летали на боевые задания. Героический он хлопец. Меня по ранению комиссовали, а вот Юру через полгода после моего убытия потеряли... Простите меня за то, что не уберёг! Простите!"
Он чётко развернулся на каблуках и сделал несколько шагов к калитке. Остановился, а затем медленно повернулся и добавил: "Анна Ивановна, Вы обращайтесь, если что. Не стесняйтесь" и направился к своему автомобилю.
Вся "процедура" продолжалась всего лишь минуту, а для Анны казалось всё происходящее как в замедленной съёмке...
"Извините! Вы сказали, что Юру потеряли? Значит, он не погиб? Значит, его не нашли? Значит он жив?"
"Конечно жив" - раздался голос её отца. Он стоял в дверях дома, а на руках держал обоих внуков. Мальчишки запустили по привычке свои ручонки в кудлатую бороду деда и своими глазищами таращились на незнакомого дядю...
Этот незнакомый дядя неожиданно снял фуражку, расстегнул ворот своего кителя, достал из кармана белоснежный носовой платок, вытер им лоб и медленно двинулся в сторону деда Вани... А тот тихонько сказал дочери: "Анечка, подержи-ка детей", медленно спустился по ступенькам и замер...
Несколько секунд они смотрели друг на друга и вдруг полковник почти шёпотом произнёс: "Командир?"... "Товарищ командир!!!! Иван Сергеевич! Это же я, лейтенант Савельев!" и бросился к своему фронтовому командиру. Они обнялись крепко, по-мужски.
Анна ни разу не видела отца таким сияющим. Он никогда не впадал в уныние, но сейчас он весь светился! "Колька!!! Ты????"
Как же трогательно было смотреть на эту встречу двух крепких мужчин, однажды связанных небом и разлучённых проклятой войной!
Они снова и снова обнимались, как молодые мальчишки, только поднявшиеся в небо и делающие первые шаги к воздушному мастерству...
В один миг всё изменилось в этом доме, семье Ани и её отца. Все горькие мысли незаметно исчезли, была только огромная радость, одна на всех, но очень большая!
Казалось, что в этот многострадальный дом начало возвращаться оно, человеческое счастье. Это было трудно объяснить, но Анна впервые после получения похоронки засмеялась, и на душе у неё стало так светло, спокойно и обнадёживающе...
А отец просто превратился в задорного мальчишку. "Коль, пойдём, что покажу!" Мужчины вошли в одну из комнат, и Иван Сергеевич протянул своему бывшему подчиненному два деревянных макетика самолётов.
"Так это же наши Миги! МиГ-3! Помните, как на Кубани фашистов гоняли? Вы тогда ещё сбили два "мессера"? А на обратном пути нас атаковала ещё одна пара!"
"Коля, так ведь тогда ты мне жизнь спас! Именно тогда ты сбил свой первый мессер!?"
"Командир, у меня просто остались боеприпасы, а Вы расстреляли всё, до "железки". Вот мне и пришлось связывать их боем, а Вы в это время к "раме" подкрались и таранили её..."
"Коль, подожди! Я помню этот бой, таран помню, удар, вспышка, а затем - пустота"...
"Иван Сергеевич, так Вы таранили "юнкерс" на их территории. До конца войны никто про Вас ничего не знал. Думали, что погибли или попали в плен. Но никакой информации. А через неделю мы ушли на перевооружение в тыл. Получили новые машины и сформировали два новых полка. Наши в основном на Западном воевали, а второй на Ленинградский перебросили. Потери тогда были большие, особенно в нашем полку!
Молодые летчики приходили почти каждые три месяца. И потери, потери, потери...»
Анна увидела, как отец сразу осунулся, сник... Воспоминания тех дней и потеря связи времён давили на него.
Военком уехал утром. Долгие разговоры, воспоминания, смешное и трагическое смешалось в одно время, которое пролетело незаметно для всех. Лишь мальчишки тихонько сопели у себя на кроватках.
Попрощавшись с боевым товарищем, отец Анны сел на крыльцо и закурил. "Пап, ты ж не куришь! Откуда у тебя сигареты?"
"Коля угостил," - как-то отрешенно произнёс Иван Сергеевич.
А затем посмотрел в глаза дочери, прижал её к себе и прошептал:"Как же ты на маму похожа, доченька!" Помолчав немного, затушил сигарету и сказал: "Всё, больше не курю! Машенька не любила табачный дым! А если почувствует, что я курил – получу я по-полной?"
Он встал с крыльца и побрёл в дом. Анна смотрела вслед и поняла, что отец чего-то не договаривает.
Почувствовав на себе взгляд дочери, он произнёс: "Доча, помоги собраться. Мне путь предстоит долгий. Но я знаю, где наша мама! Так что скоро свидимся..."
Анна провожала отца на закате. Так же как и в прошлый раз по небу тянулась полоска от пролетающего самолёта. Отец поднял глаза к небу и прошептал: "Машенька, я найду тебя".
Старик поправил рюкзак, поцеловал дочь и пошёл уверенной походкой в том самом направлении, куда улетал неизвестный самолёт...
. . . . . . . . . . . . .
