Тело было в Астапово, Писатель переходил в мир иной. Несведущие люди сказали бы, что он находился между жизнью и смертью. Это не так. Он находился в стороне от жизни и смерти, пребывал в третьем состоянии, его сознание блуждало вне времени и пространства.
Я тоже после восемнадцати суток запоя был в похожем состоянии, и где-то в нижних слоях ноосферы мы встретились с Писателем.
- Все пьешь? – укоризненно сказал он.- Нехорошо это.
- Так сложилось, - говорю.- Исторически. Все пьют. У нас говорят: «Не мы – такие, жизнь – такая».
- У вас? И как там у вас? Россия жива ли?
- Россия, знаете ли, хоть и больна, да жива. После падения Британской империи мы уже несколько десятилетий самая большая страна, - не без гордости отвечаю я.
- Самая большая? Сколько губерний? А какая власть?
- Ну, губерний-то у нас нет. Есть только губернаторы. А власть… Есть исполнительная власть, есть законодательная, то есть парламент. Государственная дума. Но она так, для декорации, ничего не решает. Есть сенаторы, они тем более ничего не решают. Над всеми ветвями власти стоит Президент. У него есть определенный ближний круг, эти ребята владеют всеми предприятиями, в основном нефтегазодобывающими. Монополии такие. Владеют банками, которым простые люди перманентно должны. Что еще? Воюем там, сям, сейчас в Украине. На Кавказе – это уж как водится. В Сирии. Как-то так.
Писатель погрустнел.
- За полтора века ничего не изменилось. Власть немногих, которым люди добровольно отдаются в рабство. Я говорил, что властвуют всегда наиболее дурные, ничтожные, жестокие, безнравственные, и главное лживые люди. И это не случайность, а общее правило, необходимое условие власти. Опять же война, в которой люди не нуждаются, даже не могут себе объяснить зачем.
- Зря вы так, граф. Вот недавно мы присоединили одну территорию, так народ ликовал. Невиданный всплеск патриотизма.
- Мое мнение насчет патриотизма известно, - твердо сказал Писатель, -Безнравственное чувство, разжигаемое торжествами, памятниками, лживой патриотической прессой. Под предлогом патриотизма совершаются жестокости против других народов, возбуждая в них вражду. Потом этим пользуются для насаждения чувства вражды в собственном народе. Это приводит человека к совершению поступков противных своему разуму, своей совести, - Писатель замолчал на грустную минуту .- А что земля? Мужик, крестьянин?
- А крестьян мы, ваше сиятельство, того. Извели. Не нужны оказались. Деревни помирают одна за другой, дома - развалюхи гниют заколоченные. Кто будет в деревне жить? Работы-то нет. А насчет земли…. Вот, допустим, поле. Уйма гектар. Приезжает бригада китайцев с суперсовременной техникой. За неделю вспахивает, засеивает, уезжают на другое место. А по осени также за несколько дней урожай собирают, продают на элеватор, и всего делов.
- Как же? Земля – общая наша мать, кормит нас, дает приют, радует. Земля –дар божий. Так всегда считал русский народ. А по-другому может думать уже какой-то другой народ. Я всегда считал, что отнять у русских Землю – это грабеж. А что это за народ, который сам отдаляется от Земли?
- Главное – прибыль. У нас сейчас так, - признаюсь я.- Общинность эта ваша, соборность, землелюбие остались в прошлом. По крайней мере, на этом этапе. Жизнь очень изменилась, граф.
- Только не надо рассказывать, что появились телефоны без проводов, а аэропланы за два часа долетают в Североамериканские Соединенные Штаты. Это не важно, так как важен, в первую очередь человек. А если он не меняется, если господствует принцип «Человек человеку – волк», то все технические достижения не имеют значения. Я нисколько не умаляю роль науки. Но наука должна служить обретению истины, а не наслаждениям. Как и искусство.
- К слову насчет искусства, - говорю я, несколько обиженный столь пренебрежительным отношениям к самолетам и нашим гаджетам. - Вот, вас бы, граф, не напечатали. Долго, нудно, много рассуждений. Издатель бы сказал, что нужно сократить, больше постельных сцен, да пооткровеннее, больше битв и драк, чтобы кровища лилась. Детективные моменты приветствуются. Например, Анна Каренина не сама под поезд бросилась, а столкнули ее. Это в самом начале романа. А потом, по ходу действия, Левин выявляет убийцу, при этом всплывают различные непристойные подробности.
