На рассвете майского утра 1826 года в крошечном Белёве, что в 90 верстах от Калуги, в доме купца Дорофеева умирала женщина. Она была измучена болезнью, обострившейся в дороге, но сильнее недуга терзала сердце неотступная тоска. Полгода назад потеряв мужа, от неверности которого страдала всю жизнь, о ком вспоминала в последние минуты светловолосая баденская принцесса, лёгкая, как мотылёк, невесомая, как паутинка, с сердцем, хранившим столько невыплаканных бриллиантовых слёз?
Луиза Мария Августа, получившая при крещении православное имя Елизавета Алексеевна – российская императрица, супруга и вдова Александра I – обводила помутившимся взором стены чужого дома, а из тёмных углов на неё уже смотрела вечность.
Начало истории:
Однако вернёмся на четверть века назад. Елизавете Алексеевне немногим больше 20-ти, она молода и красива, но монарший наследник пренебрегает ею, очарованный светской красавицей Марией Нарышкиной.
Несмотря на прохладные отношения между супругами и открытую неверность Александра Павловича, будущий Самодержец Всероссийский ценил ум, сильный характер и нравственную чистоту жены и прибегал к её советам, помощи и поддержке в трудную минуту. «Как только я чувствую, что ему грозит опасность, я вновь приникаю к нему со всем жаром, на который способно моё сердце», – признавалась Елизавета Алексеевна в письме к матери.
Через полгода после государственного переворота и убийства Павла I в Успенском соборе Московского Кремля состоялось венчание на царство его сына и невестки.
Однако фактически власть в императорской семье находилась в руках Марии Фёдоровны, вдовы Павла I, которая откровенно недолюбливала Елизавету. Со своей стороны, молодая супруга императора ненавидела этикет и церемонии и вовсе не стремилась на первый план. Она занялась благотворительностью, взяла под патронат сиротский приют и несколько школ в Петербурге.
Вскоре Европа вступила в войну с Наполеоном, и Александр I покинул Петербург, направившись к действующей армии. Елизавете Алексеевне – едва за двадцать, она одинока, покинута мужем, презираема свекровью, при этом сердечна, умна, проста, искренна и красива. Состоявшееся в 1803 году знакомство с поручиком Кавалергардского полка, молодым, видным, богатым и знатным Алексеем Охотниковым поначалу не выходило за рамки переписки, однако вскоре чувство, старательно подавляемое красавцем кавалергардом, нашло отклик в сердце Елизаветы Алексеевны.
Военный историк и архивист Кавалергардского полка Сергей Алексеевич Панчулидзев недвусмысленно ссылался на «высокопоставленного мужа» молодой, красивой и любящей жены, который «открыто ухаживал, даже в ея присутствии, за одной дамой того же круга» (имея в виду связь Александра Павловича с Марией Нарышкиной).
«Про эту связь говорил весь Петербург. Иные не находили в том удивительного, считая забытую жену за слишком серьёзную и скучную, и вполне оправдывали легкомысленность мужа; другие смотрели с сожалением на молодую женщину, переносившую с достоинством это тяжёлое и незаслуженное оскорбление. Между таковыми был и Охотников. Чувство Охотникова возросло от сознания, что оно никогда не встретит взаимности, так как в Петербурге все говорили о неприступности молодой женщины и любви её к своему мужу. Но, вероятно, последняя измена переполнила чашу терпения молодой женщины. И, покинутая, одинокая, она невольно заметила взгляды молодого офицера. В них она прочла глубоко скрытое чувство любви и сожаления к ней; видя эту симпатию к её несчастию, она сама увлеклась. Любовь их продолжалась два года».
В Государственном архиве Российской Федерации хранятся листки, исписанные мелким почерком по-французски. Это дневники Елизаветы Алексеевны. Имеющиеся фрагменты, относящиеся к периодам с февраля по конец августа 1803 года и с декабря 1803 по начало февраля 1804 года – трогательное описание мимолётных встреч императрицы с человеком, в которого она была влюблена.
Февраль 1803. «Четверг 12, хотя и только что сменившись с караула, [прогуливался] пешком по набережной с другом, я в санях; входя в театр, не видела и заметила только выходя, в тени на крыльце, и все же два взгляда».
Апрель 1803. «Пасхальной ночью, воскр[есенье] 5 [апреля] по дороге в церковь очаровательный взгляд, говорящий как никогда, глаза сияли, в них выражалось беспокойство остаться незамеченным, удовольствие, они впервые как будто говорили: ах, я вновь вижу вас, а вы разве меня не видите? Наконец, взгляд, внесший бурю, смятение в мое сердце. Этот язык глаз был столь ясен, что он не мог не думать того, о чем глаза говорили».
Уже в то время, судя по документам Российского государственного военно-исторического архива, Охотников страдал чахоткой. Встревоженная, под впечатлением от недавней встречи (возлюбленный бледен, по глаза закутан в шубу, болен), Елизавета пишет в январе 1804: «Грусть ужасная из-за болезни Vosdu и пересудов». А через несколько дней страшные предположения становятся беспощадной реальностью: «В четверг утром жестокий удар, я узнала, что он страдает грудью [...]».