Прошло ещё две недели. Иван Сергеевич продолжал поиски своей жены - Машеньки, с которой расстался в самом начале войны. Точнее, тогда их, как и миллионы других родных и близких разлучила проклятая война...
Он приехал в Липецк, где ещё до войны, около кинотеатра, в котором показывали комедию "Весёлые ребята", познакомился со своей будущей женой - очаровательной Машенькой, молоденькой студенткой медицинского института. Он уже опытный лётчик-инструктор. Целый старший лейтенант. Случайная встреча переросла в дружбу, а затем и свадьбу сыграли. Потом командировки, финская, рождение Анечки и... снова фронт.
Он шёл по городу, вспоминая улочки, искал тот самый кинотеатр. Запах гари отвлёк его от калейдоскопа воспоминаний. Слышались крики. Он резко повернул голову влево и поднял глаза. За соседним домом валил чёрный дым, клубясь и зловеще закрывая чистое осеннее небо... Иван Сергеевич бросился к пожарищу. Горел дом престарелых. Люди пытались покинуть здание, но пламя быстро перекрывало им путь. Два пожарных расчёта, прибывшие почти одновременно, быстро разворачивали рукава и принялись тушить огонь.
Старик кинулся в здание. Задыхаясь от дыма, он выводил людей, обезумевших от ужаса. Ещё один, ещё двое... там, за перегородкой, похоже, ещё кто-то есть... В это время раздался скрип, и со страшным грохотом рухнуло деревянное перекрытие этого ещё дореволюционного здания.
Удар и будто выключили свет... только голоса раздавались, словно с небес: "Серёга, Палыч, давайте сюда! Держите балку"...
"Мария Афанасьевна! Вас профессор ждёт в операционной!"
От этих слов она вздрогнула, повернула голову и сказала: "Хорошо, Танечка! Я иду. Анестезиолог на месте?" Услышав утвердительный ответ, Мария надела маску, закрыла кабинет и вышла в бесконечный коридор, ведущий в операционный блок.
Воспоминания вновь овладели ею...
Она - красивая, стройная и очень сильная духом женщина, потеряла во время бомбёжки эшелона свою единственную дочку - Анечку. Её малышке было всего лишь два годика...
В тот злополучный день несколько вагонов, стоявших на станции в тупике, прицепили к санитарному поезду. Начальник станции, ожидая очередного налёта авиации, распорядился убрать эти вагоны любой ценой...
Он громко кричал и нецензурно выражался, когда общался со своим железнодорожным начальством. "Дайте мне их отсюда увезти! Давайте с 3523-м их отправлю? Ну, и что, что литерный? А это что - вагоны не литерные? Да там же сотни женщин с детьми малыми. Беременных десятки! Товарищ комиссар, я готов пойти под трибунал! Понял! Выполняю!" и бросил трубку...
Затем помолчал и рявкнул:"Да пошёл ты ...!!!!" Место, куда он отправил комиссара, известно каждому русскому, но найти его ещё никому не удавалось....
На него смотрели десятки уставших и испуганных глаз. Женщины заполнили его просторный кабинет. Кто-то держал детишек за ручки, кто-то на руках, а кто-то ещё носил в себе, трепетно прикрывая ладонями свои животики и успокаивая ещё не родившихся, но уже очень любимых деток...
"Девчонки, идите по вагонам. Пойдёте с санитарным поездом."
Женщину бросились к нему. Благодарили, плакали, обнимали и желали ему, старику, здоровья, Божьего благословения, счастья и всего самого лучшего. А старику было тогда всего лишь пятьдесят лет. Измученный постоянными звонками, бессонными ночами и тревожными днями, он потерял счёт этим самым дням, но не потерял самого главного - он сохранил свою человечность!!!
Поезд тронулся и, набирая скорость, покинул станцию, по которой буквально через полчаса авиация нацистов нанесла смертоносный бомбовый удар. Станция была стёрта с лица земли вместе с десятком эшелонов с горючим, боеприпасами, техникой и не успевшими сделать ни единого выстрела солдатами, что направлялись на фронт бить ненавистного врага...
А санитарный с несколькими вагонами в хвосте продолжал свой путь туда, где ещё можно спрятаться от войны, где безопасно, где нет горя и ужаса бомбёжек...
Частые остановки для того, чтобы пропустить литерные поезда с войсками или пополнить санитарный раненными с фронта и короткие перегоны. Вновь остановки и томительное ожидание стука колёс.
На одной из таких остановок в вагон, где была Мария со свекровью и дочкой Анечкой, протиснулся военврач в окровавленном халате и обратился к женщинам: "Товарищи женщины! Есть ли среди вас медицинские работники или те, кто не боится крови? Очень нужна ваша помощь. Раненых тьма... мы просто не справляемся!"
Несколько женщин потянулись к военврачу... Он добавил:"Детей забирайте с собой! Дежурство за вами, а питанием всех обеспечим! Беременных на поздних сроках не берём!"
Одна красавица с огромным животом протиснулась к военврачу и громко заявила: "Как это не берёте? Мне аж через два месяца рожать! Я фельдшер, могу помочь. Толку сидеть без дела и ждать, когда разрожусь! Если начнётся – лично примете роды. Куда идти?"
