Мария Колечкина, тридцати лет, шла домой к своему отцу, военному пенсионеру Илье Матвеичу Колечкину, и была не одна – вела интересную гостью.
Даже слово «интересная» было не совсем правильным. Уникальная, как минимум. Как же обрадуется отец!
Появление Лили произведет настоящий фурор!
Мария торжественно поднесла руку к звонку, ещё раз ободряюще глянула на попутчицу. Но та явно не разделяла торжественности момента, и более того, чувствовала себя неуютно.
Лилин вид выражал сожаление, что она вообще решилась ехать с Машей – потому что обратного пути не было!
На лбу вылезли две параллельные морщинки, как бывало с ней в минуту особого сосредоточения.
Зря она поехала в чужой город и влезла в эту авантюру!
Теперь стоит она перед страшненькой дверью, абсолютно не представляя, что за этим последует. А Мария уже давит на звонок. Два отрывистых, один длинный. Наивная, думает, будет всё, как в бразильском сериале – приторно и неестественно.
За дверью послышались шажки Колечкина. Так ходят подслеповатые люди, осторожно шаркают. Если бы ватные ноги Лили сейчас умели бегать, она бы дала резвый старт! Ей интересно увидеть Колечкина, но, вот, страх сильнее...
– Иду, иду, Марусенька. – Илья Колечкин всегда называл свою дочь Машу Марусенькой. Он воспитал её в одиночку, и прекрасно знал, что это она пришла к нему.
– Ну, здравствуй. А кого это ты привела?
Он был одет в щеголеватую пижаму с отворотами, и щурился.
Пока девушки разувались, Илья Матвеич нацепил очки, глянул на Лилю.
Тут кровь отлила от лица так, словно специалист-осветитель провел вниз прожектором.
Колечкин стал хватать воздух ртом, как карп на суше, не справился с нахлынувшими эмоциями, и брякнулся в обморок…
Маша и Лиля утащили его, сухонького, на диван, и, не сговариваясь, перешли на шепот.
– Ну вот, я говорила! Разве так можно? Ты должна была его подготовить! Слушай, Маш, может «Скорую» вызовем? – предложила Лиля.
Маша отрицательно помотала головой.
– Он ненавидит «Скорые», считает, что от них толку никакого. Прости, Лилька, я и правда не знала, что он так воспримет. Я думала, он кинется тебя обнимать.
– С чего это?
– Ну, так воображение рисовало…. – Маша наконец отыскала нашатырь в аптечке отца.
– Маш, ты пока родителя в порядок приводи, а я на стол соберу, – и Лиля начала доставать хурму, виноград и бутылку сухого красного вина и кусок сыра, пока Маша с нашатырём пошла к бледному отцу.
Из комнаты наконец-то стали доноситься сдавленные всхлипывания. Лиля собралась с духом и зашла в комнату. Пенсионер сказал:
– Как же…. Ты же Натуся…. Откуда?.. И Маруська молчала…
– Я не Натуся. Я Лиля. Лилия Сергеевна Алёхина.
…Всё началось с Розки Агеевой, Машиной подруги.
Розка постоянно влипала в различные истории, и Машу, бывало, втягивала. Не смотря на такое обилие в своей жизни разных мужчин, она тянула лямку матери-одиночки, воспитывала семилетнего Кольку.
В тот поворотный день Маше позвонила Розка.
– Машунь, ты мне подруга или шиш с маслом?
– Розка, привет, что тебе от меня нужно?
– Мне?! – натурально оскорбилась Розка.
– Розка, я знаю тебя с шести лет, – напомнила Маша. – Говори. У тебя сломался фен, а вечером надо идти в филармонию, и я должна сопроводить тебя в магазин? Угадала?
Розка обиженно задышала.
– Не доставай меня, Машка, у меня и так судьба тяжелая. Меня Игорёня замуж позвал.
– Твой Игорёня какой-то мутный.
Розка пропустила эту фразу мимо ушей. Маша расспрашивала дальше:
– Роз, ты его хоть любишь?
