Недоверие мое касается не содержания произведений (научной или документальной точности от поэзии и прозы я не требую), а их авторства: сомневаюсь, что качественные (грамотные и высокохудожественные) тексты действительно принадлежат тому, из-под чьего пера они якобы вышли. Породили это сомнение следующие случаи из моей практики.
* * *
2004 год. Я, провинциал, отбыв после университета распределение учителем в деревенской школе, вернулся в столицу — город своей студенческой юности — и работаю корреспондентом в республиканской детской газете, дела которой весьма плохи: низкий авторитет у целевой аудитории (учащиеся школ и, косвенно, но неизбежно, педагоги), мизерный тираж, убыточность, непрофессионализм коллектива и т.д. (через неполных два года я оттуда ушел, а сегодня ее уже нет: ликвидирована за невостребованностью).
57-летний (здесь и далее возраст людей указывается по состоянию на момент описываемых событий) поэт и немножко прозаик, член Союза писателей, дипломированный, как и я, филолог, ведет в этой газете в качестве внештатного сотрудника рубрику типа «Школа поэзии» (не помню точно, как она называлась) — заочно учит детей сочинять стихи и анализирует присланные ими в редакцию рифмоплетенки.
Будучи внештатником, он где-то раз в месяц является в редакцию забрать адресованные в его рубрику письма и отдать свои предназначенные для опубликования тексты, написанные неуклюжим, дубовым, зажатым, пык-мык, стилем и полные грамматических ошибок. Чтобы поставить это убожество в печать, приходится основательно его править.
* * *
2006 год. Я по-прежнему работаю корреспондентом в той же газете. Редакция наша издает еще и журнал (тоже детский; выходит он до сих пор, но уже из рук другого коллектива иного юридического лица).
Как-то моя главная редакторша, дама 37-ми лет (на 10 старше меня), дает мне рукопись фантастической повести знаменитой писательницы (59 лет, пишет прозу и стихи, возглавляет солидный литературный журнал) и просит вычитать это произведение для опубликования в нашем журнале — исправить грамматические ошибки, подкорректировать по необходимости содержание и стиль (устранить фактические противоречия и художественные изъяны). Ставя мне эту задачу, начальница добавляет, что повесть войдет в сборник прозы писательницы.
Я удивляюсь: будут же нестыковки, если в журнале выйдет отредактированный мною вариант, а в сборнике — какой-то другой. Редакторша уклоняется от прямого ответа, неуверенно говорит, что журнальный вариант будет сам по себе — журнальным, а книжный — книжным, и я понимаю, что на самом деле текст с той целью и дали на вычитку мне, единственному в редакции филологу, чтобы после ввести его в сборник со спокойной душой, зная, что опус прошел через руки профессионала. К тому же вычитывать мне дали бумажный вариант, а не, как обычно, компьютерный, — явно намереваясь после сопоставить мои правки с правками редакторов и корректоров издательства и прийти таким путем к единому варианту повести.
Берусь, читаю. Исправляю уйму грамматических ошибок и немало стилистических огрехов, устраняю три фактических противоречия.
* * *
Тот же 2006-й. Из выпускавшей газету и журнал редакции я сбежал (невыносимая атмосфера: грызня, зависть, вредительство, злорадство) и ищу работу — тоже в печатной журналистике.
Пришел на собеседование в какой-то правовой журнал. Со мной беседуют главный (мужчина) и стилистический (женщина) редакторы, оба где-то моих лет. То да сё — и вдруг, отступив от главной линии нашей беседы, стиль-редакторша спрашивает (просто, видно, из любопытства), имел ли я на предыдущей работе дело с именитыми писателями. Отвечаю утвердительно.
— Ну, и какие впечатления? — интересуется.
— Шок и разочарование, — говорю как есть. — Никогда раньше не думал, что мастера слова на самом деле такие бездари.
— Вот-вот! — обрадованно, словно встретив земляка на чужбине, поддерживает меня собеседница, и ее первоначально отстраненный, сухой, официальный тон с этого момента становится и до конца нашего общения остается очень теплым, приязненным. — Я некоторое время работала в издательстве, и мы там готовили к печати книги маститых авторов, и у меня тогда тоже были шок и разочарование. С тех пор я знаю, что книги в большинстве случаев на 80% сделаны редактором, а не тем человеком, чье имя красуется на обложке.
* * *
2013 год. Работаю в районной газете (устав слоняться по съемным квартирам, решил поискать счастья в глубинке, где и осел, получив сразу после устройства на работу общежитие, через полгода — служебную квартиру, а через 7 лет построив собственную).
В соседнем районе живет писатель (прозаик и поэт, 57 лет), издающий книги за свой счет и продающий их, кому и как получится: предлагает библиотекам приобрести для пополнения фонда, ищет готовых раскошелиться среди своих знакомых, не гнушается уподобляться назойливым распространителям всякого ширпотреба — с сумкой на плече обивает пороги кабинетов разных учреждений и т.д.
Наш главный редактор (ровесник писателя) прикормил его — каждую новую книгу презентует на страницах газеты, а меня попросил давать телефон своего протеже всем, кто будет интересоваться возможностью приобретения его произведений (правда, никто ко мне с таким вопросом ни разу не обратился).
И вот писатель принес в редакцию очередное свое издание, и писать об этой книге, побеседовав с автором, поручено мне. Беседуем. Писатель между прочим жалуется: эх, негде найти толкового, грамотного редактора, чтобы книжку перед печатью до ума довел. Я, наивный, не наученный опытом, изложенным в вышеприведенных эпизодах моей журналистской биографии, мысленно удивляюсь: так ты же писатель, повелитель слова, зачем же тебе редактор, я бы, наоборот, к своей книге никаких редакторов да корректоров не подпустил, поскольку их, действительно, грамотных и толковых не встречал. Но озвучивать эти мысли не стал, чтобы не спровоцировать дискуссию и не затянуть таким образом наше общение, ибо удовольствия оно мне не доставляло (собеседник — субъект специфический: напряженный, колючий, недовольный судьбой, обиженный на весь мир, брюзга).
Договорились, что писатель на несколько дней оставит мне книгу, чтобы я составил о ней более ясное представление и написал более осмысленно, чем по результатам получасовой беседы. Читаю. Фактических противоречий не нахожу. Стиль банальный, но уверенный, твердый. А вот грамматика — как у школьника-двоечника: ошибок не счесть.
* * *
Не однажды ко мне как журналисту обращались всякие сомнительные и одиозные личности (экзальтированные мечтатели и чудаки, малограмотные пройдохи, ничтожные тщеславные зануды и т.п.) и просили, а то и требовали написать с их слов и опубликовать в газете за их подписью текст, или написать как будто бы от моего имени, но, опять же, с их слов — т.е. внушить читателям их идеи посредством моего авторитета (я не хвалю сам себя, это объективная реальность: у журналиста за много лет работы в одном издании формируется определенная репутация, и у меня она не самая плохая, хотя, конечно же, есть и недоброжелатели, ведь всем не угодишь). Таких просителей и требователей я отшивал и буду отшивать.
А писателям не верю. Читая любого, имею в виду, что текст может принадлежать как ему, так и на 80% редактору.