"Мама, пойдёмте!"- сказала Мария, взяла Анечку на руки и тоже протиснулась к выходу из вагона. "Я хирург. Имею опыт операций на головном мозге" - произнесла она...
Трое суток на ногах провела Мария Афанасьевна, как её с уважением называли коллеги за удивительное чутьё, мастерство и человеколюбие. Она боролась за жизнь каждого, кто попадал к ней на стол, независимо генерал он или рядовой...
Анечку она видела всего по несколько часов в сутки. Да и сказать, что видела - нельзя. Приходила в соседний вагон, валилась с ног от смертельной усталости и обнимала свою крошку...
На очередной станции происходила сцепка и расцепка вагонов. Ужасный вой раздался в тот момент, когда Мария Афанасьевна завершила очередную операцию. Жизни её очередного пациента уже ничего не угрожало. Осколок был извлечён. Рану зашили и делали перевязку, когда несколько мощных взрывов потрясли состав.
Двери в вагоне заклинило. Мария рвалась к дочери, а санитарный в это время тронулся с места, оставляя за собой часть состава с соседним вагоном, где оставалась её свекровь и дочь Анечка...
Фонтаны взрывов возникали вновь и вновь. Огонь, дым и пыль закрыли собой оставшиеся на полустанке вагоны... Мария смотрела на происходящее с бессилием, переходящим в ужас и вызывающим тошноту...
"Скальпель. Зажим. Ещё, ещё. Тампон. Зажим..." - чётким голосом распоряжалась Мария Афанасьевна. Операция длилась несколько часов и проходила сложно. Дважды реаниматолог совершал чудеса, возвращая на грешную землю очередного пациента. Впрочем, вся бригада работала слаженно, без лишних слов понимая друг друга.
"Мария Афанасьевна, Вы, как всегда, безупречны! - произнёс совсем седой профессор и добавил: "Что сейчас, что тогда, в санитарном вагоне, помните, Машенька?"
"Помню, товарищ военврач" - произнесла Мария Афанасьевна. Ей хотелось сказать профессору, а в тот роковой день - военврачу, что никогда не простит себе того, что тогда, на той злополучной станции навсегда потеряла свою дочь...
"Танечка, заканчивайте здесь. Ещё раз обработайте поле. Особенно здесь, под стерильной..." Мария не договорила... Она побледнела и пошатнулась. На правой лопатке пациента выстроились в ряд три родинки. Большая, поменьше и совсем маленькая...
"Мария Афанасьевна, Вам плохо?" - спросила её ассистент.
"Нет. Всё нормально. Всё нормально…"
Она вышла из операционной совершенно бледная, ноги не слушались, сердце бешено колотилось. "Нет, не может такого быть"- подумала она. Такие же родинки были у Ивана, Ванечки. Нет, не может быть!
Уходя из больницы, она уточнила в приёмном покое, что известно про её сегодняшнего пациента. Имени там его не знали, документов при нём не оказалось...
Лица пациента она не видела - операция была на затылочной части. "Да нет, не может такого быть! Чудес не бывает" - твердила она себе.
Через несколько дней Иван Сергеевич открыл глаза и понял, что вернулся в те годы, когда любовался своей прекрасной Машенькой. Как он любил держать её руку с длинными, как она сама, смеясь, говорила, музыкальными пальцами.
Его рука была в знакомых до боли ладонях, а на него смотрели огромные, миндалевидные и такие родные глаза. Это была его Машенька...
. . . . . . . . . . . . .
"С возвращением, Ванечка" - прошептала Мария Афанасьевна, его Машенька...
Говорить ему было тяжело. Он попытался приподнять голову, но она осталась неподвижно лежать на подушке. Язык не ворочался. Лишь едва заметная улыбка озарила его лицо. В глазах заискрились знакомые хулиганские огоньки. Предательская слеза скользнула-таки по щеке.
Маша положила свою ладошку на щеку своего любимого и, казалось, навсегда потерявшегося мужа. Пальчиком незаметно вытерла его слезу.
"Ванечка, ты ничего сейчас не говори! Не пытайся вставать и бежать куда-то. Я тебя знаю! Опять тебя на подвиги потянет" – улыбаясь, сказала она и добавила: "Все подвиги ты уже совершил!"
Иван смотрел на свою любимую Машеньку. Всё те же огромные родные глаза, только морщинки, как лучики от солнышка. Те же густые волнистые волосы, только украшенные благородным серебром. Тот же голос, только в нём появились тревожные нотки. Те же ласковые горячие руки, только немного забытые. Всё, как и прежде! Как четверть века назад...
Они молча разговаривали. Так разговаривать могут лишь родные, любящие люди, чувствующие друг друга сердцем, понимающие любое движение глаз, губ. В такие минуты слова не нужны...
"Мария Афанасьевна, извините! - раздался голос медсестры. Вы просили предупредить. До операции полчаса"
Она кивнула в ответ и погладила своего Ванечку по щеке. Он едва заметно повернул голову, чтобы поцеловать эту родную ладошку.
