Цыгане во всех странах всегда были скитальцами и изгоями, такими остаются и сегодня. Джуги в Таджикистане не исключение.
Сквозь туман пробивался золотисто-розовый рассвет: новый день обещал быть солнечным. Уже традиционный чай с лепешкой на завтрак – и в дорогу!
Водитель попутной машины, как положено, начал с расспросов.
– Что ты забыла в Абдулобаде? Знаешь хоть, кто там живет?
– Знаю, поэтому и еду. Хочу написать историю об этом народе.
– Историю?! – водитель резко дал по тормозам. – Нашла о ком писать! Пиши о нас, таджиках! Они ведь не таджики, они – джуги, цыгане, значит, по-вашему.
«Когда Всевышний наделял людей их долей, – гласит одна из легенд, – цыгане спали сладким сном, а, проснувшись, поняли, что остались ни с чем.
– Как же нам быть? – обратились они к Богу.
– Ваша доля уже у других, идите, ищите и просите ее».
Лонгриды мы публикуем в Яндекс.Дзен, а короткие новости — в Телеграм. Подписывайтесь, чтобы не потерять National Geographic в ленте!
Известный таджикский музыковед и этнолог Наим Хакимов считал, что «джуги» как раз и означает «ищущий человек». Но для самих цыган это слово обидное, точно так же, как и другой экзоним – люли. Сами себя представители этой этнографической группы среднеазиатских цыган называют мугатами.
Ученые сходятся во мнении, что корни древнего народа нужно искать в Индии. Но когда и почему предки цыган покинули те края, остается загадкой. По мнению завотделом этнографии Академии наук Республики Таджикистан Зухры Мадамиджановой, миграция люли в Среднюю Азию пришлась на первые века нашей эры, времена междоусобицы в Северной Индии. «Вероятнее всего, исход был из области расселения народов группы мунда, – считает российский этнограф Сергей Габбасов. От них цыганам достались рудименты образа жизни и менталитета охотников-собирателей. Через область Сват в Пакистане они попали в Афганистан, а оттуда – в районы Бухары, Самарканда и Гиссарской долины».
Со временем пришельцы забыли свой язык и обычаи – родным стало то, что окружало их на новой земле.
Джуги говорят на таджикском языке, исповедуют ислам. Частично их кровь смешалась с таджикской кровью, и в документах в графе «национальность» они нередко пишут «таджик».
Несмотря на ранний час, жизнь в центре кишлака Абдулобад уже кипит. Рядом с главной достопримечательностью – крошечным магазином, который здесь называют «супермаркетом», одна за другой останавливаются газели и легковушки, чтобы забрать стоящих вдоль дороги людей с большими сумками. В основном это женщины и дети. Они едут в другие кишлаки, районный центр Вахдат или даже в столицу просить милостыню: деньги, хлеб, продукты. Называется это «поехать на работу». Чуть в стороне на корточках сидят мужчины – это местный рынок труда, очень дешевый. Местные быстро находят здесь рабочих для строительства или ремонта домов, прополки огородов. Оплата – раза в два ниже, чем этническим таджикам. Но все довольны: никто и никогда не предложит хорошую работу за хорошие деньги мугату.
Вообще, работающий мужчина здесь, скорее, исключение, чем правило: по традиции у джуги добытчица – женщина. Говорят, раньше на свадьбе невеста клялась содержать семью до последнего вздоха. Наверное, поэтому цыганки наделены большей свободой, чем другие женщины в таджикских кишлаках, – например, могут сидеть за общим столом с мужчинами и не закрывать лицо платком от чужих взглядов.
Попрошайничество не единственный способ существования жителей Абдулобада. Разведение быков неплохо кормит очень многие семьи. Теленок (обычно их в хозяйстве от трех до пяти) – как денежный вклад, который обрастет процентами через год-полтора, если его хорошо кормить и не позволять гулять. Жители соседних кишлаков уверены, что те куски лепешек, что складывают попрошайки в свои походные сумки, и есть корм для скота, но я видела, что это не так: добытый хлеб мугаты съедают сами.
К восьми часам последнее такси покидает Абдулобад, но его главная улица снова заполняется людьми. Девушки и дети с ведрами, канистрами и чайниками рассаживаются возле торчащей из земли небольшой трубы. Это очередь за чистой водой. Два раза в сутки тут разыгрываются баталии. Еще бы – на 1300 жителей всего час подачи воды! Для тех, кто не хочет толкаться в очереди, в километре отсюда имеется альтернативный вариант – маленькая заводь местной речки. Бытового и пищевого мусора в воде столько, что он, покрыв толстым слоем всю поверхность, вот-вот выплеснется через небольшую дамбу. Удивительно, но именно эту воду многие абдулобадцы называют «сладкой», чистую же подземную – «соленой». Выпив однажды предложенный чай, который, как оказалось был заварен на «сладкой» воде, я в дальнейшем всегда вежливо отказывалась от подобных предложений. От жажды меня спасала запасливая Биби – в ее термосе для меня всегда был чай или кипяток.