– Господи, где ты понабралась этой пошлости? Я сейчас вообще не об этом…
– А как ты жить с ним собираешься?
– Так я не собираюсь. Мне гарантии нужны. Кольке скоро уже в армию, а я до сих пор в поиске…
– Кольке только семь, – захохотала Маша.
– Ну и что, – сказала Розка. – Знаешь, как время быстро летит? Поэтому я нашла гадалку.
– Чего? – опешила Маша.
– Гадалку, – повторила Розка.
…. И вот, Маша сидела в прихожей у потомственной ведуньи Агаты, ждала Розку, и развивала тему, а как, интересно, колдуньи сдают экзамены на диплом?
Розка вышла. Агата выпроводила её и обратила внимание на Машу.
– А вы не уходите пока.
– Я с подругой.
– Я знаю. Вы не бойтесь, денег не возьму. Вы заметили, что на работе не ладится? В душе пустота, как будто не хватает чего-то? Заметили?
– Ну, в общем…. Извините, но это стандартный набор. Так любому человеку можно сказать.
Агата рассмеялась приятным голосом и продолжила.
– Вы ведь Мария, правильно я почувствовала ваше имя?
Буду краткой: ищите свое второе «Я».
– Что?
Маша вдруг испугалась.
– Вы всё узнаете. Год будет полным необычайных открытий и перемен. Сначала будет ощущение топтания на месте и даже разочарования. Но, смена места на железной птице прояснит всё, и ваша жизнь круто изменится. И это не замужество.
…Подруги вышли. Розка всю дорогу трещала, а Маша закрыла рот на замок, дабы осмыслить сказанное.
– Представляешь, не мой типаж Игорёня! Я как знала! Нет, я, конечно, на что-то рассчитывала, думала, Кольке отец будет. Агата сказала: если замуж за него пойдешь, проблем не оберешься. Машка, а ты чего такая странная?
– Роз, ты ей моё имя говорила?
– Точно – нет! О тебе речь вообще не шла.
– Странно… Роз, Агата сказала мне, чтобы я искала своё второе «Я».
– Чего?
– Второе «Я».
– Ерунда какая-то, – задумалась Розка. – Смени профессию детской библиотекарши хотя бы на методиста или там архивариуса, а то твоя смешная зарплата видна даже гадалке. Ты худющая, как палка, плащ висит, туфли стоптаны, беретик в катышках – что с тебя взять? Одна достопримечательность – глаза синие на пол-лица…
– Может быть, и профессия не та…
…Маше было, над чем поразмыслить. К её болезненной худобе прибавились тёмные круги под глазами от постоянных размышлений.
Хватит изводить себя, решила Маша, когда таяла очередная бессонная ночь...
На линии горизонта вспыхнул тонкой полоской пронзительный рассвет.
Маша решила поехать к тетке Софии, старшей сестре мамы. Та в последнее время не ладила со здоровьем.
София была крепкой старушкой, и славилась несдержанным языком.
По большому счету, родственницу могла переносить только тихая и спокойная Маша, и старый кот Кардинал.
Маша всегда знала: София внутри добрый человек, просто после смерти мужа Степана, одинока... Она жила за Степаном не просто, как за каменной стеной, а как за Великой Китайской стеной! А теперь ей приходилось осваивать новую науку: в одиночку решать проблемы.
… София любила Машу. Она жалела племянницу, оставшуюся без мамы с первого дня своего появления на свет.
София любила те времена, потому, что у нее был любящий муж, богатая жизнь, и Машино рождение совпало с золотыми годами. Рассказывала София о прошлом с воодушевлением.
А Маша слушала истории с выражением мечтательности на лице, ведь от папы невозможно было ничего добиться.
В доме тетушки, сколько Маша себя помнила, всегда были пироги.
…И вот, Маша сидела на кухне у Софии. На руки к ней прыгнул Кардинал. Она гладила шелковистую шерсть и рассказывала тетке новости о гадалке.
