И уже ничего другого не существовало на свете – только губы, только головокружительная смелость… что в ту же секунду сменялась стыдливой робостью ладоней, только вдруг замирающее дыхание – от ошеломительных прикосновений… И всё в мире было для этой стыдливой и смелой нежности, всё было ради этих прикосновений губ и ладоней: богатая ливнями весна шумела светлыми потоками в тополиных ветках, и в этих потоках клейкие полураспустившиеся листочки сияли нежной зеленью, и даже полынная горьковатость в степном ветре становилась единственным счастьем…
Они застенчиво радовались этому никогда не испытанному счастью… А потом Аня заплакала от боли, и Алёшка замер. В это мгновенье каким-то девчоночьим… или уже женским чувством Анюта поняла, что такой неосознанной своей болью она удержит Алёшку на их счастливой высоте – они же так хотели этой немыслимой высоты, вдвоём хотели, – чтобы вот так… захватывало дух, а теперь Алёшка срывается, чтобы стремительно полететь вниз, и счастье так и останется для них несбывшимся желанием, никогда больше не повторится… И этим самым девчоночьим, женским чувством она понимала, что боль – это мгновение, без которого нельзя. Медленно-медленно, чуть касаясь, гладила она Алёшкину спину, плечи… И удержала, не дала его первому мальчишескому желанию сорваться с этой высоты и разбиться о землю. Ив мгновении этом уместилась и её боль, и вскрик… А главное – совершенно непостижимая, стыдливая лёгкость: как хорошо, что это случилось с Алёшкой, а не… с Иваном.
Надо было успеть всё убрать, привести себя в порядок… А Алёшкины губы и руки были такими виноватыми… и таким виноватым был его взгляд…И нельзя было не понять, как хочется ему, чтобы всё повторилось.
Потом они лежали рядом и прислушивались, как всё медленнее становится покачивание на невидимых волнах. Анюта поднялась. Прикрыла ладонями грудь:
- Ты глаза закрой… я оденусь.
Алексей послушно прикрыл глаза. От жалости к Анютке ему пришлось сдержать слёзы. А Анюта сказала:
- Теперь я отвернусь… а ты оденься.
Она стояла спиной к нему, собирала волосы на затылке. Алёшка подошёл к ней, обнял грудь – просто, не расстёгивая «молнию» на куртке… Вместо недавнего полёта, в котором сбылось его мальчишеское желание, ему теперь хотелось только одного: чтобы она простила его. Он не знал, какие слова надо сказать… поэтому просто сказал:
- Ань, прости.
Анюта повернулась, погладила его лицо, волосы:
- Ты иди, Алёш. Скоро шестой урок начнётся, – ты успеешь. У нас же физика.
- А ты?
Аня не ответила, повторила:
- Иди. А то скоро батя вернётся.
Алёшкино горло снова сдавили подступившие слёзы – от её усталого, немного растерянного голоса.
- Ань! Ты не бойся… Я не брошу тебя. Никогда.
Аня кивнула на часы:
- До конца перемены – десять минут.
- Ты придёшь завтра в школу?
- Приду.
Какая физика!.. Алёшка пошёл к Луганке. Сквозь низкие тучи, хоть и серые, просвечивала синева, отражалась в реке, даже в крупных каплях недавно отшумевшего ливня. Алёшка сидел на большой коряге у самой воды. И от того, что пасмурным днём была видна эта синева, от того, что такими трепетными были Анюткины ладони, по-мальчишески стыдливо всхлипывал, прикусывал какой-то горьковатый стебелёк, рукавом вытирал слёзы.
А Анюта быстренько простирала край светло-голубой, в мелких ромашках, простынки, высушила утюгом. Потрогала перед зеркалом припухшие губы, чуть потемневшие веки. Села за алгебру… но тут же уронила голову на стол – так хотелось спать. А ещё боялась, что мать с отцом обязательно обо всём догадаются… Поэтому поскорее легла в постель. Сквозь сон слышала, как сначала отец подошёл к её постели, постоял, прислушиваясь к дочкиному дыханию. Потом вошла мама, присела на краешек постели, чуть касаясь, погладила Анютины волосы.
