Кормушка была непростая. Не картонная самоделка и не вырезанная из бутылки заготовка. Настоящий деревянный домик с витиеватой резьбой по контуру остроугольной крыши. Загляденье, в общем, а не кормушка.
Тамара Эдуардовна купила её на местной ярмарке народных умельцев, отщипнув ощутимый кусочек от своей скромной пенсии, и всегда любовалась ею, когда подсыпала пшена беспокойным синицам.
Всё произошло на её глазах. Как-то раз она потянулась приоткрыть форточку, когда неизвестный мальчишка сдёрнул с ветки кормушку и дал дёру через сугробы. Сердце у Тамары Эдуардовны заколотилось так, будто случилось что-то непоправимое, а по щекам заструились предательские слёзы. Она хотела крикнуть что-нибудь, остановить хулиганов (сорвавший кормушку мальчик в синей куртке был не один), но пока справлялась с дрожащими от негодования и обиды пальцами, воришек уже след простыл.
Ей было по-настоящему больно от низости сотворённого поступка. Очевидно, что двенадцатилетним (примерно так Тамара Эдуардовна оценила возраст нарушителей) сорванцам кормушка без надобности. Сломают и бросят где-нибудь. Она даже обошла ближайшие дворы, но птичий домик нигде не обнаружила.
Через два дня, под вечер, Тамара Эдуардовна вновь спустилась к берёзе, на которой её уже ждали привыкшие к угощениям синицы. В этот раз в руках кроме зерна она держала пятилитровую пластиковую бутыль с прорезями. Тяготеющая к прекрасному, женщина раскрасила заготовку, попытавшись изобразить утраченный домик. Верхняя часть бутылки с пробкой служила красной крышей, нижняя – белым кирпичным фундаментом (она долго выводила кирпичики тонкой кистью). Ну а прорезь, через которую пернатые могли попасть внутрь, была стилизована под гостеприимно распахнутое окно. Вся работа выглядела просто и по-детски наивно, но было видно, что человек, смастеривший её, вложил в неё душу.
Это было очень странным, но на следующий день её любимая деревянная кормушка мерно покачивалась рядом с её корявой самоделкой. Тамара Эдуардовна не могла поверить своим глазам. На щеках вновь показались слёзы, но теперь уже радости.
Позже соседка рассказала ей, что видела, как какой-то мальчишка повесил домик на дерево и убежал. Женщины пришли к выводу, что, проходя мимо, и заметив, что на месте старой появилась новая самодельная кормушка, мальчик устыдился своего поступка, и вернул домик на место.
Как бы там не было, но больше кормушки никто не трогал. Тамаре Эдуардовне очень хотелось взглянуть в лицо этому пареньку, и случай представился ей, когда уже зазвенели капели.
Она сидела на лавочке около подъезда, как вдруг в группе проходящих мимо подростков один показался ей смутно знакомым. Синей куртки больше не было, видимо, в ней уже было жарко, но что-то в нём обратило на себя внимание Тамары Эдуардовны.
– Спасибо! – подала она голос вслед уходящей молодёжи, поддавшись спонтанному и ничем не объяснимому порыву.
Несколько человек из компании оглянулись. Кто-то засмеялся, видимо, подумав, что бабуля впала в маразм и разговаривает сама с собой. И только взгляд одного мальчика как будто потеплел.
– И вам! – не растерялся он и сдержанно улыбнулся.
Больше они ничего не сказали друг другу, но возникло то неясное приятное ощущение, которое бывает, когда два разных человека понимают друг друга без слов. Эти двое, старый и молодой, кажется, тоже поняли друг друга.
А Тамара Эдуардовна ещё долго грелась в лучах мартовского солнца, слушала стрекочущих синиц и думала, что молодое поколение не такое уж и пропащее, как о нём говорят.