Хотел я было написать что-то слащаво-умилительное по поводу наступившей календарной весны. Но не стал я этими глупостями заниматься. К чему? Морозно, серо, снежок кружится. Вместо весеннего запаха - вонь выхлопных газов соседской машины.
А на «скорой» господин главнюк, с какого-то перепуга, решил аж тридцать шесть бригад сделать. Нет, лишние бригады никогда не помешают. Вот только людей-то где набрать? Очередь из желающих не стоит. В общем, нашли выход: фельдшеров разъединили. Теперь они со студентами медвуза трудятся, но особого удовольствия не выражают.
- Вы представляете, Юрий Иваныч, – возмущенно сказал фельдшер Хлопков, - как студентка-то меня чуть под монастырь не подвела? Приехали мы к женщине на панкреатит. Ну я и прошу, мол, Лена, сделай ей дро**верин. Смотрю, а она чего-то другое достала в ампуле из светлого стекла, а дро**верин-то всегда темный. Я ей уже настойчиво: «Лена, дро**верин!». А она раздражённо так: «Да ну я же вижу!». Но я не отступаю: «Лена, прочитай, что на ампуле написано! Прочитала. «Ой, дро**ридол!». Ну и глазёнки стали на мокром месте. Вот так, Юрий Иваныч, не обрати я внимания, дело могло бы серьёзной бедой закончиться!
Теперь подключился фельдшер Шевченко:
- Вот уж мне повезло со студентом, так повезло! Никитка до того ***доделен, что на вызовах мне даже слова не даёт вставить! Сразу прямым ходом к больному и как заправский врач начинает его расспрашивать, да осматривать, а меня, как будто и в природе не существует! Но вот когда больная умереть решила, так он заистерил, заверещал, как резанный: «Она же умерла, умерла! Что делать-то?!» Он, оказывается, вообще не знал, как сердечно-лёгочная реанимация выполняется! Но, как ни странно, оживили мы её!
- А вот у меня действительно хорошая девчоночка, - сказала врач линейной бригады Покровская. – Не надо ей ничего талдычить. Работу она знает, не косячит. Умница, одним словом.
А вот и врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ох уж эта вечнозеленая тоска. Ну уж не знаю, что нам там вумного скажут. После традиционного доклада старшего врача прежней смены, слово взяла начмед Надежда Юрьевна.
- Коллеги, поступила жалоба на фельдшера Мещерякову. Она сделала больной в мышцу магнезию. В результате образовался инфильтрат. Теперь больная лечится у хирурга. Коллеги, сколько раз повторять, что магнезию делаем только внутривенно? Прочитайте, для интереса, инструкцию. Там нет внутримышечного пути введения!
- Так ведь раньше-то всегда её внутримышечно делали! – сказала с места фельдшер Курникова.
- Да мне неинтересно, что было раньше! – парировала Надежда Юрьевна. – Магнезия только в вену и никак иначе. Да, я понимаю, что при внутривенном введении пожилому человеку, возможна остановка дыхания. Чтобы этого не допустить, выбирайте другие препараты. На магнезии свет клином не сошёлся!
Затем поднялся главный фельдшер Андрей Ильич. Лицо его было сурово и воинственно. Даже стекла очков сверкнули будто молния перед раскатом грома.
- Уважаемые фельдшера! Да, я обращаюсь именно к вам. Сколько можно издеваться над кардиографами? Вы посмотрите, в каком они у вас состоянии? Сумки грязнючие. Но это ещё мелочи. Главное-то, кабели пациента перекручены-перепутаны, как клубки змей! А кто-то, особо одарённый, их вообще в косы заплетает! А потом, вы же и жалуетесь, что кардиографы не работают, что пишут они всякую околесицу! Так ведь провода-то перетираются и сигнал по ним идет неправильный. Потом, я сам много раз видел, как вы буквально зашвыриваете их в машину! Не кладёте, и именно зашвыриваете!
- Андрей Ильич, а вы поступайте проще: как только увидите это безобразие, так сразу мне пишите докладную. Рубль – это лучшее наказание! – Сказал главный врач.
В «телевизионку» хоть вообще не заходи: одна и та же тема. Врач-педиатр Алексей Савелич телевизор оккупировал и даже слышать не желал, чтоб на какой-нибудь другой канал переключили. Так и пришлось мне скитаться, как бедному родственнику, то на кухне чаю попить, то дозу никотина принять, то в комнате отдыха полежать. Но, вот и вызовок прилетел: падение с высоты, мужчина тридцати одного года.
