Мой друг - поэт-песенник - заболел.
Депрессия. На фоне длительной алкогольной интоксикации.
Позвонила его бывшая жена:
- Он заперся у себя в мастерской, ни с кем не хочет общаться. Вызвала к нему врача - светило психиатрии. Светило приехало, и теперь само в депрессии.
Подавляю невольный смешок.
- А вчера …. Ты не представляешь !… Он…помочился из окна на участкового. Забрался на подоконник, открыл окно, спустил штаны и …. Мне пришлось срочно ехать, всю эту историю заминать, платить, договариваться. А у меня вообще-то работа, свои дела, планы. Настя, я больше не могу. Я устала.
Почему-то вспомнила их дивную греческую свадьбу. Двадцать лет назад поэт-песенник был на пике популярности. Человек с талантом, деньгами и фантазией. Предложение будущей жене сделал на смотровой площадке в короне Статуи Свободы. Свадьбу играли на Крите.
130 гостей. Вилла на берегу моря, церемония за фоне заката. Красивое кино.
А сейчас?
Какой-то хоррор.
В общем, оделась и поехала в мастерскую.
Дверь открылась моментально. Будто у дверного глазка меня поджидал.
Обнялись. Засели на тесной, шестиметровой кухне.
- Ты понимаешь, двадцать лет назад я гремел на всю страну. У меня гонорары были такие, что можно тачку за один концерт купить. А сейчас я сижу в жопе. Наташка от меня ушла. Мои песни никому не нужны. Месяц назад дошёл до того, что согласился какой-то компании гимн написать - за айфон. Понимаешь? За сука-один-сраный-айфонишко.
- Он сейчас целое состояние, вообще-то, - робко напоминаю. - Не такие уж маленькие деньги.
- Ну, спасибо за поддержку! - хмыкает поэт. - Мы узнали сколько стоит известный поэт-песенник. Он стоит как сраный айфон, на который силиконовые сучки насасывают за ночь.
Поэт вскакивает, начинает расхаживать по квартире, жалуясь, что его талант не ценят, как должно.
Сижу, помалкиваю.
Не знаю, как себя вести и что говорить.
Люди с синдромом самозванца все-таки приятнее и ближе. Тех, кто сомневается в себе , достаточно просто обнять и поддержать.
Но что делать с человеком, переоценивающим свои способности?
Мне кажется, не существует бездарных людей. Вопрос лишь в среде, в возможности развивать свой талант.
И дворник нашего дома- Олим- попади он в благоприятные условия, наверняка смог бы делать что-то более волшебное, чем лопатой реагенты разбрасывать.
- Бред, - орет мой друг на этот довод. - Искра божья не в каждом. Есть быдло и есть мы - одарённые! Котлеты отдельно, мухи отдельно. Мы творим, выворачиваем душу наизнанку. Мы меняем реальность. И за это получаем материальные блага. А твой Олим на подобное просто не способен! Он бесталанный. За его нутро никто больше трёх грошей не заплатит!
Отчего-то неприятно. Ощущение, будто тухлую еду проглотила.
- Да, что ты в этом понимаешь, - машет рукой поэт-песенник. - Вечно якшаешься с отбросами!
- Ты прав, - говорю. - Ничего не понимаю. Прости пожалуйста, что не могу тебе помочь. Я пойду, наверное.
Встаю, направляюсь к двери.
И вдруг тихий голос в спину:
- Мне за пятьдесят перевалило. У меня морщины. Волосы поредели. И утренней эрекции нет. На порнуху или девку симпатичную встаёт, а чтоб по утрам, сам , без повода , как раньше - нет больше этого. И со стихами так же. Раньше сочинял, как дышал. Ни для кого. Все само собой из меня выливалось. А сейчас только за деньги. Да и то, не всегда получается. Не творю, а вымучиваю.
Он прислоняет руки к лицу и начинает плакать. Искренне и безутешно. Как первоклашка, схвативший первую двойку.
Закрываю уже приоткрытую дверь, возвращаюсь в комнату. Подхожу, обнимаю поэта. Запускаю пальцы в редеющие, не очень чистые волосы.
- Знаешь, что сказал по этому поводу Муджи? – спрашиваю.
- Какое ещё Муджа? - всхлипывает поэт.
- Просто послушай:
«Если ты хочешь обрести счастье и свободу, отбрось мысль о том, что у тебя есть какие-то права в этом мире.
Забудь о правах вообще.
Тогда все в жизни станет для тебя подарком. Когда ты не думаешь, что заслуживаешь чего-то, все воспринимается как дар.
Отбрось саму идею о том, что жизнь чем-то тебе обязана, и ощути то пространство, что откроется внутри.
Отбрось также свою гордыню. В мирской жизни никто не посоветует тебе сделать это, ведь ты должен гордиться собой, повторяя: «Послушайте, у меня есть права!».
Но как только у нас появляются права, мир автоматически становится не прав по отношению к нам. Мир несправедлив, говоришь ты. А на самом деле, это ты несправедлив по отношению к миру».
- Какой-то -бред, - говорит поэт. Но в голосе уже нет прежней стали.
- Вся жизнь - бред, - улыбаюсь. - А если б это было не так, думаешь, тебе бы сошло с рук, что ты пьянющий вчера на участкового из окна помочился. И теперь еще рассуждаешь о людях высокой душевной организации!
Поэт краснеет.
Потом улыбается.
Потом начинает хохотать.
Смеюсь вместе с ним.
А сама думаю: смех - это хорошо.
Смех как сон, все лечит.