Рассказ
У Шуры с утра болело слева. То проходило, то снова жгло. Ездила в прошлом году на обследование в город. Врач назвал недуг смешным словом – «рефлюкс»… Иными словами – проблемы с желудком, ничего страшного.
Шура диагноз толком не запомнила, и когда хваталась за левую грудь, в которой нестерпимо жгло, отмахивалась: «Рефлекс снова». «Рефлекс» – было легче запомнить.
С утра лучи солнца ударили в глаза. Навязчиво и грубо. Отвернулась на другой бок.
Глухой стук.
– Шурка, самогонка осталась?! – пронзительно орала соседка Людка.
Глухой стук сменился настойчивым громыханием.
Если не встать сейчас, эта еще долго будет молотиться.
А ведь сегодня был важный день. Такой бывает у нее только раз-два в году. И надо выспаться. А Людка не дает. Чертова баба.
Шура встала. Лето, а с утра холодно. Сырость в сенях. Надела тапки. Вышла прямо в ситцевой ночнушке.
– Чего орешь?
– Самогонка, говорю, осталась?
У Люды было когда-то миловидное лицо. Теперь щеки скатились вниз, подбородок заострился. Раньше соседка гордилась огненной рыжей косой… Сегодня седые волосы со следами гранатового цвета краски блестят от жира. Когда она их мыла в последний раз? Наверное, перед Троицей на прошлой неделе. Тогда и запила…
Людка улыбалась. Глупо. И если бы Шура сейчас не пошла в сени за самогонкой, то глупая улыбка тотчас бы сменилась гневом. А день нельзя было портить. И Шура протянула Людке полбутылки самогона.
– Ты это… Сегодня, что ль, едешь? – спросила хрипло соседка.
Шура пожалела, что немытая Людка все знает. И зачем ей рассказала?
Запела кукушка. Запела и замолчала.
Когда-то Людке можно было все рассказать. Еще года три назад. Была нормальная. Пока ее муж Пашка не умер. Трудолюбивая была, корову держала, уток. У Паши отец был местным знахарем, точнее, травником. Паша тоже в травах разбирался. Да и в жизни разбирался куда больше Людки. Лишнего не пил, много работал. А если кто заболевал в деревне, приносил сбор трав, рассказывал, как их правильно заваривать.
«Бывает так, что один человек умирает, и хорошие отношения в семье тоже умирают» – думала Шура. Будто делал Пашка их всех счастливыми. Травами, что ли, своими всех поил? А вот нет его – и ничего нет. Паша погиб весной: пошел рыбу ловить и провалился под лед. Людка тогда сразу запила, словно бес вселился. Дети перестали к ней приезжать и осталась она одна. Без коровы, без гусей, главное без мужа.
Соседка стояла и смотрела на Шуру коровьими глазами. Глаза были большие как озеро. И такие тоскливые… Казалось, ничего не осталось на ее лице, кроме больших коровьих глаз.
– Сегодня, что ль? – повторила Людка, поморщившись после стакана самогонки.
– Сегодня… – стыдливо ответила Шура. – Забери всю, мне надо еще поспать…
– Ну, давай, удачи, – соседка икнула и пошла к калитке.
Шура смотрела ей вслед. Волосы Людки спутались на затылке, походка стала шаткой… Она закрыла за ней калитку. Захлопнула. Так, будто хотела сказать: «Не приходи сюда больше». «Рефлекс» снова заныл. Вспомнила, как Паша сказал еще тогда, три года назад, прямо как провидец, черт его возьми: «У тебя, Шурка, другая болезнь, никакой не “рефлюкс” и никаких трав от нее, от болезни твоей, нет…» Неужто Людка ему проболталась?
Врач говорил: надо держать диету. А Шура не держала. С тех пор, как мать с отцом умерли, она вообще перестала думать о себе. Теперь все ее хозяйство – это шесть куриц и петух, да огород с овощами. Работала она дояркой в местном сельсовете.
Весь рассказ можно прочесть здесь: