Марина Тарковская говорила:
Маргарите Тереховой, удивительной актрисе, так тонко сыгравшей роль матери, удалось передать цельность и глубину ее характера, ее независимость и гордость, и одновременно — незащищенность и ранимость. И тем не менее, героиня «Зеркала», конечно, не наша мать — Мария Ивановна Вишнякова. Андрей показал на экране свою версию ее характера, жизненного предназначения и судьбы.
Важно и замечание Вадима Юсова, оператора, работавшего с Тарковским на большинстве его картин, и хорошо знавшего его семью:
Я внутренне не принял сценарий «Белый день» («Зеркало»). Мне не нравилось, что, хотя речь в нём явно идёт о самом Андрее Тарковском, на самом деле в жизни всё было не так: я знал его отца, знал маму...
В других статьях мы будем много говорить о героине фильма – Марии Николаевне. А сейчас настало наконец время чуть подробнее рассказать про женщину, которая стала прототипом этой героини и сама сыграла значимую роль – и в фильме, и в жизни режиссёра. Ту, кому посвящены его фильмы «Андрей Рублёв» и «Ностальгия». Про Марию Ивановну Тарковскую-Вишнякову, мать Андрея Тарковского.
Мать
Мария Вишнякова, Маруся, родилась в 1907 году в семье судьи Ивана Вишнякова. Мать, Вера Николаевна, ушла из семьи к Николаю Матвеевичу Петрову — кинешемскому доктору (его имя без изменений будет потом упоминаться в «Зеркале»). Маруся осталась с отцом, однако сохранила хорошие отношения с матерью и отчимом.
Семьи Вишняковых и Петровых были глубоко интеллигентны (а Вера Николаевна происходила из старинного дворянского рода). Маруся была начитана, писала стихи, прозу и публицистику. Потом, во время войны, даже в эвакуацию она упакует с собою книги – «Войну и мир» и комментированные мифы Древней Греции. В 20-е годы Маруся поступила на Высшие литературные курсы в Москве. Там и познакомилась с молодым поэтом Арсением Тарковским. (Про Арсения, «последнего поэта Серебряного века», как его часто называют, я подробнее расскажу в отдельной статье, посвященной Отцу).
Молодые люди полюбили друг друга и вскоре – в 1927 году – поженились. Быт их был веселым, бедным, сумбурным и неустроенным – типичным для молодоженов того времени. Высшие литературные курсы вскоре закрылись, и Тарковские отказались продолжить образование, поступив в институт, как многие их однокурсники. Карьера Арсения и без того пошла в гору. А Марии решение далось непросто: ей очень хотелось доучиться, но она решила посвятить несколько лет семье. Она любила и хотела детей...
В 1932 году у Тарковских родился желанный сын Андрей, Дрилка. А в 1934 – не менее желанная дочь Марина. Арсений работал, ездил в командировки, а по приезде трогательно заботился о детях. «Папа Ася – хороший папа и очень хорошая няня» – напишет о нём в дневнике жена. Однокурсник обоих старших Тарковских, друг семьи Лев Горнунг запечатлеет в прекрасных фото немало тихих домашних радостей.
А между тем внутри семьи зрел разрыв. И в 1937 году Маруся и Арсений расстались – болезненно и горько. Арсений ушел из семьи к другой женщине.
Так начнется превращение Маруси в Марию Ивановну. Талантливая девушка-писатель Маруся Вишнякова, «Толстой в юбке», женственная, чуть богемная, любившая шляпки, останется в довоенном прошлом. Все, знавшие Марию Ивановну в сороковых годах и позднее, будут описывать ее как сдержанную, временами суровую женщину с неизменным тяжелым узлом волос, в беретах и строгих вязаных кофтах.
Дочь Марина сетовала на рано ушедшую, словно навек запертую внутри, женственность матери. Мария Ивановна никогда уже не устроит свою личную жизнь – эта тема будет ею сознательно закрыта. Почему – остается только гадать, но, думается, тут сказалось сразу много причин. И сильная неизжитая любовь к мужу Арсению, и горечь разочарования, и давняя, еще детская боль от ухода матери из семьи к отчиму.
Об отношениях Марии и Арсения после разрыва я уже писала. Она не хотела отнимать у детей отца и подавила в себе гнев и обиду – дружила с ним и двумя его женами, приглашала в гости, поддерживала и направляла в общении с Андреем и Мариной. Смыслом жизни Марии стали дети, образом жизни – подвижничество.
Да и время было тяжелое, не оставлявшее времени и сил на себя. «Было короткое «до войны», которое смутно вспоминалось как что-то прекрасное, но малореальное, и было тревожное, неуютное настоящее» – писала потом Марина. Чтобы быть ближе к детям, Мария Ивановна устроилась в типографию и, при её таланте, всю жизнь работала простым корректором – это позволяло брать работу на дом, чаще быть с детьми. Работа была тяжелая, выматывающая, ответственная, особенно в 30-е годы... Мы еще будем говорить о ней в статье, посвященной сцене в типографии из фильма «Зеркало».
Матерью Мария Ивановна была строгой, принципиальной, – но и справедливой. Во время войны Андрей с Мариной притащили домой огурцы, собранные на чужом огороде, – она выбросила их на глазах у голодных детей, чтобы не брали чужого. Но когда она по незнанию съели кусок праздничного пирога, предназначенный для сотрудницы типографии, мать не стала их ругать, хотя достать муку и яйца для нового пирога было почти невозможно, – посчитала ситуацию своей виной. Приучала детей при любых обстоятельствах отдавать долги. Глубоко порядочной она была и в отношениях с коллегами, подругами, родственниками. Позволю себе привести большой отрывок из воспоминаний Марины о матери:
Самой драгоценной чертой ее характера была любовь и внимание к людям, с которыми она встречалась. Ей одинаково интересны были сотрудники типографии, в их числе малограмотные, простые женщины, и издательские работники, приходившие в корректорскую. ...Мама работала с напарницей, немолодой, больной женщиной. Им приносили сводки с прессов, есть такой типографский процесс. Быстро, так, чтобы та не заметила, мама издали определяла, какая из сводок труднее, где больше сплошного текста. Такую сводку она брала себе, а более легкую оставляла сотруднице. И так в течение нескольких лет...
Ради детей она жертвовала очень многим. Когда у 15-летнего Андрея открылся туберкулезный процесс, – работая в две смены, доставала для него сливочное масло, которое было необходимо. Когда смогла устроить детей на лето в лагерь (там было посытнее и дети под присмотром) – устроила, сама работая в Москве. А во время отпуска нанялась работать при лагере... сторожем. Лишь бы быть ближе к детям.
Свои стихи она уничтожила – считала бездарными. Но о ее литературной одаренности, уме и проницательности свидетельствуют письма и дневники. Дневники были отдушиной этой молчаливой женщины. День был посвящен заботам – работе, детям, потом уходу за матерью, Верой Николаевной, которая доживала жизнь с дочерью, будучи уже тяжело больной. По ночам же, когда все засыпали, Мария усаживалась на кухоньке своей квартиры в 1-м Щипковском переулке, заваривала себе крепкий чай (ещё одна её отдушина!) и записывала всё произошедшее за день. А также – свои размышления о людях, книгах, искусстве... Эти тетради сохранились у её дочери Марины.
Кинорежиссёр Александр Гордон (NB: никакого отношения к телеведущему А.Гордону он не имеет), зять Марии Ивановны и друг Андрея, был очень близок с ней – насколько она позволяла какую бы то ни было близость. Он с грустным юмором замечал, что в атмосфере в доме Тарковских было нечто «сектантское» – настолько не принято было проявлять эмоции на людях. Даже когда Марина родила своего первенца, Мария Ивановна, страшно волновавшаяся за дочь и внука, не спавшая всю ночь, с улыбкой успокаивала зятя:
«– Говори, Змей Горыныч! Я давно не сплю. [...] Не суетись. Покупай яблоки и поезжай к Марине».