...Словно вновь очутившись у Агаты, Маша начала повторять фразы, погрузилась в рассказ, и говорила всё точно, ведь помнила каждое слово.
Тётка испугалась рассказа.
– Как она сказала? Второе «Я»?
– Да! Я чую, в этом заключается ключевая разгадка моих неудач. С рождения мне не везёт! Мама умерла, отец-военный меня таскал по гарнизонам, я поменяла четыре школы. Хорошо ещё, что у меня есть подруга детства. Когда отца переводили, мы держали связь по телефону, а теперь живем в одном городе. А ведь я не рассказывала, как отец заставлял меня отжиматься за пятиминутное опоздание домой!
Как он пил горькую, а я из комнаты боялась выйти! Помню, уходит он на службу, задает мне тридцать страниц книги. А спрашивает сорок. Смотрит с укоризной, мол, ты кто такая, вообще.
Бывает, придет в день аванса или зарплаты, принесет мне мороженое и говорит:
– Ешь, всё тебе, всё одной. Повезло тебе, знала бы ты…, – и гладит меня по голове. – А я никакой радости не испытываю, ведь он дает мне мороженое с подтекстом, мол, вот, как я дочь хорошо воспитываю.
Тогда я его до смерти боялась! Кстати, ненавижу мороженое…
– Но всё позади, детка…. Кстати, не морщи лоб, а то выглядишь как ведьмака.
И съешь пирога: твоими костями можно в городки играть.
Батя твой с ума сошёл, когда мамка умерла. Любил он её сильно, не женился на другой по сей день.
И тебя он любил, просто человеком сделать хотел.
Благодаря его сорока страницам, ты такая образованная теперь!
Маша вздохнула.
– Сейчас отец в храм ходит, молится. Не пьет. Мне помогает, чувствует вину. Хотя, так-то не придраться: я чистенькая была и мороженое ела.
Теперь он как-то улучшился. Когда прихожу к нему, радуется.
Смотрит на меня, как будто проверяет, не обижаюсь ли я.
– Илья хороший, Маш, просто любой бы на его месте сломался, а он вытянул тебя. Не повезло твоей мамке, роды тяжелые были.
Ты-то родилась нормально, а Натуся застряла…, – сказала тетка и замолкла, закрыв рот рукой.
– Чего?!
– Ой, мама… – схватилась за сердце София. – Вот сболтнула! Кто за язык-то тянул, – запричитала она.
– Так, стоп: Натуся? У меня что, сестра была?
– Ошиблась я… Маруся, Натуся, всё… попутала…
– Теть Сонь!!
…Тетка медленно ушла – копаться в аптечке. Вернулась в облаке специфического запаха, и тяжело глянула Маше в глаза.
– Илья точно убьёт меня... Ну ладно, язык мой отрезать, да собакам скормить. И так столько лет молчала…
…. В военном городке молодой семье Колечкиных дали двухкомнатную благоустроенную квартиру. Илья был на хорошем счету у начальства.
Его жена Анна забеременела сразу же после свадьбы. Радости молодых не было предела, когда врач услышал два сердцебиения.
Эти дети были желанными, пара любила друг друга.
Как часто случается с многоплодной беременностью, схватки начались на полтора месяца раньше срока.
От гарнизонного поселка до роддома был час езды. Дело осложнила внезапная февральская пурга.
«Скорая» сильно опаздывала.
Единственная дорога к гарнизону была прочищена в одну колею, что затрудняло перемещение.
У бедняжки в пути отошли воды. Илья не знал, что предпринять.
Бедная Анна изнемогала от боли.
Ехали на единственном ходовом УАЗике настолько быстро, насколько позволяли дорожные условия: двадцать километров в час.
Наконец, прибыли.
Анну сразу же повезли на каталке в предродовую, и отсчитали Колечкина:
– Что ж вы, папаша, заранее не побеспокоились! Ваша жена в тяжелом состоянии, не знаем, выкарабкается ли теперь! Дотянули!
