(против чего боролись, на то и напоролись)
Ответ на эссе Бориса Агеева «Цепь молчания, или «Чёрт всё устроит» («Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова как роман-инициация)
ч. 2
Логика Агеева
Основной посыл его эссе обозначен уже в заголовке – «Цепь молчания, или «Чёрт всё устроит». Имеется в виду, что в своём романе Булгаков совершает чудовищную с точки зрения правоверного христианина подмену и замалчивает главное событие – Воскресение Христово. Умолчание о главном событии – в этом и состоит заговор или «цепь молчания».
И следует авторский вывод: сие не что иное как «клевета на повествования о земном служении Христа, о Его страстях и о Благой вести о Воскресении», «злобная и лживая «версия» евангельского События».
Таким образом, вместо «правдивой» версии внедряется «лживая», которая исходит непосредственно от…
Борис Агеев: «Сатана ведь «лжец и отец лжи» (Ин.,8, 44), его имя переводится как «клеветник» и «разрушитель», он обезьяна Бога, жалкий подражатель Творца, не могущий ничего создать, а только губящий Его творение. И если его цель состояла в том, чтобы исказить действительность, он бы внушил мастеру в его романе такой ход мыслей и такие образы, которые бы извратили подлинное событие, придали бы ему превратное, ложное значение».
Именно об этом, по мнению автора эссе, и повествует роман «Мастер и Маргарита»: «Из текста романа известно, что мастер никакой не писатель, и сам себя таковым не считал, однако знает пять языков, работает в музее историком, значит «снаряжен» необходимой «легендой», и вполне может сойти за сочинителя, поскольку ему может быть известен исторический «антураж» той эпохи, в которую помещается роман о Понтии Пилате. Он признаётся Маргарите, что «сочинял то, чего никогда не видал, но о чем наверное знал, что оно было» Это «наверное» позволяет нам предположить, что «оно» – от сатаны. Он случайно (выделено автором. – О. К.) выигрывает в лотерею сто тысяч и получает возможность погрузиться в литературные занятия».
Одним словом, всё от сатаны – «чёрт всё устроит» – именно этот персонаж внушил мастеру написать роман, в котором совершаются ключевые подмены. В своём эссе «мастерский» текст о Иешуа Га-Ноцри и Понтии Пилате курский автор поверяет Новозаветным Евангелием и… находит сплошные несоответствия! На поверку всё оказывается совсем не так, как о том рассказано в Евангелии! И, стало быть, неправильно! Всё – ложь и клевета, внушённая «духом злобы поднебесной».
Это и есть главная мысль, на которой строится логика Бориса Агеева.
Что ж, логика понятна. И вполне основательна, поскольку в её основе – общехристианские представления. То есть это не просто мнение отдельного Бориса Агеева, но взятое в его лице за основу представление всех воцерковленных православных христиан.
Иными словами, это мнение, претендующее на истину. Потому от нас требуется проверить – в каких взаимоотношениях находится оно с истиной?
Логика Булгакова
Начнём с поверхности. На нескольких страницах своего эссе Борис Агеев, как бы развенчивая роман Булгакова, демонстрирует его несоответствие новозаветному евангельскому тексту. Но по сути дела он ломится в открытую дверь, поскольку Булгаков и не собирался пересказывать один в один евангельскую историю. Более того…
– Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – продолжал: – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
…ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
– Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
– Левий Матвей, – охотно объяснил арестант…
Как видим, открытым текстом здесь говорится, что Левий Матвей путаник, а, следовательно, и подписанное его именем Евангелие не соответствует истинному учению Исуса из Назарета. Что сие значит? А то, что Булгаков изначально не приемлет того канона, который является незыблемой истиной для Агеева.
О том же идёт речь также и в уморительной дискуссии Воланда с Берлиозом:
– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.
– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия как на исторический источник… – он еще раз усмехнулся…
Посему возникает логичный вопрос к Борису Агееву: разумно ли разбирать роман Булгакова с позиции несоответствия его евангельскому тексту, и уличать его в том, что он не только не скрывает, а наоборот – подчёркнуто манифестирует?
Тут нужно совсем другое – не обвинять в несоответствии, а попытаться понять, что представляет собой мир, который творит Булгаков? Он не принимает на веру то, что его недостаточно убеждает (Агеева убеждает, а Булгакова нет). Он не из тех, кто принимает готовую формулу, поскольку сам является творцом-демиургом. Через создание разно-уровневых образов – от Ивана Бездомного и Берлиоза до Иешуа и Пилата – его задача – сущностно (экзистенциально) проникнуть в эпицентр. Выстроить, найти собственное видение универсальной истории, и таким образом приблизиться к истине.
– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И как творец он создаёт собственный художественный мир. Мир несовершенный, незавершённый – оттого, что и сам автор далёк от совершенства. Однако в силу именно этого несовершенства, незавершённости возникает притягательность, потребность у читателя домыслить, додумать. Но для этого необходимо пребывать в том же регистре, в той же тональности, в той же системе координат, что и сам Михаил Афанасьевич. Потому как это Евангелие не только от Воланда или от Мастера, но прежде всего от самого Булгакова – попытка личностного его постижения.
(Просто блестящим исследованием в этом плане является книга Александра Зеркалова (Мирера) «Евангелие Михаила Булгакова» М., «Ломоносовъ», 2012).
(продолжение следует)