Все-таки особые обстоятельства способны разбудить в любом интеллигенте кровожадного дикаря.
Вопль, с которым Гаврила вынырнул из мглы, заставил лошадей попятиться. Инквизиторский красавчик поднялся на дыбы и принялся молотить по воздуху передними копытами. Туман хлопьями грязной пены разлетался по сторонам. Какой-то крупный свёрток сорвался с лошадиной спины и улетел в кусты. Никифор на секунду растерялся и выпустил поводья из рук, но тут же вернул себе самообладание и потянулся к рукояти меча. А староста завывая, словно раненый гиппопотам, продолжил размахивать обрубком массивной ветки и скакать разъяренным бабуином вокруг, подливая масло в разгорающийся огонь паники.
На самом деле, от той рогатины, которой Гаврила угрожал неприятельским лошадям, толку было мало. Трухлявая палка не смогла бы остановить даже пони. Но звуковое сопровождение, все тот же эффект неожиданности и наброшенная поверх кольчуги телогрейка из волчьей шкуры сделали своё дело. Испуганное ржание всколыхнуло восковую безжизненность леса. Похоже, что кони и всадники прониклись представлением и приняли старосту совсем не за человека. Кое-кто из спутников инквизитора даже размашисто перекрестился.
Стас, в отличие от Гаврилы, действовал не столь открыто и прямолинейно, но гораздо более кровожадно. Он совершенно бесшумно, не привлекая к себе лишнего внимания, подкрался к выбранной жертве. Один из вражеских воинов как раз, запрыгнув в седло, пытался добиться послушания от испуганного животного.
У ног, оказавшегося позади всех жеребца вдруг вынырнула из мглы лысая макушка. Блеснуло лезвие кинжала. Короткий чирк по сухожилию и в испуганное ржание добавились нотки боли. Ещё один взмах клинка и пелена тумана поглотила рухнувшего в него коня, а вместе с ним и не успевшего покинуть седло наездника. Очередное неуловимое движение и мучения раненого животного прекратились — острое лезвие вспороло лошадиное горло. Бледное марево приобрело багровые оттенки.
Всаднику удалось под покровом пелены откатиться в сторону и на какое-то время затаиться. Погладив с сожалением лошадиную морду, Стас тут же погрузился в туман с головой. Вот уж действительно человек, не испытывающий ни дискомфорта, ни сомнений и, словно хищник, преследующий добычу.
Рядом хлестнуло сталью о сталь. Первым, как и предполагалось, опомнился инквизитор. Он атаковал старосту. Гавриле пришлось расстаться с рогатиной и выхватить меч.
Старик отбил клинком выпад, сместился в сторону и свободной рукой достал из-за пояса кинжал. Подкорректировал основанием его лезвия направление рубящего удара противника, атаковал мечом в длинном выпаде в ответ и вновь ушёл в сторону. Кольчуга инквизитора выдержала попадание острия в грудь, но сила удара заставила служителя церкви пошатнуться и сделать шаг назад. Ответный удар с его стороны встретила пустота. Обманчивый образ кряжистого и неповоротливого старика пока что играл старосте на руку.
Ещё один представитель инквизиторского воинства запрыгнул в седло и попытался скрыться в лесу на обезумевшем от страха животном. По-видимому, не столь велика была вера у спутников Никифора, чтобы остаться и принять бой с жутким и загадочным противником. Окутавшая пограничье белесая мгла добавила нашей засаде некий сверхъестественный оттенок чего-то потустороннего.
Коварный туман скрыл от животного и его наездника ствол давно рухнувшего дерева. Конь споткнулся и упал, грудью разорвав бледную пелену. Воин вылетел из седла и кубарем покатился по земле, кромсая покрывало испарений в клочья. Всадник вовремя успел избавить свои ноги от стремян, в противном случае, так легко бы не отделался. Бледное полотно забурлило, но туман, в конце концов, победил и затянул прорехи, скрывая воина с глаз.
Спустя какое-то время голова и плечи мужчины показались над клубящейся поверхностью. Растрепанные волосы струились по металлу наплечников, на лбу и щеке набухали кровью рассечения. Шлем, судя по всему, стал добычей сгущающихся прямо на глазах испарений. Подняться на ноги окончательно воину не дал Штык. Телохранитель княжича в стремительном прыжке взвился в воздух и опустился жертве на плечи. Оба его кинжала вошли в основание шеи противника с разных сторон. Из перебитой артерии вырвался алый фонтан.
Я с трудом сдержал рвотные позывы и постарался сосредоточиться на собственной задаче. К счастью, мне удалось наконец-то доковылять до цели. Ещё один вражеский воин пытался усмирить собственного коня, чтобы покинуть наше гостеприимство верхом. Надо будет поинтересоваться, где служитель церкви разжился столь храбрым воинством, что бы никогда не повторить его ошибки.
