Едва Нурбану вспомнила принцессу, как во рту стало кисло, словно лимон съела. Вчера случилась очень неприятная история. На прием к султану Селиму должны были прибыть послы из далекой Московии, родины его покойной матушки Хюррем-султан. Официальная причина — поздравить его с восшествием на престол.
Повелитель даже не пытался скрыть, с каким нетерпением ожидает гостей. Нурбану-султан знала, где-то в глубине души он надеется: а вдруг среди них окажется тот, кто знал матушку в юности или же, о, чудо, был родственником! Но едва она начинала проявлять интерес к этому визиту и даже предложила все самой разведать, строго произнес: его внимание связано с государственной политикой.
А когда увидел в глазах недоверчивый огонек, кинулся пламенно доказывать неправоту ее подозрений. Нурбану-султан особо не вслушивалась в его речь, откровенно говоря, ей это было не интересно, но кое-что все же уловила. Так вот, если верить его словам, то получалось, что правитель узбеков и Хивинский хан обратились к нему с жалобой на московитян и царя Ивана, который своей довольно агрессивной политикой многим внушал опасение.
Некая правда в его словах имелась. Московский князь даже не скрывал — жаждет своему государству силы, да такой, чтобы никто не решался нарушить границы. Причем, царь Иван Васильевич пытался решить сразу несколько проблем: окончательно избавиться от татарского ига, в котором страна находилась несколько веков, утвердить христианскую веру и показать Европе, на что способны русские. Надо отдать ему должное: у него это прекрасно получалось. Сейчас его войска взяли под контроль Астрахань, стоявшую на реке Волге, и закрыли путь на юг для купцов и всех, кто желал совершить паломничество в Мекку.
Однако венецианка знала и другое. За столько лет жизни во дворце она вразумила железное правило: правды, тем более из уст Селима, который обычно говорил одно, думал другое, делал третье, никогда не добьется. Поэтому улыбнулась почтительно и склонилась в поклоне, давая подобным образом понять — политика ее не волнует.
Кроме того, помнила отношение своей наставницы, великой Рокосланы, осуждавшей супруга-султана за его страсть воевать. И хотя он обычно все списывал на то, что военные походы являются единственным способом удержать янычар, всегда сокрушалась: как мужчины не понимают, сколько боли и страдания доставляет эта их нездоровая страсть убивать. И никакие богатства, которые потом Османы привозили на родину, говорила русская хасеки, не способны осушить слезы женщин.
— Какая разница, чья мать их проливает, — обычно раздраженно восклицала Хюррем-султан, узнав об очередном желании падишаха отправиться в военный поход. — Все женщины, независимо от нации и вероисповедания, носят ребенка девять месяцев под сердцем и всем им больно хоронить своих детей!
Зная об этом отношении матери к войне, Селим в ее присутствии обычно строил из себя миротворца, но Нурбану-султан было сложно обмануть. Венецианка слишком хорошо знала своего господина, который не устремлял свой взор на Европу лишь потому, что боялся оказаться на поле боя более слабым, чем отец, с которым его постоянно с ним сравнивали, причем не в его пользу.
Хитрому Селиму требовалось продемонстрировать свою мощь там, где его родитель не успел отметиться своим мечом Османа. И православная Русь в этом плане подходила как нельзя лучше. Именно поэтому он и собирался направить свой взор именно в сторону Московии, а точнее пока неведомым для Османов градов Астрахани и Казани, прикрываясь политикой.
Пока все вопросы, по счастью, решались мирным путем. Но кто знает, что случится завтра? Венецианка видела, как горят от нетерпения глаза повелителя. Вопрос только отчего? Взыграла кровь Османов или он и верно с нетерпением ждал встречи с земляками своей матери и утверждал, что надеется, отыскать среди них родственников.
Публикация по теме: Страх НУрбану-султан. Книга вторая, часть 8
Продолжение по ссылке