- Глупость, какая! – возмутился Писатель.- У меня все-таки имя.
- В том случае, если имя ваше уже известно, то дело обстоит проще. Но тогда издатель предложил бы вам включать в произведение скрытую и явную рекламу. Например, идут Болконский с Безуховым, беседуют, тут Пьер говорит: «Какие у вас, Андрей, чудесные сапоги!». А он ему: «Отличные сапоги фабрики Мамонтова. Легкие, удобные и прочные. Я ношу сапоги только фабрики Мамонтова. Тем более, что купить их можно в любой лавке купца Хренова. Лавка купца Хренова всегда где-то неподалеку.» Пьер: «Что вы говорите?! Лавка Хренова?! Я всегда делаю покупки именно там. Вот мое пенсне от Штильмана, это уже восьмое пенсне от Штильмана, которое я приобрел у купца Хренова.»
- Абсурд!
- Абсурд.
- А если не согласен с условиями издателя?
- Тогда пиши и выкладывай в интернет, - Писатель не понял, и я вкратце объяснил, что собой представляет всемирная сеть, как в ней публикуются тексты.
- Прекрасно. Это просто грандиозно и прекрасно.
Я не очень понял такое восхищение, тогда Писатель пояснил:
- Искусство, в частности литература является средством общения людей, средством их единения. Возможность опубликовать что-то, минуя издательства, типографии, главное цензуру! Разве не прекрасно! Смысл ведь в том, что человек, читая, воспринимает чувства творца, заражается ими. А тут необъятная аудитория, до которой можно доносить свои мысли. Неограниченный круг читателей, без учета материального положения, социальной принадлежности.
- Видите ли, ваше сиятельство, есть одна проблема. Во всемирной сети миллионы пользователей. Добрая половина из них пишет тексты. Добротное произведение просто затеряется среди ерунды.
- Даже если несколько человек, даже если один воспримет, прочувствует, то уже не зря. Тем более, что процесс так же важен как и результат. Расскажу один пример. Я любил гулять в лесу по одной глухой окольной тропинке, на которой от силы раз в неделю случайный прохожий появлялся. Верстах в пяти от ближайшей деревни эта дорожка проходила мимо родника. А у родника располагалась неизвестно кем выточенная из дерева изящная, в человеческий рост скульптура. Она представляла собой девушку вглядывающуюся вдаль. Я называл эту фигуру «Ожидающая». И уверяю, что для ее создания неизвестному мастеру потребовался не один день, и не месяц. Бывало, я подолгу стоял у этой скульптуры, и какая-то тоска наполняла меня. Чувство щемящей грусти. Было понятно, что девушка ждет любимого, уже почти потеряв надежду, но все-таки время от времени, бросив повседневные дела, стоит у калитки и смотрит, смотрит… Не появится ли он там вдалеке. Мастер был, несомненно, талантлив, он передал чувства. А скульптура – произведение искусства. Но отчего же он создал этот шедевр в глуши, где никто его не увидит, а если и увидит, то не оценит по достоинству. На что он рассчитывал? Наверное, ему был важен сам процесс создания. И он приходил сюда к роднику, подальше от человеческих глаз и работал, работал. Иногда у меня возникало чувство обиды за этого творца, ведь только я один видел его творение. А через какое-то время выяснилось, что вода в роднике обладает целебными свойствами, глухая тропинка превратилась в оживленную дорогу, сотни людей посещали это место, видели скульптуру. Не все, но часть из них долго рассматривали «Ожидающую», проникались тем же грустным чувством, которое раньше испытывал я. Так искусство все-таки нашло своего зрителя. И вполне возможно, что мастера к этому времени уже и на свете не было.
- Так стало быть…?
- Так стало быть, если есть потребность писать, ваять, рисовать, надо это делать. Если есть возможность публиковать, надо это делать. Не всегда полезно думать о читателях, о гонорарах, ведь зачастую, труд писателя – это, своего рода, исповедь. Жаль, в мое время не было таких технических возможностей, которые есть у вас.
Писатель помолчал немного, потом проговорил:
- Все. Пора. Помни, главное в том, что если посчастливится создать нечто, относимое к искусству, то рано или поздно это будет востребовано. А ты больше не пей. Вредно.
- Обещаю!
В этот момент я был как никогда искренен.