Когда приехали, оказалось, что болезный был пациентом наркологического отделения. Понятно, что свободного выхода оттуда нет, но трубы-то горят. И что? Ведь из любой безвыходной ситуации выход есть всегда. Например, через окно. Ну и пусть с четвертого этажа, разве такая мелочь остановит страждущего? Но, по правде сказать, вблизи окна росло сучковатое дерево. Вот страдалец-то, видимо и хотел, как Тарзан на него перепрыгнуть и спуститься. Но не получилось. Зато получилась великолепная сочетанная травма: открытый перелом обеих голеней, закрытый перелом предплечья со смещением, перелом ребер, закрытый гемопневмоторакс. Сознания нет и в помине, по всему видна закрытая черепно-мозговая травма с ушибом головного мозга. Да наверняка, там еще много чего интересного можно найти, но этим уж пусть в стационаре занимаются. Выполнили мы все положенные противошоковые мероприятия и усвистали со светомузыкой.
Вот и ещё вызов: дежурство на пожаре в частном доме. Примчались быстро, но пожарные уже сворачивались.
- Мужики, сходите, посмотрите, там в постели мужчина лежит, не обгорелый, мы пытались его раздышать, а без толку, - сказал старший пожарных.
Ну что ж делать, пошли. Кухонька маленькая обгорела прилично, но дальше огонь не прошёл. И вот смотрю я и глазам не верю: а в постели-то наш бывший фельдшер Паша Новиков лежит. Чистенький, свеженький, ну прям как будто спит. Нет, неживой, тут уж бесполезно что-то делать. Но, Павел не заслужил мимолетного упоминания, а потому, с вашего позволения, напишу о нем поподробнее
Итак, жил-был фельдшер Пал Егорыч Новиков, сорока шести лет от роду. Среднего роста, круглолицый, крепкий, в своё время, гиревым спортом занимался. Работал всегда строго в одиночку. Гениальным специалистом он, конечно, не был, но уж ангину от поноса отличить завсегда мог. И не верил он ни в бога, ни в чёрта. Его единственной движущей силой половой инстинкт был. Нет, влюбчивостью он отродясь не страдал. Просто, как говорится, сделал дело и до свидания! Причём возраст и внешние данные партнерши никакой роли не играли. И ведь, как ни странно, женатым он был и дочь имел взрослую.
Но вот случилось небывалое. Влюбился Пал Егорыч. Да так влюбился, что весь белый свет перестал существовать для него. А как получилось-то? Приехал он на вызов к дамочке лет тридцати с хвостиком, у которой головушка бо-бо. А дамочка, надо сказать, прям загляденье сплошное, а что еще характерно-то, одинокая! Ну вот, помощь он ей кой-какую оказал, голову в норму привёл. Вроде бы и распрощаться пора, а она ему возьми и предложи, мол, не желаете ли доктор, чайку на целебных травках? Ну, Паше в таких случаях, два раза повторять не надо. Согласился он. Да так хорошо согласился, что завис там часа на два, как не больше. А тогда ещё планшетов-то не было. Диспетчер в рацию орёт, как оглашенная, мол, где Новиков? Ну водитель пошёл, еле достучался. Видит, Паша форму кое-как наспех напялил, только носки надеть не успел. А дамочка даже голую грудь халатом прикрыть не удосужилась.
Вот с того раза и стал Паша, как не свой. Охладел он ко всему женскому полу, кроме его Людмилы ненаглядной. Да, Людмилой её звали. Лично мне он душу раскрыл, мол, опоила она меня чем-то приворотным. Не могу ни о ком и ни о чем думать больше. Как быть? Какой выход найти? Плюнуть и забыть никак нельзя, о таком даже подумать страшно. Всю голову изломал бедолага. Как встречаться-то? Чтоб Людмила вызывала персонально его, когда он на смене? Нет, это, конечно, глупо. Никто не пойдёт на такое. Тогда Павел нашёл, как ему показалось, наилучший выход: работать на полторы ставки, а жене сказать, что на две. Так ведь она же не наивная дурочка, чтоб не знать муженька своего похотливого и изворотливого. Ну а потом ведь сразу же вопрос возник: ты работаешь на две ставки, а денег приносишь за полторы. Где остальное-то? А вот об этом у Паши ума не хватило подумать. И тут же раздался контрольный выстрел: донесли супруге про похождения её ненаглядного, причём со всеми подробностями. Нет, она, конечно, многое от него видела и знала, на что он способен, но тут-то уж чаша переполнилась. Развелись они, квартиру разменяли. Паше досталась небольшая частичка дома. Спросите, а почему же он к Людмиле своей не переселился? А тут всё до отвращения просто: наигралась она с ним, да от ворот поворот дала.
