В «Списке немецко-фашистских преступников, совершивших злодеяния на временно оккупированной территории Крымской АССР» мелких фигур нет. Тут и организаторы массовых расстрелов вроде Цаппа или фон Альвенслебена, и деятели из СД, и шефы полиции разных городов и районов. Под номером 156 значится некто «Кюнтер – немец, руководитель фельдпрозектуры «Б». Организатор и исполнитель. Проводил опыты над живыми советскими людьми, а затем умерщвлял их. Г. Симферополь». Следующий в этом списке – Оскар Шульц, «немец, его помощник».
Жуткие слова «опыты на живых людях» мы привыкли связывать с концлагерями, в которых проводили чудовищные эксперименты врачи-преступники, осужденные после окончания войны Нюрнбергским трибуналом. Тогда-то мир и узнал о Зигмунде Рашере, подвергавшем узников пыткам холодом в Дахау ради того, чтобы узнать, сколько способен прожить человек в условиях низкой температуры. Тогда же стали известны опыты Карла Клауберга в Аушвице по «эффективной стерилизации». А имя Йозефа Менгеле, одержимого идеей выведения людей «высшей расы» и развернувшего в Освенциме обширную базу для своих страшных экспериментов, стало символом всего античеловеческого, что воплощал в себе фашизм. У десятков ведущих врачей, работавших, как они выражались, с «человеческим материалом», были сотни помощников и тысячи подчиненных, так или иначе соприкасавшихся с этой деятельностью. Нужно ли говорить, что почти все «пешки» избежали наказания? Да и немалому числу врачей-экспериментаторов удалось уйти от ответственности. Скорее всего, среди безнаказанных остался и доктор Кюнтер – в архивных документах его имя писалось еще и в такой транскрипции: Кунтер.
Он появился в Симферополе примерно через две недели после оккупации города. Немецкий лазарет разместился в здании 1-й советской больницы – сегодня она носит имя Семашко. Конечно, понадобилось место. И кровати, и матрасы с подушками, и хирургические инструменты, и перевязочный материал… Не нужны были только пациенты, заполнявшие палаты. Не то чтобы больница была переполнена – местные, кто мог, перебрались по домам. Но оставались раненые – и военные, и гражданские, больные после операций.
«Мы перенесли всех раненых в корпус родильного отделения, – вспоминал Михаил Хорин, молодой врач, устроившийся в эту больницу перед войной. – Однако и это помещение показалось захватчикам слишком роскошным для русских больных. Нас выбросили сначала в помещение бывшей глазной клиники, затем вообще удалили с территории больницы в одну из городских школ».
Немцы вовсю осваивали 1-ю советскую больницу. Военный врач Кюнтер распоряжался прозекторской – моргом. Именно в этом отделении делались окончательные выводы о причине смерти. Но доктор, осмотрев свои владения, тут же распорядился разделить помещения: в одном, как и полагается, вскрывали умерших, а вот во второе имел доступ лишь он, помощник Оскар Шульц, фельдсекретарь Бахтель и два немецких санитара Франц и Феликс. О том, что происходило в прозекторской, стало известно из показаний санитара Ивана Симоновича Галкина: до войны он работал в морге, остался здесь и при немцах. От русского медперсонала – медсестер и санитаров немцы отказываться не собирались. В прозекторской остались еще два сослуживца Галкина – санитары Мисюра и Старун.
Деятельный Кюнтер, выяснив, какие еще медучреждения находятся в Симферополе, совершил самый настоящий набег на них, изъяв множество приборов, реактивов из венерологического и туберкулезного диспансеров и психиатрической больницы. Интересовали его, в первую очередь, микроскопы и микротомы – последние инструменты используются для получения тончайшего среза биологической ткани. Этот образец потом изучают под микроскопом, делая выводы о состоянии ткани, взятой с того или иного органа.
Первый намек на то, чем именно занимается немецкий военврач с подручными во второй части прозекторской, Галкин получил 5 января 1942 года. В тот день, прибыв на работу вместе со своими русскими сослуживцами, он увидел в коридоре на топчане два тела юношей. «Спросили у Франца: «Что это?» Он ответил: «Партизаны!», – сообщал в показаниях Иван Галкин. – Потом мы их посмотрели, оказалось, у них косые швы – вырезаны почки и грубо зашиты, а по телу разлита запекшаяся кровь. Значит, разрезы были на живых, как были – в одежде. А на полке в двух банках с формалином стояли почки под номерами. Я спросил у Феликса, что это за почки. Он ответил, что это для шефа, шеф наш – специалист по почкам».
Фрагмент статьи Натальи Дрёмовой из Крымского научно-популярного журнала «Полуостров сокровищ», выпуск №32.
Купить данный выпуск можно ЗДЕСЬ!