100 лет назад в Берлинской филармонии, где была организована лекция одного из ключевых министров бывшего Временного правительства России в 1917 году — министра иностранных дел и лидера Конституционно-демократической партии Павла Милюкова, состоялось покушение на него двух заговорщиков-монархистов — Петра Шабельского-Борк и Сергея Таборицкого. В результате нападения и стрельбы Милюков не пострадал, но при попытке задержать заговорщиков погиб его давний товарищ по партии и одновременно оппонент Владимир Набоков-старший, отец будущего известного писателя Владимира Набокова. К Набокову восходит одна из знаменитых цитат, остающаяся актуальной и поныне, ее вспоминают всякий раз, когда речь заходит о принципе разделения властей. В своей речи от 13 мая 1906 года, посвященной нежеланию правительства идти на компромисс с Думой по важнейшим вопросам политической жизни, Владимир Дмитриевич произнес речь, заканчивавшуюся так: «Раз нам говорят, что правительство является не исполнителем требований народного представительства, а их критиком и отрицателем, то, с точки зрения принципа народного представительства, мы можем только сказать одно: исполнительная власть да покорится власти законодательной». О его смерти писали в дневниках не только эмигранты, но и оставшиеся в России его друзья и знакомые.
Никанор Савич: «Вчера вечером пришел Капнист и сообщил, что в Берлине после лекции Милюкова два офицера начали в него стрелять. Милюков упал и остался невредимым, зато Набоков, бросившийся его защитить своим телом, убит, и пять других членов президиума собрания ранены, некоторые очень тяжело. Капнист был так возмущен, что хотел порвать с монархистами, так как убийство приписывают акту монархического террора. Вся здешняя русская колония возмущена, считают покушение величайшей глупостью и крайне вредным для Белого движения фактом. Гирс и Гучков опасаются, что теперь «Руль», попав всецело в руки Гессена, переменит свое направление, сойдет с пути национально русского и сделается подголоском еврейского органа Милюкова. Мне лично очень жаль Набокова, хотя его знал мало. Но он производил на меня приятное впечатление порядочного человека и притом он был среди кадет редким исключением − в смысле наличия у него сильного национального инстинкта. Он сперва был русским, а потом уже кадетом, членом партии, где так сильно влияние Винавера и его соплеменников...»
«Спокойная, уверенная сдержанность, — писал о Набокове Куприн, — производившая внешнее впечатление холодности и отдаленности, а за ней — ясный ум, верное, благородное сердце и большая русская душа, управляемая твердой волею и привычками воспитания... Без обыденно-пышных фраз, но и без колебаний шел он туда, куда его влекли разум, совесть и инстинкт непоказного рыцарства. Так он и погиб, кинувшись навстречу неизбежной смерти, безоружный, движимый лишь мгновенным повелительным чувством — помешать злому и гадкому делу».
Вера Бунина: «Убит Набоков! Еще не верю…
Вспоминается все время Набоков. Все наши мимолетные встречи. Первый раз — у Толстых. Второй — у нас, в Отель дэ Сен-Пэр. Он нас пригласил к завтраку у Аргутинского, где он всегда останавливался, когда бывал в Париже. Помню, как приятно меня поразила квартира Аргутинского своими подлинно прекрасными вещами. [...] И люди, по-старому приятные. Набоков производил на меня приятное впечатление, но не скажу, чтобы он пленил меня. Слушать было приятно его плавную, ровную речь. Потом я встречалась с ним у Тэффи, где он бывал оживленней, легкомысленнее [...] Но главное, я оценила его на Национальном съезде. Он произнес хорошую, умную речь».
Милюков в результате нападения не пострадал и писал об этом, обращаясь к уже мертвому другу так: «Для меня назначались эти пули, но я жив, а ты лежишь без дыханья. Маленькая красная точка под сердцем, две таких же на спине. Три пули, выпущенных безумным фанатиком, — вот все, что было нужно, чтобы разбить тонкий изящный сосуд из драгоценного сплава и превратить его в недвижную массу. Ты хотел удержать руку убийцы и пал жертвой твоего благородного жеста… Шум, направленное прямо на меня шагах в десяти дуло револьвера, два выстрела, меня миновавшие, потом общая свалка и мое падение, устроенное другом, который получил вдруг пулю, выпущенную в меня; три новых учащенных выстрела и через несколько минут в соседней комнате твой неподвижный труп с откинутой рукой, с остановившимися глазами — и с этой маленькой красной точкой под сердцем».
"Пасха"
Я вижу облако сияющее, крышу
блестящую вдали, как зеркало... Я слышу,
как дышит тень и каплет свет...
Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня
сияет влажный мир, грядет весна Господня,
растет, зовет... Тебя же нет.
Но если все ручьи о чуде вновь запели,
но если перезвон и золото капели --
не ослепительная ложь,
а трепетный призыв, сладчайшее "воскресни",
великое "цвети",-- тогда ты в этой песне,
ты в этом блеске, ты живешь!..
Владимир Владимирович Набоков(младший) 1922 г.