Паштет на четвереньках, почти не показываясь из тумана, обогнул горе воителя с другой стороны. Я же наоборот, всячески привлекая его внимание, ругался, словно пьяный боцман, и сделал обманный выпад мечом. Обезумевшее от страха животное поднялось на дыбы, но опытный наездник сумел удержаться в седле и выхватил собственный клинок. Я с трудом увернулся от лошадиного копыта и вот-вот должен был схлопотать саблей всадника по шее, когда Паштет наконец-то соизволил принять участие в схватке.
Соратник, которого выделила мне командирская рука, оказался на удивление прыгучим. Будто и не было в нем всех этих действующих на стороне гравитации округлостей.
Паштет вынырнул из тумана в стремительном броске прямо из положения сидя, взмыл над поверхностью и вцепился в противника словно клещ. Конь вместе со всадником потеряли равновесие и упали, разбрызгивая хлопья тумана по сторонам. Я тут же бросился на помощь напарнику, но разглядеть толком, в этом сплетении человеческих конечностей ничего не смог. Ошметки тумана разлетались крупными тягучими брызгами, словно Паштет и вражеский воин устроили потасовку в банановом киселе. Пользоваться оружием было опасно. Молясь про себя о том, что правильно запомнил сапоги Паштета, я, основательно размахнувшись, врезал между ног обутых в незнакомую обувь. Благо, кольчужный подол задрался. И нога попала в мягкое, а не в плетение металлических колец. Обладатель промежности взвыл, но спустя мгновенье вой сменило бульканье, а затем хрип и тишина.
- Ну чего смотришь? Стаскивай его, сил никаких нет, под этой грудой дышать.
Я ухватился за сапоги и потащил. Воин в доспехе действительно весил немало. Освобожденный от тяжести соперника, Паштет поднялся с земли и хлопнул меня по плечу.
- Нож мой из шеи достань, будь другом, а то не согнуться. Здорово ты его, чем приложил?
- Да, ногой бубенчики пощупал.
Юноша согнулся от смеха.
- А различил-то как? - поинтересовался он сквозь хохот.
Я почесал затылок.
- По сапогам.
Паштет прекратил смеяться и поднял на меня обескураженный взгляд. Чересчур распахнутые глаза выдавали скорее удивление, чем радость. Он покрутил пальцем у виска и сплюнул. После чего наклонился над трупом, какое-то время покопался в тумане и стянул с ног воина сапоги. Облокотился спиной о дерево и поднял над пеленой одну из своих ног.
- Я когда подкрался, гляжу сапоги как у меня и размер вроде мой, вот думаю, подфартило. Мои-то со вчерашнего вечера драные…
Слово «подфартило» напарник произнёс, смакуя каждую букву, словно с нетерпением ждал возможности его использовать. Никак опять влияние Стаса сказывалось.
Я решил на этот раз отмолчаться, хватит, наговорил уже на превосходное впечатление о себе. Чистой воды везение, что Паштет оказался не тем, кому от меня по детородному органу прилетело. От воспоминаний о булькающих звуках, на которые сменился вопль убитого, мне вновь стало дурно.
- Где девчонка? Ты видел ее? - тяжелая рука телохранителя легла на моё плечо.
Я вздрогнул от неожиданности, но по инерции обнял вдруг пошатнувшегося Штыка.
- Где…
На правом боку кольчуга телохранителя топорщилась рваными кольцами, по которым стекала кровь. Штык прикрывал рану ладонью, но, по-видимому, этого было недостаточно.
- Где…- вновь начал он.
- Не знаю, я не видел…
Но прежде, чем я договорил, в памяти всплыла, деталь, которую удалось заметить до того, как мы с Паштетом приступили к выполнению своей миссии. Свёрток. Чертов рулон, который сорвался со спины инквизиторского коня, прежде, чем тот растворился в темноте под тоскливый вой старосты. Это единственное объяснение. Если бы они оставили где-то ребёнка раньше, Палыч непременно дал бы нам знать. Кстати, где запропастился наш охотник?
Надо немедленно проверить кусты, в которые угодил свёрток, но нельзя оставлять рану телохранителя без внимания. Если задета печень, то даже представить не могу, чем мы сможем ему помочь. Но если жизненно важные органы по счастливой случайности не повреждены, то нельзя позволить Штыку истечь кровью. Ни в коем случае.
- Паштет перевязать сможешь? Я пока...
- Я крови боюсь, лучше скажи, где искать, - перебил меня напарник.
На удивление не было ни времени, ни сил. Я просто ткнул рукой в направлении необходимых зарослей.
- В те кусты свёрток с инквизиторского коня улетел.
Паштет направился в указанном направлении, а я приподнял кольчугу и разрезал одним из кинжалов Штыка подкольчужник. Им же отхватил кусок рукава с рубахи трупа, благо мы так и не потрудились отойти от поверженного воина. И плеснул из фляги Штыка на рану. Телохранитель уже почти не реагировал на мои манипуляции. Я соорудил из нескольких кусков материи тампон, а затем туго перетянул его порезанным на лоскуты рукавом. Надо бы конечно и мазями какими-то обработать, но, во-первых, они остались в сумке с лошадьми, а во-вторых, я больше не мог себе позволить игнорировать отсутствие ребенка.