Биби, жизнерадостная таджичка из Иски-Гусара, что в паре километров от Абдулобада, начала свой торговый бизнес у джуги 15 лет назад. Однажды, не продав продукты на районном рынке, Биби рискнула заглянуть в Абдулобад. Дело шло к вечеру – народу на улице много. Расстелив на земле газету-прилавок, разложила виноград, хурму, сигареты и пиво. Мугаты приняли чужую спокойно, присаживаясь рядом на обочине и подолгу разглядывая ее белое лицо. Торговля получилась бойкой.
– Сама не знаю почему, но полюбила я джугишек, привыкла к ним, – разоткровенничалась как-то Биби.
– А поменяли бы здешнюю торговлю на магазин в таджикском кишлаке?
– Ни за что! Порой кажется, что и моя жизнь чем-то похожа на цыганскую...
Через пять лет Биби раздобыла где-то и привезла в Абдулобад металлическую будку, ставшую первым магазином в кишлаке джуги.
Несмотря на размер – чуть более двух квад-ратных метров – в «супермаркете» приличный ассортимент самых необходимых вещей: стиральный порошок соседствует с хлопковым маслом, памперсы – с печеньем и жевательной резинкой, сигареты – с рисом и сахаром, таблетки – с яйцами и сезонной зеленью. Хит продаж, колбаса, всегда занимает почетное место на прилавке. Каждое утро у только открывшегося магазина собирается десятка полтора мальчишек.
– Что тебе?
– Колбасу!
– А тебе?
– Колбасу!
– Ну а тебе что?
– Хотдог!
Хотдогом Биби называет бутерброд, состоящий из четверти лепешки, в которую вложен небольшой кусок вареной колбасы, приправленной джурготом (таджикским кефиром) и кетчупом. Готовится бутерброд прямо на глазах у покупателей и стоит всего 1 сомони (примерно 10 рублей). Весов у Биби нет – товар измеряется на глаз.
...Утренняя порция водопроводной воды подошла к концу, очередь к крану пропала, из труб соседних домов потянулся дым – наступило время завтрака. Быт среднеазиатских цыган похож на быт соседей-таджиков, но гораздо скромнее – вопреки распространенному мнению, будто джуги ходят оборванцами только на людях, а дома купаются в роскоши. Глинобитные хижины больше похожи на бараки с крошечными комнатками, каждая из которых, словно кладовка, запирается на ключ. Проходных комнат, как это бывает у таджиков, я не встречала – все двери выходят на улицу. У половины домов нет крыши. Минимум подушек, матрасов, одеял и еще меньше – посуды. К привычному чаю на завтрак добавляют зеленый лук и соленья. Хлеб джуги сами не пекут, и даже тандыров у них нет. Лепешки на дастархане – либо подаяние, либо купленные в магазине по случаю прихода гостя.
Яркие росписи на стенах скромных домов в Абдулобаде – то, что осталось от цыганской традиции украшать жилище. В главном элементе орнамента, лилии, просмат-ривается индийский «след». Рядом с одним из таких домов за невысокой калиткой спрятался домишко русской женщины Тамары и ее мужа-мугата Муродали. Русских женщин, вышедших замуж за таджиков, я уже встречала, но чтобы «наша» женщина по доброй воле стала цыганкой – такое видела впервые.
Как это случилось? Женщина, похоже, не захотела говорить правду – значит, на то есть причины. Одно я поняла: жизнь ее никогда не была сладкой. Родом Тамара из Челябинской области, выросла в детдоме, родителей не знает. В Таджикистан приехала в поисках лучшей доли, но вереница неудач привела ее в дом Муродали.
– Если бы он не подал мне руку помощи, когда я так нуждалась, даже не знаю, что бы со мной сталось, где бы я сейчас была. Одна, без родных и друзей…
Тамара и Муродали уже больше сорока лет вместе. У них взрослая дочь Умеда и четыре внука.
– Ислам приняла после рождения дочери, благодарила Бога, что послал-таки мне желанного ребенка. А платье таджикское надела сразу. В те времена одежда продавалась в магазинах, и в моде были платья с воротником апаш. Смотри, какими мы были в 1977 году! – женщина достает из сундука фотографию. Светящимися то ли от молодости, то ли от счастья глазами со снимка на меня смотрит супружеская пара в ярких ретушированных нарядах. В мужчине легко угадываю Муродали, но никак не могу признать сегодняшнюю Тамару в красотке в белой косынке на черных волосах.