Машенька коснулась своим указательным пальчиком его губ и уже в голос произнесла: "Ванюшка, прекращай! Не вздумай тут без меня шалить! Я скоро, любимый. Закрывай глазки. Тебе нужно много спать. Ты мне веришь?"
Он моргнул и взглядом проводил Машеньку до двери. Покорно закрыл глаза и в полудрёме начал прокручивать калейдоскоп своей жизни. И не только своей... Что-то из картинок он видел отчётливо и вспоминал... Это была свадьба, полёты, бесконечные воздушные бои... вспышки и разрывы снарядов. Слышались голоса из радиоэфира. Их было множество. На русском и немецком языках...
Некоторые картинки он видел впервые…
. . . . . . . . . . . . .
Пара серебристых МиГов, заложивших крутой вираж. Им в хвост заходили два неизвестных самолёта. Ещё два таких же выполняли боевой разворот. В этой карусели воздушного боя МиГи оторвались от преследователей и на форсажах выполнили ещё несколько маневров, зайдя в хвост паре самолётов с американскими опознавательными знаками. Короткая очередь и один из них начал вращаться вокруг своей оси, разрушаясь в воздухе.
Воздушный бой был скоротечным. Ещё один самолёт взорвался в воздухе от попадания ракеты, выпущенной одним из МиГов. Через мгновение ведомый МиГ клюнул носом и за ним потянулся белёсый шлейф. Самолёт стремительно нёсся к земле, начал переворачиваться кабиной вниз и в этот момент от него отделилось кресло вместе с лётчиком. Почти одновременно произошёл взрыв на земле, разметавший осколки серебристого МиГа в разные стороны, и вспышка ярко-оранжевого цвета от раскрывшегося парашюта.
Лётчик изо всех сил пытался тянуть на себя стропы с одной стороны, чтобы скольжением увести парашют от пожарища после взрыва остатков керосина. Не очень ему это удалось и огонь, казалось, поглотил лётчика и его парашют.
Удара о землю не произошло. Купол и стропы зацепились за крону одного из деревьев. Вокруг пылал огонь. До земли оставалось несколько метров. Лётчик расстегнул замки парашютной системы и выскользнул из неё прямо в горящий куст. Удачно сгруппировавшись, он обеими слегка согнутыми в коленях ногами приземлился на землю, не стал сохранять равновесие и сделал кувырок через плечо. Вскочил и, прихрамывая на правую ногу, отбежал от места падения своего самолёта, сбивая огонь с комбинезона левой рукой. Правая повисла, как плеть.
Отбежав несколько десятков метров, он скорее рухнул на землю, чем сел на неё, и потерял сознание...
Очнулся он от того, что чья-то рука гладила его по лицу. Он попытался вскочить, но сильная боль в правой стороне заставила его громко застонать. Перед ним находились вооружённые люди. Все невысокого роста и с раскосыми глазами. Рука потянулась к пистолету, но человек с сильно морщинистым лицом остановил её и сказал: "Неть...незя". Затем подал знак рукой своим товарищам. Они посадили лётчика у ствола раскидистого дерева, дали ему армейскую флягу с водой. "Пить нада!" - вновь произнёс вьетнамец.
Показал на себя, ткнув палец в грудь и представился: " Я Йонг. Камунис. Ленинь! А ти имя как?"
"Юрий... старший лейтенант Сидоркин". Это был Юра, тот самый Юрка, у которого через несколько дней родится двойня...
Ничего этого он не знал. Не мог он знать, что за пятый сбитый самолёт его наградят уже вторым орденом Боевого Красного Знамени, что там, далеко в Свердловской области Анечка встретит своего пропавшего на войне отца. Что встретятся Анины родители как раз там, в Липецке, где Юра проходил переподготовку. Не знал, что его ранение принесёт столько страданий и начнёт развиваться гангрена. Не мог он знать, что ожидает его впереди.
Главное - он был жив! А значит - надо бороться до конца! Во что бы то ни стало вернуться живым! Вернуться в строй и летать, летать… ЛЕТАТЬ!
. . . . . . . . . . .
К счастью, Юрий попал к вьетнамским партизанам, которые вели изнурительную борьбу с американскими и южновьетнамскими войсками. Пусть они были немногочисленные, эти войска, продавшиеся за тридцать сребреников, и трусливо оглядывались на своих патронов из-за океана, но своей жестокостью они поражали даже американских командос, видавших виды.
Вот такой отряд головорезов при поддержке с воздуха авиации "великой Америки", несущей на своих крыльях смерть и горе, к вечеру прижал к морю отряд партизан, которые были практически обездвижены тем, что не могли бросить раненых соотечественников и этого громадного Юру, советского лётчика...
Палатку, где проходила операция по спасению правой ноги русского богатыря, охраняли несколько щуплых вьетнамских подростков. Взрослые отбивались от свирепых атак превосходящей их по составу банды.
Операцию провели успешно. Пускай и в полевых условиях, но восточная медицина сильна не столько острыми скальпелями и руками, виртуозно ими владеющими, сколько особым отношением к природе и организму человека. Анестезия из сока какого-то кустарника, по своей сути являющегося сильным наркотиком. Мох, травы и листья послужили в качестве стерильной повязки.