Это драматическое обстоятельство ускорило развитие романа. Влюблённые встречались тайно, а посредницей выступала и передавала письма некая М.
«Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном», – писал Охотников Елизавете. «Если я тебя чем-то обидел, прости – когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала всё, что более ценно, чем сама жизнь».
По легенде, Алексей Охотников был смертельно ранен кинжалом в бок 4 октября 1806 года, выходя из театра после оперы Глюка «Ифигения в Тавриде». Убийца, по слухам, был подослан братом императора, великим князем Константином Павловичем.
Через месяц – 3 ноября 1806 – императрица родила дочь, названную в её честь. Возлюбленный Елизаветы Алексеевны, рана которого была нечистой, прохворал четыре месяца и скончался 30 января 1807 года.
Однако есть основания полагать, что история с кинжалом – не более чем романтический вымысел. Вероятно, Алексея Охотникова убил туберкулёз, подтачивавший его силы последние годы.
На его могиле в Александро-Невской лавре Лазаревского кладбища скорбит в неутешном горе мраморная женщина. Рядом изваяно разбитое молнией дерево, надпись на котором гласит: «Здесь погребено тело кавалергардского полку Штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года, на 26 году от рождения».
Елизавета Алексеевна души не чаяла в девочке, которую ласково называла «котёночком». В страстной материнской любви к ней она нашла бальзам для своего разбитого сердца и почти не расставалась с ребёнком. Однако через полтора года крошечная княжна скончалась, и чёрные воды безысходности сомкнулись над головой несчастной матери. С тех пор единственной отрадой Елизаветы Алексеевны стало посещение могил детей в Александро-Невской лавре.
Она покидает Зимний дворец и в письмах к матери, с которой была очень близка, часто повторяет, что ей незачем больше жить.
Елизавете Алексеевне отмерено ещё 18 лет, в течение которых она поддерживала мужа в тяжёлую годину Отечественной войны 1812; ей поклонялись русские воины и рукоплескала вся Европа после победы России над Наполеоном; в честь русской императрицы слагали стихи и возводили триумфальные арки.
Простив царственного супруга за измены и годы отчуждения, она скорбела вместе с ним после смерти его горячо любимой дочери от фаворитки Марии Нарышкиной – восемнадцатилетней Софии, угасшей от чахотки; не отвернулась от мужа, разорвавшего связь с Нарышкиной, давно изменявшей ему, утратившего волю к жизни и впавшего в апатию и пессимизм. Супруги очень сблизились, и Елизавета Алексеевна, чьё здоровье давно вызывало опасения, была рада покинуть Петербург. Вслед за мужем она отправилась в Таганрог – подальше от сырого и ветреного климата северной столицы, тщеславия, суеты и интриг двора.
Александр Павлович, решивший посетить южные губернии и Крым, подхватил острую геморрагическую лихорадку, которая и унесла его в могилу в 47 лет. Когда государь испустил последний вздох, Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась сквозь слёзы. Перекрестив императора, она поцеловала его и закрыла ему глаза.
Читайте также:🌓
«Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!», – писала безутешная вдова матери Александра, императрице Марии Фёдоровне.
Елизавета Алексеевна воссоединилась с мужем через полгода после его кончины. Императрица не оставила завещания. На вопрос о нём она отвечала: «Я не привезла с собою в Россию ничего, и потому ничем распоряжаться не могу». Личные дневники, согласно последней воле Елизаветы Алексеевны, должны быть переданы Николаю Карамзину – близкому другу и поверенному её сердечных тайн и невосполнимых утрат.
Однако вскоре Николай Михайлович простудился на Сенатской площади и скончался спустя две недели после смерти императрицы, поэтому желание покойной выполнено не было. Один из дневников сожжён фрейлиной Елизаветы Алексеевны и её приближенной Варварой Николаевной Головиной. Другие, вместе с письмами Алексея Охотникова, уничтожили мать Александра Павловича – вдовствующая императрица Мария Фёдоровна – и его брат, император Николай I.
Известно, что супруга Николая Павловича Александра Фёдоровна осталась под большим впечатлением от этих записей. В своём дневнике она писала: «Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет её ma petite femme («моя жёнушка»), mon amie, ma femme, mon Dieu, ma Elise, je t’adore («мой друг, моя жена, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя») и т. д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2–3 часа. С письмами находился его портрет, и всё это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи её маленькой Элизы (вторая дочь Елизаветы Алексеевны) – вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребёнка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберёг меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность – и всё пойдёт дальше и дальше, непостижимым для нас образом».
Ах, женщины! Они остаются женщинами, даже будучи императрицами. Спасая любовные строки от нескромных человеческих глаз, их поглотил огонь. Пепел развеял ветер, превратив в пылинки мироздания свидетельства бессмертных чувств давно разбившихся сердец...
Вас может заинтересовать:
Ранее:
Далее:
✅©ГалопомПоЕвропам
Встретимся в обсуждениях!