- Брикет, - прохрипел Штык. - В кармашке.
Его глаза скосились на грудь. Я вскрыл нагрудный клапан на его рубахе, вытащил оттуда прессованный прямоугольник сухой травы.
- Половинку и воды…
Силы покидали телохранителя. Я разломил брикет и закинул половину ему в рот. После чего, влил воды из его же фляги. Запах размокшей травы напомнил Прохоровскую настойку.
- Спасибо, - выдохнул Штык мне в спину.
Но я не стал оборачиваться. Я очень торопился к кустам, из которых почему-то до сих пор не доносились радостные возгласы Паштета. Он, то ли не смог отыскать свёрток, то ли находка оказалась не тем, что мы на самом деле разыскиваем. А точнее не той.
Но, стоило приблизиться, и я понял, что все немного сложнее.
Паштет сошелся в поединке с цепкими ветвями кустарника, пытаясь вытащить из него рулон. Растение, словно живое, сопротивлялось и никак не хотело расставаться с добычей. Напарник рубил ветви направо и налево, но новые вновь вонзали свои иглы в плотную материю и не позволяли вырвать одеяло из зарослей окончательно. Задача требовала не малых усилий и Паштет грязно и витиевато ругался.
- Придурок, там же ребёнок…
Как-то странно у меня работает родительский инстинкт. Когда любой другой родитель бросился бы искать своё чадо, я вместо этого перевязывал рану телохранителя. А сейчас, когда Паштет бранится, пытаясь вытащить, моего же ребёнка из чересчур упорно сопротивляющихся кустов, я решил вмешаться и проследить за моральной составляющей процесса. Впрочем, главное, что он имеется в наличии этот самый инстинкт и продолжает работать.
Реакция на брань — это, скорее всего нервное, а спасение Штыка вне очереди и обсуждать нечего. Он один из тех немногословных выходцев из Междумирья или Серых Пределов, кому как будет угодно. Представитель народа, который не только обладает ценнейшей информацией о том, что происходит в Среде. Но и безусловно знаком с правилами выживания в сложившихся обстоятельствах. К тому же соплеменники Штыка не особо спешили делиться этой информацией даже с сюзереном, которому служили. Данила Романович до моего появления о многих моментах даже представления не имел. А я пробыл на территории Пределов сутки, в отличие от его телохранителей, проживших там годы. И, признаться, я очень надеялся, что моя помощь развяжет язык немногословных междумирцев, поможет наладить мосты, обяжет их, в конце-то концов, считаться со мной и делиться опытом и полезной информацией.
Воздух над кустами выгнулся дугой, словно кто-то умудрился перевернуть в заросли грузовик свежего горячего асфальта. Туман плюнул в марево протуберанцем испарений, подкрашивая его, словно шляпку белого мухомора, своей бледностью с красными вкраплениями крови. А затем мгла исчезла, будто всосалась вся без остатка в набухающий на глазах пузырь.
- Бегите, - едва слышно просипел за спиной Штык.
Но его предупреждение запоздало. Пузырь взорвался, выплевывая к нашим ногам что-то крупное и темное, словно фрагмент космоса. Волна от лопнувшего волдыря, прокатившись по кустам, вырвала из цепких ветвей и напарника, и его ношу. Я с трудом успел подхватить кувыркающийся в воздухе рулон. Прижал свёрток к груди и продолжил катиться по инерции уже вместе с ним. Звук который прозвучал, когда Паштет угодил в дерево, не оставлял сомнений, что помощи от него ждать в ближайшее время не приходится. Хорошо, если не только жив, но еще и относительно цел останется. Впрочем, помощь мне сейчас и не требовалась.
Стоило мне остановиться и лезвие кинжала без труда справилось с ремнями, опутавшими рулон. Свёрнутое одеяло наконец-то отпустило свою пленницу на свободу. Заплаканные глаза, соляные дорожки высохших слез на поражённых пунцовой лихорадкой щечках. Вздернутый носик покраснел. Но в красных от слез глазах светилась радость и мелькала едва заметная искорка озорного удовлетворения. Будто все прошло по заранее утверждённому плану этой маленькой бестии.
Я освободил рот ребёнка от тряпки, выполнявшей роль импровизированного кляпа. И приготовился услышать, что-то веселое, исходящее бравадой и уверенностью.
- А круто я... - начала Вика свою победную речь.
И вдруг разрыдалась, вцепившись в мою шею. Я, молча, обнял ее в ответ. И сжимал все крепче и крепче с каждым подрагиванием.
- Все будет хорошо, - наконец-то выдавило безнадежно охрипшее от волнения горло.
В глаза, наверное, что-то попало. Слезы катились по пыльным щекам к подбородку. Но я не мог их вытереть. Не было в мире сейчас той силы, которая способна разжать мои объятия.
Первая глава:
Не время для смерти (1. Утро добрым не бывает)
Предыдущая глава:
Не время для смерти (43. Между жизнью и смертью)
Следующая глава:
Не время для смерти ( 45. Польза)