Юрий пришёл в себя. На него смотрели люди в белых халатах. Один из них с едва заметным английским акцентом обратился к нему: "Здравствуйте, Юрий! Номер полка нас не интересует, не интересует нас и фамилия командира. Недавно уехал полковник Самсонов, вместо него прибыл подполковник Громов. О военных вопросах с Вами ещё поговорят. Меня волнует лишь один вопрос - как Вы себя чувствуете?" И шепотом добавил, наклонившись почти к лицу Юрия: "Не вздумайте сказать, что хорошо! Я потом объясню."
"Где я и кто вы?" - спросил Юрий у людей в белых халатах. Они смотрели на него и переглядывались озадаченно. Одна из женщин подошла к лётчику, проверила пульс, покачала головой и произнесла: "Нот лукинг гуд фо пайлэт". И затем повернувшись к военным, что-то скороговоркой сказала по-английски. Те удрученно покачали головой и вышли из палаты.
Женщина в белом халате снова подошла к Юрию и, присев на край кровати, на чистом русском произнесла: "Ничему не удивляйтесь. С вами всё хорошо. Гангрену ваши товарищи и мои коллеги смогли победить"...
"Что с ними?" - перебил её Юрий.
"Они живы, не переживайте! Их спас отряд коммандос. Ещё бы немного и те головорезы уничтожили бы всех."
"Я ничего не понимаю. Вы кто? Почему так хорошо по-русски и почему коммандос спасли вьетнамских врачей? Где я? И кто тот мужчина, что разговаривал со мной?"
Женщина сняла маску и широко улыбнувшись, тихонько сказала: "Вы явно идёте на поправку. Сразу столько вопросов. Затем, погрозив ему пальцем, добавила: "Ещё раз заговорите много и громко, я Вам укол сделаю!"
"Я русская, моё имя Анна." Юрий вздрогнул. Прямо, как его жену зовут...
«Мой дед эмигрировал в 18-м году. Он был врачом, академиком. И отец мой - врач. Мужчина в халате - мой муж. Он тоже русский, в США с самого рождения. Вас после излечения заберут службы. Бежать отсюда Вы не сможете! Будем настаивать на Вашем излечении в Америке...»
"Да пошли Вы знаете куда? - рявкнул Юрий. Анна закрыла ему рот ладошкой. "Знаю. Не стоит меня удивлять местами, куда может послать русский человек. Я врач и меня анатомическими особенностями не удивишь. Обещаете себя вести спокойно?"
Юрий в знак согласия моргнул…
"Вот и хорошо… А теперь главное. Через неделю в порт под погрузку придёт теплоход. Там в основном раненые и больные. Боцман - русский француз. Там на месте разберёмся, что и как. Мы с Диком тоже на нём уходим домой... в смысле в Америку."
Выходя из палаты, Анна поправила маску и погрозила кулачком Юрию. Это выглядело угрожающе смешно. Но весьма доходчиво.
Эта нескончаемая неделя тянулась, казалось, целый год! Посещения явно спецов из разведки, пристальные взгляды и попытки допроса. Но это пресекалось жёстким поведением Анны и её двухметрового мужа, который каждый раз указывал на дверь непрошенным гостям, ссылаясь на плохое самочувствие русского лётчика...
Наконец погрузка завершилась и теплоход плавно отчалил от пирса, оставляя позади Вьетнам с его героическими людьми и трагической судьбой этой прекрасной свободолюбивой страны...
А впереди был путь в Америку. Такого не могло присниться и в страшном сне, чтобы он, советский офицер, военный лётчик, коммунист - вот так был бессилен перед неминуемым финалом... Он же не предатель, как Беленко, хотя до этих событий оставался ещё год. Тогда с аэродрома Соколовка в Японию был угнан сверхсекретный и сверхсовременный МиГ-25. Ничего этого Юрий не знал, как и не знал того, что судьба человека ведёт настолько, насколько он сам ей это позволяет.
Но единственная мысль не давала ему покоя - как вернуться в Союз, на Родину, к своим...
Ему разрешили вставать и в сопровождении Анны или Дика, он делал короткие прогулки по палубе. Корабль заходил в несколько портов. Буд-то не торопился навсегда увезти Юрия в Америку, где его, наверняка, ждали допросы и попытки вербовки.
Однажды, после выхода из южноафриканского порта, к нему подошёл боцман и протянув трубку, сказал:"Затянись, земляк!"
"Не курю" - ответил Юрий и отвернулся от Майкла.
"Майкл, шел бы ты отсюда! - произнёс Юрий и посмотрел прямо в глаза боцману.
Тот выдержал взгляд и чётко, по военному, ответил: "Во-первых, я Михаил Михайлович, для тебя - просто Михалыч. Во-вторых, не тебе меня судить, Юра. Бог есть для этого. Он и определит прав я или виноват. В друзья набиваться не стану. Мне в Союз дорога закрыта"...
Юрий пристально посмотрел на Михалыча.
