О том, что женщины более устойчивы на фоне жизненных бурь и невзгод, сказано много, но каждая новая жизнь, которую начинаешь рассматривать с этой точки зрения, поворачивается другой гранью, подтверждая главный тезис: мы – сильные и сломать нас не так-то просто. Судьба моей знакомой Елены тому прямое подтверждение.
- Мама, подойди скорее, подойди, посмотри, вот этот, вроде, ничего. Берём? Главное – русский. Я тебе обязательно найду по интернету русского жениха, и мы с тобой уедем жить в Россию…
При мысли о России, где остались мама и папа, соседка тётя Маша, которая у бабушки в деревне каждое утро приносила ей кружку парного молока, где живёт человек, который когда-то свёл её с ума и позволил испытать самые горячие чувства, которых никогда не было потом, у Лены начинало щемить сердце.
- Прекрати, дочка, прекрати, какие могут быть женихи? Я ещё от твоего отца отвязаться не могу, столько лет прошло, как расстались, а он всё путается у меня под ногами, не может мне простить, что я не захотела всю жизнь оставаться его пленницей, а как птица, взяла и ушла в свободный полёт.
- Мама, а ты не забыла, как вы с папой познакомились?
- Не забыла… Да и едва ли забуду когда-нибудь, ведь он мне всю мою предыдущую жизнь наизнанку вывернул, привёз меня в эту долбаную Германию, а я ведь в душе-то так и осталась русской.
- Да, мама, когда тебя приглашают в школу…
- Да-да, приглашают, ты лучше скажи: вызывают из-за твоего безобразного поведения…
- Ну, мамочка, я же не об этом сейчас. Вот когда ты приходишь в школу такая красивая, с макияжем, в элегантной одежде, мои одноклассники всё время пытают меня, почему ты приходишь в школу, как на праздник, а их мамы, коренные немки, нет. А я так гордо им говорю: «Моя мама – русская! Вашим мамам лень следить за собой, а моя мама всегда специально пораньше встаёт, чтобы привести себя в порядок!»
- Защитница ты моя! А знаешь, как непросто было мне достичь здесь сегодняшнего уровня. Мы же с твоим отцом познакомились на отдыхе в Турции, лежаки на пляже оказались рядом. Влюбилась я в него, да, влюбилась, к тому времени в моей душе уже многое перегорело, я пережила несколько сильных обид и разочарований, а тут он, Эдик, позвал в новую жизнь. Он ведь тоже родился в России, но приехал давно и уже двадцать лет прожил в Германии, не был женат, жил с мамой. Нет, сразу на его ухаживания я не сдалась, не думай, он там ухаживал за мной, потом звонил каждый вечер в Россию, осыпал меня комплиментами, настойчиво звал к себе. Что-то и в моей душе проснулось, волновало, тревожило, не так, как в юности, конечно, но покой я потеряла. Я съездила к нему сначала в отпуск, а потом решила выйти за него замуж. В другую страну! Родители, конечно, отговаривали, но я уже всё решила. А потом родилась ты… Ну и дальше ты всё знаешь…
- Нет, мама, расскажи мне ещё про бабушку, как она тебя встретила, как вы с ней нашли общий язык?
- Нормально мы с ней общались, мне кажется, она была даже довольна, что Эдик женился на русской. Правда, вскоре она тяжело заболела, и я почти год ухаживала за ней. И тебя растила. Потом свекровь умерла, ты стала подрастать…
Заметив, что интерес дочки не пропал, Лена продолжила:
- Я решила поступить на курсы, сдать экзамен по языку и подтвердить свой диплом. Узнав о моем решении, Эдик сильно рассердился: «Зачем тебе это? – кричал он. – Тебе что, денег мало? Я работаю в фирме, она успешно развивается, платят мне хорошо. Разве ты в чём-то нуждаешься? Лена, сиди дома, мне так спокойнее».
Он думал только о себе. Но я так не могла, я же в школе отличницей была, и в институте на повышенной стипендии училась, я же привыкла во всём доходить до сути, а он мне предлагал всю жизнь прожить домохозяйкой. Нет, это было не для меня. И я пошла на курсы, успешно сдала экзамен, подтвердила свой русский диплом и устроилась на работу. Если бы ты знала, как это взбесило твоего отца. Он устроил мне грандиозный скандал, а, когда я попыталась возразить, он ударил меня…
- Папа? Он тебя ударил? Не может быть… Теперь я понимаю, почему он приходит к нам с видом побитой собаки, похоже, что это ты его ударила…
- Да нет, дочка, просто он не может мне простить, что я тогда ушла от него, что со всем сама справилась, не пропала. Мне земляки, русские, помогли, добились, чтобы мне выделили квартиру и пособие. Я училась жить одна и растить тебя. Кроме основной работы я подрабатывала по выходным и праздникам, ведь там, в России, ещё в детстве, я успешно окончила музыкальную школу по классу аккордеона, участвовала в художественной самодеятельности, знала много песен. Как это всё помогло мне здесь! Я играла и пела, а русские эмигранты, которые ностальгировали по родине, щедро платили мне. И на работе всё ладилось, с клиентами я быстро общалась на немецком, боссу всё это нравилось, мне хорошо платили.
- А папа? Что у него случилось? Почему он так плохо выглядит?
- У папы без меня будто удача выскользнула из рук, его фирма разорилась, больше найти такую же работу не удалось, он перебивается случайными заработками. Попросил бы у меня помощи по-человечески, а у него одна мечта: отомстить мне. Только за что? Не за что мстить, вот потому у него ничего и не получается… Давай спать, поздно уже…
- Мама, а что это за фотография, которую папа в прошлый раз порвал?