Соседи и родственники мужа очень уважают эту маленькую, высохшую от времени, труда и мусульманских постов женщину.
– Меня и в кишлаках по-особому принимают: пускают в дом, за дастархан сажусь. Да, хожу с сумой, как остальные женщины. А что делать? Не хочу вспоминать нашу пословицу о волках – сама знаешь. Скажу так: с цыганом жить – цыганкой быть.
Почти все, что есть сегодня в доме Тамары и Муродали – продукты, одежда, постельные принадлежности, – подаяние таджиков. Самые доходные сезоны – большие мусульманские праздники Курбан-Байрам и окончание священного месяца Рамазан. Абдулобад на это время вымирает. За три дня каждого из праздников Тамара может принести домой 100–150 сомони – этого хватит семье на месяц и даже больше.
К шести часам вечера женщины возвращаются в Абдулобад. На остановке их радостно встречают заждавшиеся дети. Семьи мугатов мне показались не такими многодетными (в среднем четыре ребенка на пару), как таджикские (шесть-восемь), тем не менее рожать цыганские женщины начинают раньше таджичек, так как замуж выходят задолго до совершеннолетия. Средний возраст невесты 14–15 лет, но попадались мне семьи, в которых мужу 15–16 лет, а жене и вовсе 11. Гульбагор, например, к 30 годам успела стать бабушкой.
Однако свадьбы в жизни джуги – явление редкое. За три года съемок я не смогла побывать в Абдулобаде ни на одной.
– Если хотите посмотреть на свадьбу мугатов, ищите в другом кишлаке. Здесь точно не дождетесь, – говорит мне Комиль, местный раис, что-то вроде сельского старосты. – Наших невест обычно воруют, а после этого свадьба уже не нужна.
– Воруют?
– Точнее сказать, девушки сбегают из дому. Воровство происходит по взаимному сговору. И на то есть две причины. Во-первых, дешево обойдется женитьба; во-вторых, что еще остается девушке, не достигшей совершеннолетия, но уже желающей выйти замуж? Только быть украденной!
Комиль рассказал, что обычно молодые люди убегают к одному из родственников, где прячутся несколько дней. Потом оба возвращаются в дом жениха. Понимая, что ничего уже не поделаешь, родители парня отправляют в дом девушки делегацию сватов, в которой всегда есть старейшины и хаджи. Все просят прощения и уговаривают благословить брак. Даже если родители девушки очень сердиты, они не могут демонстрировать гостям истинные чувства. После долгих разговоров режут барана, готовят плов, разворачивают дастархан. Так создается новая семья.
Через пару месяцев после нашего разговора Комиль, вернувшись однажды домой, застал множество гостей. Члены семьи были ни живы, ни мертвы – от страха никто не смел посмот-реть на хозяина.
– Что случилось?
– Наш сын Комиль украл невесту, – ответила жена.
Вечером Комиль позвонил родным девушки – те, понятно, места себе не находили. Сначала из трубки грозили судом, прокуратурой, слышалась прочая брань, но постепенно гнев сменился на милость, и семьи договорились встретиться. Новая невестка обошлась Комилю в 800 сомони (около 150 долларов). Минимальный же расход на свадьбы в Таджикистане – пять тысяч долларов.
Если без свадьбы (туи аруси) джуги могут обойтись, то без другой символической «свадьбы», – обрезания (хатна туй), никак. Этот праздник обязателен для истинного мусульманина. Но и здесь мугатам удается немно-го сэкономить: у них, в отличие от таджиков, не принято гостям вручать ответные подарки. По традиции, на обрезание гости-джуги приходят с бараном, ковром и угощениями. Сколько гостей – столько ковров. Баранов, по словам Комиля, набирается обычно с три десятка. Подаренные ковры и бараны помогают хозяину покрыть расходы на торжество. Эта история с баранами напоминает мне кассу взаимопомощи: когда кто-нибудь из гостей устроит празднование в честь обрезания своего сына, все отцы, которым он в прошлом дарил баранов, приведут в его дом по одному животному в дар, как бы возвращая долг.
