После очередной проверки радужки Антон предупредительно распахнул дверь перед надолго замолчавшим существом и бросил на Сергея Шанкина многозначительный взгляд, встреченный быстро погасшей искрой надежды. Силуэт существа на мгновение размылся и принял форму острой на язык ведуньи Маши, в кошмарах часто являвшейся Шанкину после той встречи в овощной лавке. Обещание выполнить любую просьбу никогда не было слишком дорогой ценой в обмен на жизнь заранее обречённого ребёнка и он не задумываясь повторил бы сделку, как и тысячи других перепуганных родителей до него, но… До сих пор Сергей умудрялся обманывать себя, что дело может ограничиться чем-то личным.
Рассказ "Весенняя жатва" (35)... (назад к 34)
Не-Маша подошла вплотную и по-кошачьи провела щекой по его плечу, как бы подбадривая перед неизбежным продолжением:
— Ты же помнишь о нашем уговоре? Пришло время платить.
— Чего ты хочешь? — Шанкин вдруг понял, что еле стоит на ногах, и устало прислонился к стене.
— А ты угадай, офицерик! — голос не-Маши обволакивал его, проникая очень глубоко внутрь и заставляя сердце болезненно сжиматься. — Ладно, шучу. Я прошу тебя прямо сейчас открыть все клетки здесь. Давай, выпусти их.
Сергей зажмурился, но безвольно побрёл к пульту, как механическая игрушка под воздействием скрытой пружины, неумолимо раскручивающейся где-то в потрохах. Он уверенно пробежался по клавишам и набрал команду, отключающую защиту одновременно на всех уровнях, а затем встал и с тихой ненавистью обратился к девочке, принявший облик дочери Горчакова:
— И что же тебе мешало попросить это раньше? Неужели стеснялась?
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
— Было бы слишком рано, — снисходительно пояснил подросток, — и нам не хотелось повторения прошлой облавы, зато теперь всё закончится навсегда.
Пленницы шли отовсюду, равнодушно огибая бывших охранников и собираясь у лифта. Ваня Губа рывком содрал ближайшую схему эвакуации и так же быстро выбил идущую к лестнице дверь, запуская бесконечную цепочку покидающих подземелье женщин в белых летних костюмах. Наверху их должны были встреть ребята, готовые к чему угодно, но надежды на них было мало. Необычайное умиротворение явственно разлилось по лицам многоликого существа, не омрачённого сомнениями или страхами.
Рита Горчакова выбивалась из общего ряда — она чуть прихрамывала и растерянно озиралась, растирая затёкшие кисти, а когда узнала свою дочь, то издала сумасшедший всхлип и стиснула девочку в объятиях, торопливо гладя по волосам и снова прижимая к себе.
— Мам, перестань! — укоризненно выдала Аня и мягко отстранила Риту, но та не желала отрываться от дочери и цеплялась за всё, до чего могла дотянуться, а Горчаков не сводил с них потемневших и странно пустых глаз.
— Ты была здесь?! Всё это время ты была здесь?!
— Не совсем. Я сбежала отсюда уже довольно давно.
— Не понимаю. Почему не пришла домой? И почему вообще ты была здесь? — она остановила безумный взгляд на Сергее. — Что происходит? Может быть, ты мне скажешь?
— Рита, прости меня. У меня не было другого выбора.
— Нет, погоди. Это ты запер меня, верно? Это же то самое место? Я слышала, как ты твердил во сне: «Они в клетках». Постоянно повторял, как заклинание. Это же тот твой таинственный офис, в который никогда нельзя дозвониться, да?
— Поверь, ты просто не понимаешь, что происходит. Я бы вернул её тебе, если мог. Клянусь.
— Немного поздновато клясться, не находишь? А ты? — она обратилась к мужу. — Ты тоже знал об этом? Говори!
Горчаков отрицательно помотал головой, а Аня наконец оторвала себя от матери и прильнула к отцу. Андрей Горчаков опустился на колени и вытянул деревянные руки, чтобы аккуратно сжать её локти, и спросил вполголоса:
— Как ты, Анечка?
— Всё хорошо, папа. У нас есть время, чтобы поговорить.
— Сколько?
— Достаточно, чтобы мы помирились.
— Но мы и не ссорились!
— Ты сердишься на меня, пап. Это видно. Но я же не специально!
— Что ты, Анечка, я тебя не обвиняю. Ты же не можешь остановить… жатву? Даже если бы захотела. Это не твоя вина.
Аня важно склонила голову, как бы подтверждая сказанное, и рассеянно провела подушечками пальцев по своей чуть покрасневшей шее и ключице.
— Всё так чешется! Они уже на подходе, пап. Мне кажется, что я больше не с ними, что они покидают меня, — Аня постучала костяшками по виску, — их здесь больше нет. Я снова одна. Пап, я так боюсь. Мне очень, очень страшно!