Ну а Пал Егорыч вдруг резко похудел, обрюзг, ссутулился, взгляд потускнел. И быстренько скатился он к бутылке. Сначала на работу похмельный приходил, а потом уже и на смене начал квасить. Ну и сами понимаете, кто ж его держать-то будет на такой работе? Уволили его. Лет пять он после этого прожил. Кем только не работал: и санитаром в доме престарелых, и грузчиком в магазине, и дворником. Ну что ж, покойся с миром, Пал Егорыч. Может хоть там-то найдёшь ты себе настоящее счастье.
Вот и очередной вызовок: психоз у четырнадцатилетнего мальчика в реабилитационном центре.
Встретил нас дежурный фельдшер, молодой человек лет двадцати трёх и с женскими ужимками рассказал:
- Вы представляете, сегодня за завтраком, он ни с того ни с сего мальчика так избил, что тот сознание потерял! Да это же вообще, зверь какой-то, фашист!
- Он в первый раз так сделал?
- Нет, он и раньше на других драться налетал, но до такого не доходило.
- А где он сейчас?
- Сам драчун в изоляторе, а избитого мальчика «скорая» увезла.
В изоляторе ничего зловеще-тюремного не было. Обычная небольшая палата на две койки, но только запирающаяся.
Виновник торжества, коротко стриженный, темноволосый, выглядевший старше своих четырнадцати, при нашем появлении встал, но без настороженности.
- Здравствуйте, вас как зовут?
- Рома.
- Что случилось, Ром, за что ты его так?
- Да слушайте, я уже и сам-то не рад. Просто я терпеть не могу, когда кто-то смотрит, как я ем, тем более, в упор. Ведь я же просил его несколько раз не смотреть, а он, как будто специально позлить меня хотел. Сам есть перестал и на меня вылупился. Ну я не выдержал, короче, и вырубил его. Он аж до соседнего стола пролетел!
- Ром, ну а вот я сейчас на тебя смотрю, тебя это не злит?
- Нет, конечно, с чего мне злиться-то? Вы же по-доброму на меня смотрите. И санитары ваши нормальные пацаны!
- Ну что, Роман, придётся в больницу поехать.
- Да, поедемте, без вопросов.
В данном случае, поостерегусь я диагнозами кидаться. И свезли мы Романа в психиатрических стационар.
Вот и времечко обеда подоспело. Едем на Центр. Ну а там я прямой наводкой к главному фельдшеру Андрею Ильичу направился.
- Приветствую, Андрей Ильич! Дай уж я тебя отвлеку от трудов праведных. Сегодня на вызове был. Паша Новиков умер. Сам констатировал. Давай уж сделаем траурное фото да хоть четыре гвоздички к нему купим.
- Да что ты, в самом-то деле, Юрий Иваныч! Это мы что каждого алкоголика и бабника будем с почестями провожать, что ли? – как всегда сварливо, по-бабьи ответил он.
- А ты Андрей Ильич не греши! Не суди, да и не судим будешь! Если разобраться, то что он для «скорой» плохого-то сделал? Тем более, я же не прошу тебя похороны устраивать. Найди в архиве фото, наши парни программисты увеличат его, а на четыре гвоздики вот тебе, пожалуйста!
- Ладно, Юрий Иваныч, всё сделаем, не переживай. Ты, я смотрю обо всех покойниках печёшься. Зачтётся тебе на том свете!
А ещё Гера, по забывчивости супруги, взял пустую вермишель.
- Вермишель будет гораздо вкусней, если жрать больше нечего! – наставительно сказал я, но котлеткой всё же поделился.