"Долгая это история, да и ни к чему прошлое бередить. Воевал я на Балтийском флоте. Старшина второй статьи. Нас потопили, плен. Побег. НКВД. Штрафбат. Снова плен. Побег, но уже не в Союз. Сначала Бельгия, а затем уже и Франция."
Мужчины молчали. Каждый думал о своём.
Затем Михалыч повернулся, хлопнул Юру по плечу и сказал ему: "Давай, Юрок, учти урок! А если хочешь на Родину - завтра поговорим. А сейчас – извини, мне пора на вахту".
Юрий стоял, опершись на перила, палка выскользнула из его руки. Он поднял её и посмотрел вслед Михалычу. Тот шёл крепкой, уверенной походкой, по-хозяйски осматривая корабль. И все же чувствовался какой-то надлом в этом сильном человеке, который остался без Родины, а Родина - без него и десятков тысяч таких же потерянных во времени и событиях людей...
Боцман сдержал своё слово. На рейде в одном из портов стояли совсем неподалеку несколько сухогрузов. Один из них, что под польским флагом, выслал ботик к теплоходу. Михалыч стоял по правому борту и приветственно поднял руку. С ботика огромный мужик вскинул обе руки и помахал ими. Поднявшись на борт, великан заключил Михалыча в свои железные объятия.
Кроме строгого международного морского этикета есть человеческие отношения... Эти два боцмана в своё время бежали с концлагеря. И время от времени встречались на просторах морей и океанов.
О чём они разговаривали - трудно было понять, но всего лишь один раз огромный боцман с сухогруза пристально посмотрел в сторону Юрия, стоявшего на палубе рядом со своими русскими американскими врачами...
Через несколько дней польский сухогруз вошёл в порт Гданьска. На его борту в команде появилось пополнение - помощник лоцмана. Им стал Юрий. Постигал морскую навигацию и понимал, что в небе ориентироваться куда проще. Речи о возврате на Родину пока не шло.
И лишь через полтора года спустя, сухогруз причалил к родным для Юрия берегам. Калининград встретил груз таможней, а людей - пограничным контролем.
Старший смены в звании капитана внимательно смотрел в документы Юрия и в его глаза. "Пан Микульски, а кто Вам выдавал эти документы?" - по-польски спросил пограничник. "Товарищ капитан, я не помню..." - по-русски ответил Юрий и оглянулся назад. На него смотрел Джегош - тот самый боцман... Он поднял вверх огромные руки и пожал свои ладони. Кивнул головой и отвернулся от причала.
Теперь Юрий стоял на СВОЕЙ земле, СВОЕЙ стороне. "Товарищ капитан, я старший лейтенант Сидоркин, военный летчик, войсковая часть полевая почта 29554. Был сбит в бою во Вьетнаме" - отрапортовал Юрий.
"Дальше не продолжайте, старлей! Если это сказка - то продолжите её не здесь" - ответил пограничник.
"Попов! Проводи товарища на заставу к Николаю Ивановичу. Там с ним поближе познакомятся. Да..., вот его документы."
"А ты, давай без фокусов. Надеюсь, обойдёмся без наручников? Ладно, ступай, не ты первый на Родину возвращаешься. Разберутся..."
Разбирались почти месяц, пока не вызвали его бывшего командира, а ныне военкома, полковника Савельева. Заслуги полковника и его должность сделали своё дело...
. . . . . . . . . .
До родного двора Юрию оставались какие-то сто метров. И оказались они сложнее, чем десятки тысяч морских миль, пройденных по пути на Родину. Сложнее штормов и бесконечных проверок органов безопасности... Сердце готово было выскочить из груди. Вот он, знакомый забор, только перекрашенный, крыша дома, только уже другая. Чувствовалась крепкая мужская хозяйская рука.
Во дворе в песочнице ковырялись мальчишки. Один держал маленькую пластмассовую лопатку, а у другого в руке была ...моделька самолётика!
Мужчина осторожно открыл калитку и мальчишки уставились на него. Один с самолетиком встал и направился к незнакомому дяде. Протянул руку по-мужски и сразу подарил дяде самолётик. Второй тоже встал и тут же подарил свою лопатку...
Мальчишки были его полной копией. Дядя поднял их обоих на руки и крепко, по-отцовски нежно прижал к себе. А мальчишки, как по команде обвили его шею своими ручонками...
Анна хлопотала по дому. На сердце весь день было тревожно. Она слышала, как дети играют около дома и, поглядывая на них, продолжала заниматься домашними делами.
Вдруг возникла ошеломляющая тишина и Анна выглянула в окно. Боже! А где же дети? Из рук выскользнула тарелка, разлетевшись на сотни осколков. Анна выбежала из дома...
Там, ближе к калитке, спиной к дому, стоял высокий мужчина в лётном комбинезоне и кожаной куртке, держа её мальчишек на руках. А сыновья крепко обвили ручонками чужого дядю. Он почувствовал на себе взгляд и медленно повернулся...
Анна перекрестилась и без сил опустилась на крыльцо. Закрыла лицо полотенцем, боясь открыть глаза и понять, что это сон. Это был не сон. И тарелка разбилась на счастье. На неё смотрели три пары голубых, как чистое небо глаз. Её сыновей и Юры, её Юрки...