Через полтора часа на свет родилась Маша. У второй девочки, Наташи, пуповина обвила шейку. Анна боролась изо всех сил, пытаясь родить самостоятельно, но ребенок застрял и испытывал гипоксию – острую нехватку воздуха.
Анна теряла силы.
У нее открылось кровотечение, давление подскочило.
Спустя некоторое время давление удалось снизить. Когда вторую девочку извлекли на свет, Анну старались спасти уже целой бригадой врачей.
Давление стремительно падало и к концу родов несчастная впала в кому.
К вечеру Илье сообщили, что жена в коме. Он видел своих дочерей-близнецов, они были настолько маленькими и одинаковыми, что даже он не мог различить их. Возможно, Натуся была чуть круглее личиком.
Илья хотел Анне рассказать, какие дочери у них получились, но его не пускали к жене. Она находилась в реанимации. К концу третьего дня она умерла.
– Мы сделали все, что могли, Илья Матвеич. Первая девочка родилась без осложнений, а вот со второй… Она крупнее, обвитие пуповиной в два оборота… Нам очень жаль.
Илья понимал, что если сейчас повысит голос хоть на десятую часть тона или сделает лишнее движение, то запустится в действие страшный механизм, который разнесет в щепки всю больницу.
Он опустил голову.
На линолеум закапали горькие слезы. Анечка! Как же он без нее? Зачем ехать домой, зачем жить? Как можно в таких обстоятельствах радоваться появлению двоих детей?
Илья Матвеич написал на Наташу отказную.
Его не отговаривали, человек взрослый. По возвращении в часть, коротко сообщил всем, что жена и младшая дочь умерли. Хоронить он будет только жену, потому что младенцев не выдают. С тех пор у него стало резко ухудшаться зрение.
… София перепугалась, что племяннице сейчас станет плохо. Принесла ей чаю с ромашкой и кусок пирога. Только Маша ничего не видела вокруг. В мозгу билось:
«Как они могли молчать столько лет? А уж тетка София с её недержанием тайн удивила!».
– Ты как рассказала про второе «Я», я испугалась! – частила София. – Илья вас с Натусей в роддоме и различить не умел, такие вы одинаковые…. Это он мне на похоронах сказал.
– Теть Сонь, а откуда ты узнала про Наташу, если отец скрыл ото всех?
– Понимаешь, это был такой груз для Ильи, что он не мог его нести в одиночку.
Он открыл тайну мне, рассказал в утро похорон, как всё было на самом деле. И я его даже поддержала, а что мне оставалось? Я ведь тоже потеряла тогда единственную сестру….
Маша невольно подумала, что крепко, видать, прижало отца, коль он открылся Софии. Это было равносильно тому, что тайну объявить по радио. Но тетка превзошла себя – оказалось твёрдой, как кремень!
Маше стало печально, накатила такая адская тоска!
– Это он, получается, и меня отдать мог, – безжизненным голосом прошептала она и заревела. Громко, по-детски. – Как он вообще мог выбирать, которую оставить?
– Так он сразу тебя оставил. Натуся сильно ему о трагедии напоминала…
– Младенец виноват в смерти мамы, да? Нет бы маму пораньше в больницу отвезти, под наблюдение врачей, – всхлипывала Маша.
– А ты поплачь, детка, легче станет, – гладила племянницу София. – Я уж жизнь прожила, да и то, умру от насильственной смерти.
Убьет меня теперь Илья!
– Я найду её, – упрямо сказала Маша.
Кстати, ещё хочу спросить: а почему ты, тетушка, Наташу не забрала? У тебя ведь нет детей…
– Так, кто меня спросил… Илья сделал, как ему лучше…. Её удочерили Алёхины, семья из другого городка. Я связь с ними держала, посылки Наташе посылала. Тебе что-то куплю из вещей, и такое же Наташе. Помнишь, у тебя была желтая кофточка?
И у неё такая же!
На первое сентября тебе найду банты интересные, гофрированные, и ей…
Потом семья твоей сестры переехала ближе к школе.
