Множества Мандельброта, устойчивы на умаление и увеличение, в виду само-подобия. В известном отношении мера изменения, в этом смысле отсутствует, правильный фрактал устойчив, при каком угодно умалении и увеличении. Но не так чтобы меры совсем не было. Нет, изменение иных значений, например, размерности пространства, может, или упразднить фрактал, или изменить его. И более того, не факт, что на весьма больших отдалениях от макро-размерности, множества не изменяться. Что не может быть фракталов с иным характером подобия. Впрочем, теорема о параллельных. Или тождественность числовых рядов алгебраического характера, натурального рационального положительного, к примеру. Он просто тождественен на предмет увеличения н+1. Само-подобие правильных фракталов- свойство, что аналог такого свойства параллельности в теореме о параллельных в двумерном многообразии или отчасти свойства тождественности алгебраических числовых рядов. И се же подобие это не тождество, это свойство как бы нарастает по мере погружение в масштабирование. Фрактал дробиться. Узловая линия мер фракталов может быть. Момент "фазового" перехода между фрактальными распределениями. Сами по себе константы в геометрии, вроде размерности пространства не меняются, просто и не просто потому, что геометрии не существует. Они изменяются произвольно, геометром. И все же произвол геометра, варьировать пространства и фигуры в нем, переходы в пространстве, не абсолютен, именно поэтому, додумались до отрицательных измерений пространства, лишь в 20 веке. Благодаря этому стало возможно впервые определить, достаточно строго само понятие пространственной размерности. До дробных размерностей таких множеств , как множества Мандельброта, додумались скорее в 21, чем в 20-м. В известном смысле жизнь возможна только во фрактальных распределениях. Все что имеет допуски , а это все- дробно. Именно поэтому даже фрактальная геометрия не существует. Между картинкой на экране и математической теорией такого множества пропасть смысла и едва ли не бесконечное различие. Просто и не просто потому, что масштабировать такой фрактал долго- трудно, и во сяком случае, невозможно делать это неограниченно долго, всякий раз не хватит мощности машин. И кроме этого, еще и потому, ближайшим образом, что в языках программирования высокого уровня, на которых теперь обычно пишут программы визуализации и масштабирования такого множества, нет функции комплексных чисел, только функции программирования на данном языке и алгебра. И может быть многое за то что такой функции не может быть и в иных , любых других языках программирования, ибо она избыточна, очевидным образом, как и функция логарифма. Но дело видимо не только в том, что практически- прагматические нужды ограничивают кругозор областью и горизонтом полезного в экономике и соответствующей технике. Хотя этот фактор в известном смысле, может быть и решающим, хотя бы потому, что конце концов, именно он побуждает к новым открытиям. Именно в относительно независимом от сознания производстве чего бы то ни было, в том числе, и желания, источник всяческих революций. И без него, ни открытий, ни революций, ни существования исследователя, вообще бы не было. Но видимо, кроме прочего, дело в том, что количественные отношения, чего бы то ни было в мире не могут быть произвольны в абсолютном смысле, коль скоро, такой- это вымысел. Здравый смысл может быть прав интуитивно чуждаясь слова фрактал, просто и не просто потому, что коррелирует с качеством, от которого в чисто количественных отношениях абстрагируются. Но если бы интуитивная правота здравого смысла всегда была бы уместна, вообще не было бы никаких наук. Возможно ли познание, что никогда бы ни было связано со страданием, обломом, это может быть и большой вопрос, и к до сократикам, коль скоро им иногда приписывают возможность некоего иного мышления нежели то, что после Платона уже не сомневалось в том, что познание- это страдание, и со времен Аристотеля четко понимало, что лишь некоторое страдание- это познание. Все относительно и относительно практики. Могут ли множества Мандельброта быть контр-примером для закона перехода количественных изменений в качественные? Антитезисом, неким counter point? И как оказалось вполне, коль скоро могут быть не правильные фракталы. Правильные и неправильные фракталы, таким образом, могут быть своеобразными тезисом и антитезисом, в направлении нарастания неопределенности и не разрешимости. Известного рода снятие в этом отношении в смысле такого направления, это кроме прочего статус предельно не разрешимой проблемы. Но двигаться в исследовании фрактальных распределений можно и в противоположном направлении, а именно, к размерностям пространства обычного толка и числовым рядам алгебраического характера. Фракталы, это таким образом и жуть промежутка, и залог дальней когеретности, как и, вообще говоря, любое движение. В известном смысле мысль Гуссерля остановилась на природе сознания. И это показательно, последовательный критик натурализма, прибег к символу веры в природу. Это азы диалектики, как не странно, что на опыте собственного мышления узнавались этим мыслителем. Но что грозило ему за этим экраном в виде природы сознания и предела для произвола варьирования геометра? Неопределенная неразрешимость, что не имеет даже формы правильно поставленной проблемы, что может быть, тем не менее, неразрешима, как не алгоритмизируемые задачи. И это бытие в одном из определений Гегеля, что синонимично такой неопределенной неразрешимости, "непосредственная неопределенность". Но бытие как угроза - это война. Может ли быть столь радикальное различие между сущностью и природой, что превращало бы подобные соображения о натурализме сознания в трансцендентальной феноменологии, в игру словами, но не разрывало бы мышление между верой и знанием? Мог бы быть еще какой-либо мотив у Гуссерля, иначе фундированный, чем из игры чувства самосохранения, выдать сознанию природу, что конечно познаваема, коль скоро, может непосредственно созерцаться в феноменах сознания, кроме угрозы непосредственной неопределенности, что может быть и не познаваема, в статье в Британской энциклопедии о философской феноменологии сознания? Исходя, из исторической аналогии видимо мог, это удивление. И таким ближайшим, все еще образом, сознание, что как предметность темы самого сознания, которая может вызывать удивление, что неограниченно возрастает, по мере такого удивления, и могло бы быть такой природой? Чем еще можно объяснить 45 тысяч страниц рукописного наследия, кроме графомании и безумия, если ни все возрастающим удивлением перед невозможностью бытия сознания, которое тем не менее есть? Может быть так оно и было, но эскапизм и фетишизм сознания, как и статус протокола защиты системы милитаризма, в антинатурализме, не делаются от этого менее значимыми для всего учения в критическом взгляде на такое здоровье.
"СТЛА"
Караваев В.Г.