Есть мнение, что величайшее из когда-либо летавших существ — птерозавр кецалькоатль — был жителем болот. Аналогом цапли, но ростом с жирафа. Словно призрак, в дымке жарких испарений бродил он по топким мелководьям, выхватывая клювом из мутной воды и глотая крокодилов. Это — новая, интересная реконструкция, имеющая как недостатки, так и несомненные достоинства. К числу последних относится исчерпывающий ответ на наболевший вопрос, как же птерозавр массой четверть тонны всё-таки летал. Никак, видимо. При таком образе жизни ему это не требовалось. Или требовалось не часто.
...То есть, проблема-то остаётся. Строение гигантских птерозавров, — а хотя кецалькоатль и считается чемпионом, у него есть достойные конкуренты, — указывает на приспособленность к полёту. И это, кстати, касается всех птерозавров. В отличие от птиц, они не образовывали наземных и плавающих, подобных страусам и пингвинам, и даже переходных, плохо летающих форм. Проблема есть, но для того чтобы понять, в чём она заключается на самом деле, придётся зайти издалека.
На всякий случай начать стоит с напоминания, с точки зрения большинства читателей, хочется надеяться, излишнего: гигантские птерозавры жили в конце мелового периода, когда ни сила тяжести, ни плотность воздуха не отличались от современных, а атмосфера всё ещё оставалась насыщенной затрудняющей усвоение кислорода углекислотой. Это известно, да и просто очевидно. Изменения физических условий полёта неизбежно сказалось бы на строении всех летающих существ — не только гигантов. В мелу же на Земле жили уже птицы на взгляд не специалиста неотличимые от современных. Самых заурядных пропорций.
Но кстати о птицах. Особенности птерозавров проще всего понять в сравнении с другими летающими животными. Во-первых, от птиц летающих ящеров отличал квадропедальный способ движения, сохраняемый также современными рукокрылыми. Это давало некоторое преимущество. Если птицы используют одну пару конечностей для движения по земле, а вторую для полёта, и вынуждены поддерживать в хорошей форме обе, то птерозавры на задних ногах могли экономить, используя для ходьбы и прыжков очень сильные передние.
Второе различие заключается в схеме строения. У птиц она «классическая»: рули сзади. То что изобрели рукокрылые, авиаконструкторы именуют «бесхвосткой». Птерозавры же выбрали «утку» с рулями на голове. Причём, выбрали не сразу, не случайно, а по зрелом размышлении. Ранние птерозавры имели классическое строение.
«Утка» даёт некоторое преимущество в аэродинамике, но создаёт и ряд неудобств. В полёте движения головы ограничены, так как она обеспечивает устойчивость. Плоскости же смещаются к хвосту, которого нет. Вся нижняя часть тела оказывается несколько… скомканной. Реализовать при таком строении, например, посадку и взлёт с воды нельзя никак.
Однако, главным является третье отличие птерозавров — крылья. Их площадь и размах чрезвычайно велики, в сравнении с птицами равной массы. При этом, прочность крыла, его устойчивость к перегрузкам, возникающим при энергичных взмахах, намного ниже принятых птицами стандартов. При равном с альбатросом размахе крыльев птерозавр весил примерно вдвое меньше, и мог планировать с выключенным двигателем, соответственно, дольше. В реальности же, используя восходящие потоки, — неограниченное время. Пока не решит спуститься.
Но машущий полёт, — набор высоты с помощью взмахов крыльев, — к числу талантов птерозавров не относился. Что также являлось сознательным выбором. Ранние образцы имели умеренный размах крыльев, но он рос от модификации к модификации. И речь пока о мелких птерозаврах, не встречающихся с проблемой дефицита удельной мощности, запрещающей взлёт птицам тяжелее 14 килограммов. Но это птицам. Для летающих ящеров данный порог находился существенно ниже.
Ни в триасе, ни в юре, ни даже в начале мела с проблемой нехватки мощности для набора высоты птерозавры не сталкивались, так как оставались небольшими. Что обеспечивало им способность взлетать с места, в прыжке, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами. Лишь в середине мела появление годных уже птиц приводит к сокращению количества мелких птерозавров и появлению крупных, а затем и гигантских видов, с которыми птицы конкурировать не могли. Любопытно и важно здесь то, что иных изменений в конструкции летающих ящеров, кроме увеличения размера, не наблюдалось. То есть, схема продолжала действовать по-прежнему.
...И тут уже время сформулировать правильные вопросы. Во-первых, почему птицы не стали состязаться с птерозаврами в размерах? По крайней мере, этого не случилось в мелу, хотя позже и птицы порождали гигантские летающие формы. Во-вторых, почему строение больших и малых птерозавров одинаково, если между видами массой 5 и 50 килограммов есть принципиальная разница. Первый мог взлететь, а второй, по крайней мере с места — не мог. Это уж не говоря о кецалькоатле, которому для взмаха крыльями (бесполезного, ибо подъёмная сила не превысит силу тяжести), потребовалось бы подпрыгнуть вверх на три метра, а в случае жизни на болоте — три метра, плюс глубина воды. Impossibile est!
Вопросы эти, скорее, риторические, так как ответы на них дают сами птерозавры — логикой своего эволюционного развития на протяжении 150 миллионов лет. Вполне очевидно, что с их точки зрения принципиальную важность имело повышение эффективности планирующего полёта. Питаясь в большинстве случаев рыбой, они не освоили взлёт с воды и даже технику выхватывания добычи из волн с воздуха (здесь мешали рули на голове). Но непременно сделали бы это, если б не избрали иную стратегию приспособления.
Не считали птерозавры важным и взлёт с места. Да. Мелкие виды были способны на это физически, однако, непринуждённость перехода к крупным и гигантским однозначно указывает на то, что способностью этой никакие птерозавры не злоупотребляли. То есть, кецалькоатль, желая полетать, искал подходящую скалу, дожидался ветра, прыгал, потом, налетавшись, плыл и шёл пешком обратно. Но и птерозавр размером с ворону, скорее всего, действовал так же, не находя в данной тактике ничего странного.
...Правильный вопрос, таким образом, должен формулировать иначе. Если самих птерозавров это не волновало, почему нам-то так трудно поверить, что кецалькоатль не мог взлететь без трамплина? Потому что, мы судим о птерозаврах, опираясь на опыт наблюдения за птицами. А птицы обойтись без взлёта не могут... если вообще летают. Ну, правда. Это же очевидно. Птерозавр летит в море, парит часами или сутками, но после атаки возвращается вплавь. Страшно же неудобно… Но пингвин-то в обе стороны плывёт, проводя большую часть времени в воде, где у него много врагов. Тогда как птерозавру в воздухе вообще ничего не угрожало. Не было в мезозое хищников, атакующих летающие цели.
То есть, новость, хотя и не новая, в том что над нами довлеет ошибка восприятия. Птерозавры — не птицы. Они жили в другое время и играли по другим правилам. «Нелогичные» и «необъяснимые» особенности их образа жизни представляются таковыми сейчас. В мезозое же всё выглядело иначе.
К сожалению, настали сложные времена, и теперь продолжение работы канала во многом зависит от подписчиков. Ведь блог с ежедневными публикациями, это не развлечение, а работа. Кошелёк ЮMoney 4100 1168 3178 5907
Для птиц важно взлетать, если на земле или в воде им угрожает опасность. И приземляются, стараясь спрятаться, при угрозе с воздуха. Птерозавры же, не имевшие в небе врагов, просто стремились проводить в воздухе — в полной и гарантированной безопасности — максимум времени, не расходуя на это энергию. Да, за всё приходилось платить, но метод — работал. Что же касается приземления на болоте для охоты на крокодилов, то кецалькоатль вполне мог себе это позволить, предварительно убедившись с воздуха в отсутствии опасных хищников поблизости и наличии пути от места посадки к трамплину.