Помнишь, Маш, как-то в детстве я обещала полететь со мной на самолете?
– Да. Ты потом ещё сдала билет.
– Верно. Я тогда собиралась лететь к Наташе с тобой, но Алёхины неожиданно переехали. И всё. Связь оборвалась.
– Понятно. Я пойду.
Маше вдруг стало жаль Софию. Тётка сама хотела взять Наташу, но отец всё решил сам! Объявил о смерти девочки и отрезал этим для Софии все пути удочерения.
«А не зря у Агаты дипломы висят» – решила девушка.
...С того дня Маша разыскивала Наташу Колечкину-Алёхину.
Писала на телевидение, в программу «Жди меня».
В поиске помогал новый Розкин жених, Костя, репортер, сотрудник местного телевидения.
Однако, след обрывался на адресе, который дала Маше тётушка София.
Единственное, что удалось раскопать, – это то, что Наташины приемные родители из того городка переехали в Нижний Новгород, когда девочке было семь лет.
Маша предполагала также, что Наташа уже не Алёхина, ведь она могла выйти замуж.
Розка сообщала Маше все действия Кости:
– Машка, привет. Костик запрос послал на ТВ Нижнего Новгорода, там по бегущей строке пустят объявление о розыске человека.
Дай твою фотку, Костя просил. Только хорошую.
– Зачем?
– Костик сказал, что пустит её в показ. Вы ж близнецы!
– Я не додумалась бы до такого… Спасибо, Розка, что бы я без вас делала?!
– Жила бы спокойно и не знала, что у тебя близнец по свету разгуливает.
– Да ладно, это бы узналось рано или поздно.
…. Это был далекий 1982 год. Наконец-то, бездетной и состоявшейся паре, Сергею и Светлане Алёхиным, позвонили.
Они ждали этого звонка шесть лет. В роддоме отказались от замечательной, здоровой девочки. Сергей Алёхин имел знакомства в комитете по опекунству.
Там ему помогали оформить документы.
Будучи наслышанным о моральных проблемах, которые возникают у семей опекунов-усыновителей с кровными родственниками ребенка, он зарегистрировал девочку под именем Лилия Сергеевна Алёхина, дабы отрезать все нежелательные контакты.
Воистину говорят: «Хочешь родить своего ребенка, усынови чужого».
Через три года в семье Алёхиных случилось долгожданное пополнение.
Светлана родила мальчика Кирилла.
А в день, когда Лиле исполнился годик, как гром среди ясного неба, пришло первое письмо от Софии.
Она излагала, что с трудом нашла адрес, куда увезли её племянницу Наташу.
У Софии в голове не укладывалось, что девочку могут назвать по-другому.
Даже не сомневаясь, София смело называла девочку Наташей, а её никто и не разубеждал.
Писала она, что девочка не безродная, у неё имеется родная сестра, отец и тетка. София не советует прятать девочку. Она обещала посильно участвовать в воспитании и просила, чтобы её не держали в неведении: пусть знает настоящих родственников.
Письмо сопровождалось посылкой с чудесными вещичками и конфетами.
Впоследствии Светлана часто удивлялась: как София безошибочно угадывает размер вещичек для Лили?
При этом, рассказывать Лиле правду Алёхины не собирались. И то, что она приемная дочь, скрывали.
Лилечка росла красивой девочкой. У неё были мать, отец, собственная комната, стабильность, достаток.
Зачем ребенку нужны встряски? Пусть у неё будет ощущение настоящей семьи.
С братом Кириллом у Лили отношения в раннем детстве не были безоблачными, Лиле иногда казалось, что родители любят его больше.
Но так думают все дети, у которых разный пол и возраст.
В семье Алёхиных слишком долго не было детей, чтобы допускать какие-то промахи в воспитании, поэтому девочка росла в правильных условиях, и даже не подозревала, что неродная.
К тому же, они с Кириллом были немного похожи.
О посылках Софии, мама говорила, что это от тети Сони, давнишней подруги отца.