А утром Аня поняла, что ей надо срочно увидеть Ивана. Увидеть и понять… удержать то, чем она так долго жила… ради чего не пошла вчера в школу – в уверенности, что Алёшка тут же прибежит к ней…
Увидела Ивана только вечером – там же, на остановке шахтёрского автобуса. Жаркий стыд вдруг залил её всю, и она быстро спряталась за густыми кустами боярышника, что густо разрослись за остановкой. Ей впервые стало стыдно – оттого, что Иван мужчина, взрослый мужчина… и у него бывает то, что вчера случилось у них с Алёшкой. Анютке казалось: если Иван сейчас на неё посмотрит, он сразу всё поймёт… Поэтому затаила дыхание, ждала, пока шумная и весёлая ватага шахтёров разойдётся с остановки.
А с Алёшкой у них всё повторилось. Он не додумался ни до чего другого, кроме как остаться дома, – как Анютка в тот день… И дождался: она пришла к нему, правда, после пятого урока – решилась уйти только с физкультуры…
… Нет.
Иван чуть бестолково, а больше тревожно улыбнулся:
- Нет?.. Наташ!.. Там по берегу тёрн расцвёл, – как белые облака спустились к Луганке. Ты же хотела… как тёрн расцветёт.
Наталья старалась не смотреть в растерянные Ивановы глаза:
- Мне, Вань, дочек растить надо. А тебе – девчонку искать… жениться. – Усмехнулась: – Да тебе и искать не надо… За тобой и так – полпосёлка. Даже школьницы.
Не слышала Ивана… В ушах звучали Любашины слова:
- Думаешь, не знаю, что он встречает тебя после работы!
Поздно вечером Иван всё же зашёл к Наталье. Из какого-то бездонного кармана рабочей куртки достал куклу:
-Вот… С собой носил… Сашуле это.
Недавно Марина Юрьевна, заведующая поселковым садиком, попросила директора шахтоуправления помочь привести в порядок детские площадки: весной малыши много времени проводят на улице. Матвеев вызвал горного мастера Зырянова:
- Ты ж у нас – мастер на все руки?.. Завтра возьми мужиков, в садик пойдёте. Марина Юрьевна скажет, что делать.
Ремонтировали песочницы, качели… Иван осмотрел большие деревянные машинки, загорелся, – почти по-новому переделал их. Мальчишки, понятно, не сводили глаз с грузовиков и автобусов. А Иван отыскал глазами Натальину Сашеньку, незаметно улыбался. Сашенька сидела на скамейке, убаюкивала куклу. Потом к ней подбежала какая-то бойкая девчушка с рыжими хвостиками вырвала куклу:
- Это моя! Мне папа привёз! А у тебя нет папы! А мне папа всегда кукол покупает – каких я захочу.
Девчушка убежала, тут же бросила куклу в песочницу. Улыбка сошла с Иванова лица, сердце больно сжалось: Сашуля тихонько заплакала…
Мужики собрались зайти в «Уголёк» – ну, раз смену-то отработали… Дело полезное сделали, – что ж не отметить-то. Иван кивнул мужикам:
- Без меня. Некогда мне.
И отправился в «Детский мир». Куклу выбирал долго и серьёзно, не замечал, как усмехаются и переглядываются продавщицы: за таким занятием Зырянова видели впервые. А Иван придирчиво рассматривал кукол: эта слишком большая, Сашуле неудобно будет брать её с собой в сад… Эта – не кукла, а тётка какая-то, неестественно длинноногая и грудастая… с пошлой улыбкой на ярко раскрашенном лице… Потом увидел вот эту. Даже замер от счастья: кукла была не большой и не маленькой. Как раз то, что надо… Тугие светлые косички, весёлое светло-голубое платьице. Представил Сашулину радость, решительно подошёл к кассе:
- Вот эту мне.
- Кукла Саша, – чуть насмешливо улыбнулась продавщица, Татьяна Ерёменко. – Не секрет, кому выбрал-то, Зырянов? У тебя ж вроде дочки нет ещё.
Иван подмигнул:
- А ты знаешь… кто у меня есть?
- Ой, Зырянов! – рассмеялась Татьяна. – Кто ж не знает, что для Наташки стараешься… Всё угодить хочешь. Думаешь, чужие своими станут!
Зырянов беззлобно отмахнулся:
- Балаболка.
Сейчас протянул куклу Наталье:
- Возьми. Ей нужна такая.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»