. . . . . . . . . . . .
"Мария Афанасьевна! Остановка сердца... у Вашего мужа остановка сердца! - прогремело, как гром среди ясного неба.
По коридору уже бежали несколько медиков к палате, где лежал Иван, её Ванечка. Операция прошла успешно, он стал её узнавать, начали восстанавливаться двигательные функции, сердце работало безупречно. И вдруг...
"Быстро в реанимацию! Наташа, кубик адреналина!"...
. . . . . . . . . .
В глазах потемнело от перегрузки... Иван снова изо всех сил рванул ручку на себя и увернулся от атаки «мессера», который через несколько секунд вспыхнул от очереди его ведомого - Коли Савельева. Карусель воздушного боя продолжалась несколько минут, но вся - на пределе человеческих возможностей. В лучах Солнца мелькнул силуэт "рамы" - Юнкерса 189. До него было около километра. "Коля, уводи группу! Я за рамой, вас догоню!"
Вот она, в прицеле... Огонь! Прозвучал единственный выстрел и пушки замолчали... В пылу боя Иван не заметил, как боеприпасы иссякли. Да и топлива оставалось лишь дотянуть до ближайшего аэродрома. "Таран" - мелькнуло в голове.
"Огненные трассы тянулись от Юнкерса к его самолету. Несколько снарядов попали в машину, она качнулась и стала терять управление. Иван видел ошалевшие от ужаса глаза бортового стрелка. С трудом выдерживая направление, Иван настиг "раму" и врезался в неё, несколько промахнувшись винтом.
Сильный удар потряс оба самолёта. Через мгновение раздался взрыв и "рама" стала валиться на крыло, а МиГ начал разваливаться в воздухе.
Последнее, что Ивану удалось - рвануть вытяжное кольцо парашюта.
Внизу нашего лётчика ждали... Несколько мотоциклистов спешились и, направляя на него "шмайсеры", ожидали приземления. Но советский пилот не представлял для них угрозы - он был без сознания. Удар о землю был очень болезненным. Даже сквозь пелену обморока он почувствовал сильную боль в спине и правой ноге.
Несмотря на то, что прямо на глазах у фашистов Иван сбил три самолёта, его оставили в живых. На Ивана были свои планы...
Через месяц он уже почти восстановился после тарана. Прихрамывая на правую ногу, он шел в сопровождении двух эсэсовцев на допрос.
Разговор с ним вёл полковник Люфтваффе. На хорошем русском языке он предложил Ивану пройти к столу и присесть. На столе стояла водка и закуска. "Курт Ваглер" - представился офицер.
«Не удивляйтесь, Иван Сергеевич. Я свободно владею и русским и украинским языками. Учился в Харькове в вашей авиационной школе. Но давайте о деле. Я не собираюсь вас вербовать. Расстрелять Вас - проще простого. Но я предлагаю Вам дуэль. Как достойному сопернику. Уйти отсюда Вы сможете, но только согласившись на моё предложение...»
Иван пристально посмотрел в глаза этому подтянутому молодцеватому полковнику - любимчику Геринга. "Курт, а зачем Вам это нужно?"
"Всё просто, Иван. Твой бой на глазах у всех был пощёчиной авиации Вермахта. Мы знаем, что русские дерутся героически, но зачастую глупо, без выдумки, прямолинейно. За два года многое изменилось. У вас появились хорошие лётчики. Смелые, выносливые и при этом, - умные. Мы видим, как вы держите своих молодых в паре, словно на верёвочке таскаете. Если им повезёт с ведущим - остаются живыми. Да ещё и стрелять умудряются.
Один и меня в том бою сбил. Твой выскочка ведомый. Но это была случайность. И я это докажу. Я должен это доказать своему дяде - командующему танковой армией. Тот воздушный бой происходил на его глазах. И он видел мой позор! Его люди тебя и доставили ко мне. Драться будем на равных."
Полковник нервно крутил портсигар в руках, достал из него папиросу и закурил, судорожно затягиваясь. Он явно волновался и произнёс:
"Бой через неделю. Самолёт для тебя есть. Пара МиГов села на вынужденную на нашу территорию. Их восстановят. Повреждения незначительные. Боекомплект на месте... Драться будем по-честному."
"А тебе можно курить? У вас же в Люфтваффе еще в 38-м запретили курение. Нервничаешь?" - спросил Иван.
Словно не услышав его ответ, Курт продолжил:
"Уйти к своим тебе не удастся. Четверка мессеров перекроет воздух в сторону фронта. Да и до него больше сотни километров."
"Это шанс" - подумал Иван. "Я согласен", - коротко рубанул он и направился к двери.
"Иван, тебе не страшно умирать?" - спросил немец.
Иван остановился, медленно оглянулся: "А я не собираюсь умирать. Рано мне туда» - и показал пальцем вверх.
"Стой, Иван! А откуда ты про запрет курения в Люфтваффе знаешь?"
Иван усмехнулся и ответил: "Противника надо изучать. Не только вооружение и тактику, но и привычки, манеры, характер. Тогда и победить его будет легче..."
Курт оказался настоящим асом. Несколько очередей прошли совсем рядом с истребителем Ивана, который в самый последний момент умудрялся увернуться от смертоносных трасс. Заложив крутой вираж и выполнив несколько сложных фигур, самолет Ивана оказался на хвосте у "мессера". Курт выполнил обманный маневр, создавая крен в левую сторону и тут же переложил крен вправо, выполняя боевой разворот. Но очередь уже ушла на упреждение и несколько снарядов прошили "мессер". Тот клюнул носом и понёсся к земле. Иван проводил его взглядом и увидел момент столкновения самолёта с землёй.
Взрыв, пламя и чёрный дым - всё, что осталось от Курта Ваглера, решившего проявить благородство и дать шанс... Единственный шанс себе сохранить свою честь, а Ивану - жизнь...
А за неё побороться ещё предстояло. И не раз...
И оказалось, что проще всего было воевать, рискуя жизнью, держа в руках боевую машину, и бросая её в атаку, прорваться к своим, сбив ещё один, гнавшийся за ним "мессер", угнать самолёт и посадить его в поле, где только что прошли наши танки, чем отвечать этому мордатому энкэведэшнику, для которого все, кто был в плену - враги и только враги!
Не видевший и в глаза ни единого фрица, этот двухметровый костолом выбивал показания побоями. Однажды Иван ответил ему ударом в пах... Ночью в подвале дома его жестоко избили и там оставили до очередного "разговора".
Жизнь ему спасла, как ни странно, утренняя бомбёжка вражеской авиации. Одна из бомб попала в фасад здания, и оно разрушилось, оставив лишь одну стену с зияющими в ней выбитыми окнами.
Под теми завалами его и нашли. Окровавленного, без сознания…
С того странного и неожиданного спасения прошли долгие годы. Мыкался он по белому свету. Перебивался случайными заработками. Руки у него были просто золотые, никому не отказывал в помощи. А самое неожиданное - у него появились удивительные способности видеть и предвидеть то, что не дано никому.
Помнил он только своё имя - Иван. Подолгу заглядывался в небо и с трепетом наблюдал за пролетающими над головой самолётами.
И надо же такому случиться, что встретил он и дочку с внуками и любимую свою Машеньку, но оказался опять в этом странном тоннеле с ярким светом в конце...
Он пытался там рассмотреть какие-то очертания, всё было размыто… и лишь свет - такой приятный и тёплый струился оттуда. Медленно он превращался в более - менее понятную картину... такую прекрасную и глубокую. Из всей этой размытой картины стал появляться взгляд. Такой родной и тёплый. Это были глаза его Машеньки...
"Мария Афанасьевна, он приходит в себя? - раздался голос врача.
"Да, он вернулся!"
"Вань, может уже хватит бегать от меня?" – улыбаясь, прошептала его Машенька... Он всегда любовался её восхитительной улыбкой. Снова они глядели друг на друга, как влюблённые молодожёны...
Пролетело несколько месяцев. На Красной площади у Васильевского спуска стояли Мария с внуками, Юра и Аннушка. Семья, вопреки всем бедам и смертям назло, соединилась. И пускай для этого понадобилось много лет - они были вместе. Не было среди них только Ивана Сергеевича - главы такого удивительного семейства.
Без него стало очень одиноко, неуютно. Даже если он уходил на несколько минут - по нему скучали. А сейчас это становилось просто невыносимо…
Наконец, он появился. Великолепно сидящий на нём костюм, легкая походка... К своим родным шел он, Иван Сергеевич, наш Старец...
"Деда, деда!!!" - громко закричали внуки и наперегонки помчались к своему дедушке. Он легко подхватил их на руки, по очереди поцеловал обоих. Мальчишки обвили шею дедушки ручками.
"Осторожно, а то задушите своего деда. Всю жизнь расстраиваться будете" - шутливо сказал Иван Сергеевич, опустил внучат на землю и выпрямился. На груди его пиджака сияла... Золотая звезда Героя Советского Союза...
Вся семья была в сборе. Они прижались друг к другу и, молча стояли, глядя на вечернее небо. По нему тянулись светлые полосы, как пути людей, такие разные и непредсказуемые. А над ними едва заметные звёзды, что светят и днём. Только не каждый способен их увидеть...
Спасибо за прочтение!
Обращаюсь к своим дорогим подписчикам и гостям канала ПозитивчиК. Завершение очередной части авторской работы "По законам совести" побудило меня (с Вашей помощью) к необходимости издания книг в печатном варианте.
Несколько других публикаций ("Старец" - это одна из них) я размещу на канале в ближайшее время (после проведения некоторых правок). Все они войдут в сборник рассказов Николая Белякова.
История же, начавшаяся с повести "Неожиданный поворот" с её продолжением ("На изломе судеб" I, II и III части, "По законам совести") выйдет, вероятнее всего, в нескольких книгах (большой объем для одного сборника).
При желании оказать помощь в издании авторских трудов можно произвести перевод на карту 2202 2016 8023 2481 .
Ещё раз желаю всем Мира, Здоровья и добра!
Искренне Ваш Позитивчик (Николай Беляков)
#авторская повесть #повести и рассказы #люди и судьбы #война #авиация