Несколько лет общение так и происходило. Письма, посылки. Светлана перестала бояться писем Софии, такое дистанционное общение её устраивало. Пока не пришло вот что.
«Дорогие мои, здравствуйте. Скоро Наташе семь. А я так её и не видела. Вы не подумайте: я прекрасно представляю её, ведь у Наташи есть сестрёнка. Скоро у меня отпуск, кое-какая наличность имеется. Я тут решила приехать к вам в гости, вместе с Машей, пора бы познакомить наших близнецов….»
Светлана насмерть перепугалась. Сестра-близнец? Светлана знала, что у Лили есть сестра. Но, что это точно такая же девочка, даже не догадывалась! Так вот, откуда София знала Лилин размер!
Светлана рванула к телефону звонить мужу.
Разговор был, естественно, не телефонный, Сергей отложил его до вечера.
Светлана металась по квартире, потеряв в панике способность логично мыслить. Бежать! Срочно бежать!
Вечером Сергей Алёхин, не в силах смотреть, как убивается жена, всё придумал. Под предлогом выбора престижной школы для дочери, они переедут в Нижний Новгород.
Снимут дом в частном секторе с последующим выкупом под дачу, параллельно купят квартиру, сбережения имеются.
На новом месте они засекретятся. Пропишутся в доме, а жить станут в квартире. Вот и пусть горе-родственники и ищут «Наташу».
В тот день, когда София купила два билета на самолет, с почты пришло уведомление об отбытии адресата в неизвестном направлении.
Последняя посылка с клетчатым платьицем для Наташи вернулась не полученной.
В наши дни.
…В последнее время в жизни Маши наметились перемены.
Ей предложили работу методиста в центральной библиотеке. Конечно же, она согласилась! Работа сулила много интересных и выгодных для Маши перемен.
Как-то раз директор Иван Фомич вызвал её и сказал:
– Мария Ильинична! Мы решили командировать вас в Санкт-Петербург в Методический центр.
Туда слетаются перспективные кадры из всей страны. Наш славный Екатеринбург представите вы.
Подготовьте, пожалуйста, доклад на тему «Тенденции развития современной литературы».
Сказать, что Маша обрадовалась, ничего не сказать.
Она чуть не расцеловала Фомича, как ласково называли директора. Это случилось – Маша летит в Санкт-Петербург!
Поиски сестры к этому моменту окончательно зашли в тупик.
А тут появилась такая возможность, сменить обстановку и получить профессиональное развитие!
Маша тут и припомнила словосочетание «железная птица». Это самолет. Всё сбывалось, кроме одного: Наташу она отыскать не могла!
…Заблаговременно Маша продумала, чем займётся в Санкт-Петербурге.
Поедет в исторический центр посмотреть Зимний дворец. Ещё ей хочется посмотреть Казанский собор. Собор Воскресения Христова (Спас-на-Крови). Планов много! Семинар начинается лишь завтра.
Сумка была не тяжелая, настроение «впитывающее», энергии хоть отбавляй.
Маша как стала получать зарплату больше, похорошела, купила модные джинсы и пуловер, выглядела счастливой, и поэтому, красивой.
У счастливых людей как-то особенно сияет лицо. Хочется сказать им что-то хорошее. И у них всё-всё получается.
…Сидя за столиком кафе, она открыла карту и поняла, что до общежития ехать два часа, а Методический центр находится совсем недалеко.
Раз такое дело, она заранее зарегистрируется без спешки и лихорадочной гонки.
А вот и требуемое здание.
На входе в Методический центр начались чудеса.
Смешная вахтерша со спутанными волосами одуванчикового цвета, пробубнила:
– Мария Ильинична Колечкина? Что ж сегодня все библиотекари-то на одно лицо...
«В смысле?» – подумала Маша и, оформившись, направилась в комнату мечты после скитаний по большому городу – женский туалет.
Там с ней приключилась вторая странность: выйдя из кабинки, к ней, подмигнув, обратилась женщина:
– Здрасьте! А что это вы в туалет зачастили? У вас не цистит, случайно?