Благодаря Комилю мне посчастливилось побывать на одном богатом празднике обрезания. Зайдя на мужскую половину, я увидела сотни гостей в черных тюбетейках с белым узором, сидящих ровными рядами на земле. Обычно такая картина встречается на больших намазах. Но мужчины не готовились к молитве – они ожидали угощения. Из дома вышли несколько человек с рулонами ситца и раскатали ткань между рядами гостей – получился дастархан. Следом появились люди с лепешками и сладостями. Из оцинкованных ведер, как из рога изобилия, на скатерть посыпались орехи и конфеты. Такая же картина наблюдалась и на женской половине. После плова собравшихся ждал гвоздь программы – концерт столичных артистов. Если бы не эта часть праздника, народу пришло бы намного меньше. За тысячу долларов артисты в течение трех часов занимали публику. Женщины и дети окружили девушку с микрофоном, время от времени пытаясь прикоснуться к заезжей гостье. Мужскую же половину развлекала танцовщица лет 35–40. И старики, и молодые выходили в круг танцевать, не забывая одаривать артистку денежными купюрами, – та едва успевала их собирать. За порядком следили двое крепких мужиков с ветками-хлыстами.
Слова «магия», «целительство» и «гадание» у многих народов давно и прочно связаны со словом «цыгане». Конечно, среднеазиатские цыгане по части магических практик проигрывают европейским коллегам, однако местный менталитет таков, что в состоянии поддерживать даже очень скромные способности мугатов в этом деле. Случись что, многие таджики не станут искать врача, а обратятся к «специалисту» из народа.
Я тщетно пыталась найти гадалку в Абдулобаде. Как только кандидаты, рекомендованные мне, к слову, самими джуги, узнавали о цели моего прихода, тут же прекращали всякое общение. Причина – ужесточение в стране наказания за занятия колдовством и гаданием.
– Это все вранье! – сказала как отрезала Тамара, когда речь зашла о гадании. – Встречаются, конечно, и настоящие гадалки, но не здесь. А вот лечить мы, действительно, умеем. Например, по весне и осени выпускаем «черную» кровь.
Кровопусканием (хунгири) в Таджикистане лечат головную боль, высокое давление, боль в спине и ногах. Надрезы делают на скулах – на спине у лопаток, вдоль позвоночника, с внутренней стороны колена, в зависимости от симптомов.
Женщина открыла небольшой шкаф – из матерчатого мешочка выпал коровий рог.
– Смотри! Меня свекровь научила. – Тамара подозвала внука, аккуратно сделала лезвием четыре неглубоких надреза мальчику на скуле. Затем приставила к ним широкую часть рога, а острие обхватила губами. Далее процедура похожа на забор крови для общего анализа: создается вакуум, и нужное количество крови выходит из ранки.
Но это было, так сказать, показательное выступление, а я очень хотела посмотреть своими глазами на «работу» джуги в кишлаках и решила напроситься в компанию к двум молодым женщинам – Гульбагор и Гульджамол.
– Хорошо, – легко согласились те, – приходи завтра пораньше. В Зафаробад поедем!
Наутро к нам присоединились двое парней; впятером мы сходили на районный рынок, где зачем-то накупили массу мелочей: мисочки, ситечки и прочую ерунду, а уж потом отправились к месту назначения.
Когда вышли из маршрутки, солнце уже подбиралось к зениту. Дальше – по тропинке вверх, где в садах прятался кишлак.
– Гааарм (жарко), – нараспев потянула Гульджамол, стягивая с головы тонкий палантин.
– Гааарм, – подпели остальные.
– Ты только моему мужу не говори, что я в одном платке здесь ходила. Он этого не любит.
Полупрозрачный палантин сначала робко затрепетал на ветру, а, осмелев, гордо расправил «крылья» за плечами молодой женщины.
– Тетя, волосы есть? – мы вошли во двор.
Сухонькая таджичка 45 лет вынырнула из небольшой постройки, как будто ждала нашего прихода.
– Есть! Есть, заходите! – и снова исчезла, чтобы вернуться через пару минут с небольшим свертком в руках.
– Рахмат! – Гульбагор забрала сверток и протянула женщине проволочный дуршлаг.
Так вот оно что! Вся эта рыночная мелочевка служит вознаграждением за собранные волосы, которые мугаты потом сдадут в цех по изготовлению париков и шиньонов. Согласно обычаям, у таджиков в принципе не принято выбрасывать волосы – они их собирают в мешочки и закапывают в землю. А тут еще и заработать можно – всем выгодно.
Но сбор волос не главное дело для моих спутников: они не могут позволить себе вернуться домой без хлеба. К моему удивлению, нас всюду встречали приветливо, а в одном дворе даже пригласили перекусить.
– В Зафаробаде нас любят, не то что в нашем районе, – усмехается Гульбагор.
Домой возвращались весело. Парни включили в телефоне любимую песню – руки девушек тут же красиво задвигались в такт. Из проезжавших машин сигналили в знак одобрения, но никто не остановился, чтобы подвезти.