- Да так, артист один, русский…
- Красивый! Только почему папа на него так сердит? Странно…
Щёлкнул выключатель, комната погрузилась в темноту. Вскоре дочка начала тихонько посапывать, а Лена, растревоженная этим разговором о далекой России, вздыхала и ворочалась, время от времени вытирая слёзы, которые катились по щекам.
Память ныряла то в детство, когда она уезжала на лето к бабушке в деревню, то возвращала в школу, где она была активисткой и отличницей, а то вела её в провинциальный тихий городок Иваново, где она училась в институте и получала профессию психолога. Иногда память вплотную подходила к тому автобусу, который вёз её каждую субботу домой. Подходила и, как волна, разбивается о прибрежные камни, разбивалась о ту боль, которая была связана с воспоминаниями об этом автобусе. Она знала, что «там» он, её Рома, с которым вот сейчас она встретится взглядом и сразу потеряет голову. Она тогда так разволновалась, что при разговоре с ним начала заикаться. Оказалось, что Рома ехал в её город к другу. На остановке он назначил встречу, и закрутила, понесла Лену, будто на крыльях, её сумасшедшая любовь. Лена спрашивала себя: «Ленка, чем же он покорил твою чистую, как родник, душу? Почему так легко сдались ему твои не целованые никем губы?» Конечно, он был старше, к тому времени уже окончил институт и, наверняка, имел любовный опыт, умел дарить дорогие подарки, умел очаровать романсами. Лена сдалась. Они узаконили свои отношения, но Лена осталась учиться, а Рома уехал в Москву искать высокооплачиваемую работу. Всё получилось, как он задумал, работу нашёл, стал зарабатывать приличные деньги и смог снять квартиру. Лена, наконец-то, переехала к мужу и перевелась в столичный вуз. Казалось, что теперь всё будет прекрасно. Но это только казалось…
Лена заметила, что после разлуки муж будто бы охладел к ней, он уже не носил её, как прежде, на руках, не повторял, как раньше, что она очень красивая и даже отказывался петь, даже тогда, когда она его об этом очень просила. Теперь от Ромы, от её Ромы, веяло могильным холодом. Когда однажды она со слезами упала перед ним на колени и попросила рассказать, что между ними происходит, он признался:
- Ленок, как-то всё однообразно у нас, работа-дом, работа-дом, у тебя вечные конспекты, у меня – телевизор. Не могу я так, мне нужны новые увлечения, а без этого у меня весь мужской запал пропадает, хоть в постель не ложись…
С этих пор они начали всё больше и больше отдаляться друг от друга, Рома перешёл спать на диван, а вскоре и совсем собрал вещи… Как он уходил, Лена не видела.
Окончив институт, она принялась за поиски работы, но её профессия психолога нигде не была востребована, а если и была, то требовался стаж работы. Однажды ей повезло, она устроилась на крохотную зарплату, но и это было счастье, опыта надо было где-то набираться. С коллективом она нашла общий язык и начала потихоньку успокаиваться.
Однажды в их коллективе случилась вечеринка, Лена распустила волосы, купила новое платье, с удовольствием выпорхнув из надоевших брюк, высокий каблук сделал её ещё стройнее, и она замечала, с каким восхищением смотрят на неё мужчины. Неожиданно её пригласил на танец сам начальник отдела Иван Сергеевич, спросил, чуть прижав её к себе:
- Ты из каких краев, красавица?
- Ивановская я, а корни у меня белорусские и даже есть чуть-чуть забайкальских кровей…
- Я так и думал, я ведь тоже белорусский, твои волосы просто свели меня с ума. Мы должны встретиться…
Лена едва успела проглотить, уже готовые выскочить слова: с ума сошли, вы же мне в отцы годитесь…
Иван Сергеевич стал преследовать Лену, не давая ей прохода. Но сам вид его серого прыщавого лица вызывал в ней физическое отвращение. Когда Лена положила на стол заявление, Иван Сергеевич смерил её насмешливым взглядом и, прежде чем подписать, процедил сквозь зубы: «Ещё пожалеешь, что отказалась, как сыр в масле, кататься… Прижмёт жизнь к стенке, приходи, так и быть, возьму…»
Но Лена не вернулась. Работу она тоже найти не могла. Прошло три месяца, деньги кончились, не на что было купить даже самое необходимое. Сосед дядя Коля, в очередной раз, заметив её слёзы, спросил:
- Опять зря?
- Опять…
- А ты приходи ко мне в бригаду. Работа тяжёлая, но зато платят хорошо, а ты девка сильная, справишься.
Так Лена попала в цех, где месили цемент. Приходила с работы и падала, но решила ни за что не сдаваться. Оценив её упорство, дядя Коля пошёл в бухгалтерию и выхлопотал там для неё местечко. Вроде бы всё стало налаживаться, мужчины оказывали ей внимание, а один даже и ей понравился. Стали встречаться, но Лена чувствовала, что нет в их отношениях того яркого и жаркого пламени, которым обжигал её Рома. Михаил тоже чувствовал это, поэтому в тот вечер, провожая её на отдых в Турцию, грустно сказал: «Прости, Лена, но я чувствую, что это последняя наша встреча…» Так всё и вышло, в её жизни появился Эдик.
Лена повернулась к окну и заметила, что на улице уже светает. «Эх, дочка, дочка, всю душу мне перевернула своими расспросами. Взрослеет. Глядишь, скоро свою любовную историю писать начнёт. Только бы без черновиков.
А мой чистовик, видимо, ещё впереди…»