Маша даже не сообразила, что вопрос адресован ей. И, продолжала намыливать руки жидким мылом.
А женщина не унималась.
– Лилия Сергеевна! Я с вами разговариваю, а вы ноль внимания! Кстати, прическа вам эта больше идёт, волосы хорошо смотрятся. И одежду меняете, как на подиуме.
Тут Маша заметила, что женщина смотрит на нее в упор.
– Вы со мной, что ли, разговариваете?
– Боже мой! Не прошло и полгода! Лилия Сергеевна, не ожидала от вас такой памяти девичьей!
– Я – Марья Ильинична, вы меня с кем-то путаете.
Женщина не отставала.
– Я не могу вас путать. Мы с вами работали в библиотеке номер семь в Нижнем Новгороде, пока вас не перевели в центральный филиал, вы что забыли? Я Таня!
– Значит, Лилия Сергеевна, говорите? – глаза Маши лихорадочно заблестели, и она, за долю секунды, превратилась из спокойной девушки в фанатично настроенную особу. – А знаете, что, Таня, Лилия Сергеевна ведь тоже находится здесь, на этом семинаре?
Таня перепугалась.
– Н-ну д-да. Вы здесь.
– Не я! А она! – вскрикнула Маша так, что Таня подскочила на месте и вытянулась в струнку, как новобранец, в полной уверенности в том, что Лилия Сергеевна умудрилась за полтора года сойти с ума.
– Поймите, Таня. Я – Мария Ильинична, паспорт показать? – Таня ответила:
– Нет-нет, что вы. Я верю….
– А в каком качестве здесь присутствует Лилия Сергеевна?
– В каком-каком. В таком же, как все мы. Это же съезд работников библиотек.
– Таня, отведите меня к ней!
– Ну пойдемте, поищем... – Походка Тани стала деловой.
– Так вы её двойник?! И зовут вас Мария Ильинична? Вот это да! Вот, девчонкам расскажу, не поверят! – Маша стала постепенно утомляться от простоватой Тани.
Ей хотелось найти Лилю, а от Тани как-нибудь избавиться.
Они вышли в холл. Таня была уверена, что Лилия найдется здесь. Девушки расположились на коричневом диване, возле кадушки с юккой, с него открывался великолепный обзор всего зала.
В холле ловил вайфай, и многие сидели тут со своими ноутбуками.
Посетителей было немного, человек двадцать.
…Маша стала осматривать всех сидящих и неожиданно увидела её!
Она совсем как Маша морщила лоб, сводила его до образования двух морщинок над переносицей. Волосы были чуть-чуть длиннее, чем у Маши.
– Вон она, – тихо сказала Таня.
– Вижу.
Маша подошла на ватных ногах к сестре, такой чужой, и такой похожей на неё.
Лиля потирала уставшие от доклада глаза.
И неожиданно увидела прямо перед собой… себя! Глаза такие же синие… нос такой же, рот….
Лиле показалось, что какой-то шутник поставил перед ней зеркало.
Маша, от нахлынувших чувств, закусила губу, закрыла лицо руками и заплакала.
Командировочные с соседних диванов стали с интересом поглядывать на них.
– Кто вы? – Лиля разнервничалась и взяла девушку за ладонь.
– Ну вот, – тихо сказала Маша, вытирая глаза, – разве так я всё представляла? Стою и реву! – Простите. Я – Мария Колечкина ваша…твоя… родная сестра. Ищу тебя целый год, безрезультатно, и случайно нахожу на профессиональном слёте! Каково? – отчаянно сказала она.
Один из присутствующих переводил взгляд от одной к другой, от одной к другой, а потом негромко сказал приятелю: «Близняшки, что ли?».
– Знаешь, – сказала Лиля. – Здесь, на углу, я заметила небольшое кафе. Пойдем туда?
– Да, конечно, – сразу согласилась Маша, шмыгнув носом.