Еще одна история, рассказанная близкими, была связана с тяжелым периодом, когда Андрей попал в «плохую компанию». Мать отправила его, в то время студента-востоковеда, в геологическую экспедицию в Курейку (Красноярский край). Друзья семьи в ужасе отговаривали: «Но у него даже нет тёплых ботинок! – Пусть едет. – Но ведь у него слабые лёгкие! – Пусть едет» – отвечала непреклонная Мария Ивановна. Андрей вернулся из экспедиции здоровый, и она, надо сказать, дала ему много ценного материала для будущего обучения во ВГИКе.
Говоря о таких женщинах, сейчас иногда начинают добавлять громкие слова о «женском предназначении» (кстати, сам Тарковский высшей добродетелью в женщине считал тоже именно жертвенность). И кивают на то, что следующие поколения были изнежены и эгоцентричны... Но я не уверена, что такие выспренние фразы пришлись бы по душе Марии Ивановне. Талантливая, остроумная, стойкая как кремень и жертвенная – рада ли она была тому, что тяжелое время востребовало только последние два ее качества? В дневнике она писала о второй жене Арсения Тарковского, с которой была дружна:
Т. когда-то мне сказала, что она мечтала быть другом какого-нибудь большого человека, а я удивлялась, потому что я хотела сама быть созидателем. [...] Быть приживалкой чужого дарования! Надо иметь дар самоотречения. И насколько в жизни и в быту он мне свойствен [...] настолько я жадна к своему внутреннему миру...
В конце концов, все её жертвы были именно ради того, чтобы оба её ребёнка – и Андрей, и Марина – были счастливее её и жили легче, а главное – чтобы они смогли реализоваться в профессии, в творчестве. Одним из подтверждений этого стало её согласие сняться в картине сына. Теперь, зная характер этой женщины, вы можете представить, просто ли ей было сниматься в фильме о ней самой. Да и физически это было тяжело – вновь предоставим слово её зятю:
А лето то, как нарочно, было сырым и холодным. Съемки [...] шли трудно. Даже Марии Ивановне с её, я бы сказал, стоическим терпением было невесело. Связали ей шерстяную кофту для съемок, спасавшую от холода. Вернувшись домой, Мария Ивановна куталась в ставшую привычной кофту, пила чай и жаловалась Марине: «У меня каждый день болело сердце».
На премьеру «Зеркала» Мария Ивановна едва попала: подойдя к Дому кино, она оказалась зажатой в толпу, почти таранящую двери. И тут несколько человек из киногруппы увидели её, протолкались сквозь толпу и триумфально внесли Марию Ивановну в холл на руках. Во главе группы был оператор фильма Георгий Рерберг. Она вспоминала об этом со смехом и огромной теплотой, светлея и молодея лицом.
Умерла она через пять лет – несправедливо тяжело. За двумя инсультами последовал страшный диагноз – поражено оказалось лёгкое. Её не стало 5 октября 1979 года. Сын Андрей примчался со съемок «Сталкера» и застал последние несколько часов жизни матери.
Спустя ещё два года он – такой ершистый в жизни, сторонившийся ласки и сантиментов, запишет в дневнике:
Был сегодня на кладбище. [...] Поплакал, пожаловался маме, просил её за меня попросить, заступиться. [...] Милая, добрая... Милая моя... Спасибо тебе. Я так виноват перед тобой...
©Ольга Гурфова
--
Оглавление цикла:
--
<<Следующий пост | Предыдущий пост>>
Удобный путеводитель по моим постам - здесь .
Подписывайтесь на мой канал здесь или в телеграме и получайте больше историй о театре и кино!
Ну и как же без бан-политики: вся информация о ней – вот тут))