Она ещё не оправилась от шока и готова была идти куда угодно, лишь бы Лиля её не оттолкнула.
Лиля с Машей покинули холл.
... Усевшись в кафе, они начали разглядывать друг друга.
Маша тем временем пришла в себя. К столику подошел официант, широко улыбнулся и произнес:
– А что закажут такие одинаковые барышни?
– Покушать что-нибудь, – ответно улыбнулась Лиля.
Маша вдруг подумала, что на них должны были ТАК заглядываться с самого детства, ведь на близнецов, находящихся рядом, всегда обращается повышенное внимание. А они были лишены этого…
– Я искала тебя, Лиля. Раньше ты была Наташей. Мне столько нужно тебе рассказать….
Возьмем кофе, или может быть, любишь мороженое? – Маша испытывающее посмотрела на Лилю.
– Лучше кофе. Я к мороженому равнодушна. Это мой братишка за него душу продаст, – ответила Лиля.
Почему-то после этой фразы у Маши отлегло на душе, она почувствовала необычайную легкость. Как будто много месяцев несла неподъемную ношу, а теперь освободилась от нее!
Лиля, для человека, неосведомленного и не подготовленного к встрече, оказалась очень выдержанной.
И интуитивно понятной.
Бывает же такое родственное, притягательное чувство, как будто знаешь человека тысячу лет и не испытываешь никакого дискомфорта в его присутствии!
– А знаешь, я тоже ненавижу мороженое! – вдруг сказала Маша и хохотнула.
В глазах Лили тоже мелькнуло что-то бесовское, как будто начинается неожиданное, чудесное и веселое приключение.
Ей захотелось щипнуть Машу, и она точно знала – это воспримется так, как надо.
Тут сестры заметили за углом ищейку-Таню.
Она высматривала в толпе Лилию и Машу ради сенсации. Глаза её сощурились от напряжения, а нос вытянулся и заострился, как у таксы.
– Бежим! – воскликнула Лилия, – и они сорвались с места, как воришки из колхозного сада, и сбежали через второй выход.
Вот так и состоялось знакомство сестер.
Всю неделю они не могли надышаться друг другом.
Время семинара истекало.
Сёстры твёрдо решили, больше не разлучаться. Никогда.
... С того памятного появления в квартире у отца, когда он потерял сознание, прошло полгода.
Илья Матвеич до самой смерти ходил в храм, замаливал вину перед Лилей.
Он чувствовал скорое приближение смерти и совсем не боялся её, даже ждал.
Уже хотел встречи с Аннушкой.
Он многое передумал, переоценил. Сейчас он общался с обеими дочерями.
По настоянию Лили он даже побывал в Нижнем Новгороде, и познакомился с её приёмными родителями и братом.
Когда Колечкин смотрел детские фотографии Лили, диву давался: такая же кофточка была у Маши, такие же банты на первое сентября были у Маши.
Даже на далеком расстоянии, сестры были удивительно похожи, и, если бы не люди, которые стояли на фотографиях рядом с девочками, было бы невозможно понять, где кто.
У сестер характер был разный, а профессия – схожая. Совпадали с вкусы в еде. Маша была левшой, Лиля правшой.
Обе до сих пор были не замужем. Но тут следовало сходить к Агате! А как иначе?
Лиля со временем перетянула Машу жить в Нижний Новгород, помогла с работой.
Всех знакомых поражала история их жизни какой-то киношностью.
Вскоре Илья Матвеич тихо скончался, о чем сестрам сообщила тётушка София.
Они приехали на похороны, остановились у тётки.
Когда были соблюдены все формальности, сестры поехали в нотариальную контору – оказывается, отец оставил им завещание.
Не сговариваясь, оделись одинаково.
Даже София перепутала их.
Да что там Софья! Вы бы видели лицо нотариуса, когда он увидел разные фамилии и отчества у одинаковых девушек…
Уважаемые подписчики, пишите, понравился ли Вам рассказ про сестёр-близнецов.
А я буду радовать Вас дальше!
Опубликовано на портале Проза.ру