Эх и долго не вызывали. Уж и бока себе все отлежали. Надыбал трепаный-перетрепанный учебник акушерства, сижу на диване, листаю. И вдруг отбросил его в сторону, будто током он меня прострелил. Еще не дай бог дадут роды особо жуткие!
Вот и ещё вызовок подоспел: поедем в отдел полиции к женщине тридцати одного года.
Виновница торжества сидела на скамеечке в дежурной части. Спутанные рыжеватые волосы, приятные черты лица, некогда белая короткая куртка, расшлепанные сапоги. Казалось, она ничуть не тяготилась обстановкой.
Полицейский пояснил:
- В отдел она сама пришла, говорит, что из Москвы приехала любовь искать, а сегодня ночью в лесу ночевала. Какого-то Никиту хочет найти. Да ещё много чего она говорила, тут сам чёрт не разберёт. Документов при ней никаких нет, в сумке всякое тряпье. По пальцам ничего, голяк полный. Кто-что, вообще неизвестно.
- Здравствуйте, уважаемая, как вас зовут?
- Римма, а вас?
- А меня Юрий Иваныч.
- Ну и откуда же вы к нам прибыли, Римма?
- Из Москвы.
- А на чём?
- Ну, это долгая история, когда на своих двоих, когда на попутках. Меня довезли до заброшенной деревни Долгачёво, я там в какой-то избушке переночевала и в город вышла, мне к Никите нужно!
- Так, стоп, никакой такой деревни у нас поблизости нет и отродясь небывало, даже заброшенной.
- Ну я же ночевала, там какой-то дедушка за мной ухаживал, печку натопил, меня на перину уложил.
- Ну хорошо, бог с ним, с дедушкой, а зачем вы к нам-то приехали, что вам в Москве не жилось?
- А там мама с отчимом меня убить решили, вот я и убежала. У меня там сын остался, десять лет ему.
- А про какого Никиту вы говорили? Он вам кто?
- Никита мой будущий муж мы знакомы давно, уж лет десять, наверное.
- То есть вы встречаетесь с ним?
- Ну можно и так сказать.
- Нет уж, вы поточнее выражайтесь, а иначе как понять: «Можно и так сказать»?
- Ну мы с ним лично виделись один раз, а все остальные разы на ментальном уровне общались.
- Это как, мысленно, что ли?
- Ну не совсем мысленно, просто в другом измерении реально встречались, у нас отношения были. Ой, а дайте закурить, пожалуйста!
- Не-не-не! Вот выйдите отсюда, так хоть обкуритесь, а здесь нельзя! – строго ответил дежурный.
- Римма, а как вас по отчеству и как ваша фамилия?
- Ой ну вот не надо об этом! Я курить и спать хочу!
- Ну ладно, как скажешь, тогда поехали баиньки.
Нда… весьма и весьма мутная дамочка, насчёт диагноза которой даже и голову ломать не хочу. свезли мы болезную в психиатрический стационар, где её благополучно приняли.
Следующий вызов не заставил себя ждать: обморожение верхних и нижних конечностей у мужчины пятидесяти девяти лет.
Подъехали к добротному частному дому, возле калитки которого нас встречала пожилая женщина в шерстяном платке.
- Ой, милые мои-то! Ой, как же он теперь безрукий и безногий будет-то! Ооой, Господи, батюшка, да за что же нам такие страдания-то?! Ой, Царица Небесная, помоги нам! – пронзительно кричала она.
- Успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста! Что хоть случилось-то?
- Да что? Я сегодня на базар поехала, одного его оставила. А он-то чего учудил? Пошел к соседу за бутылкой в одних тапках. Ну они там нарезались, он вернулся, во двор-то вошёл, да там и скопытился. Сколько он там пролежал я и не знаю даже. Я же ведь потом после базара-то к сестре заехала, вот не так давно и вернулась. Смотрю, а он возле крыльца лежит в шапке, в куртке и в тапках. И руки-то голые, без перчаток! Сколько он так провалялся, одному богу известно. Я уж мужиков крикнула, мы его кое-как приволокли. А я давай быстрей воду греть в тазах, чтоб руки-ноги-то отогреть! Да куда там, чернота одна! Ой, я-то думала, что сын будет за мной ухаживать на старости лет! А оно вон, как получилось-то! Теперь я ему нянькой буду безрукому-безногому! Ой, а меня-то не будет?! Батюшки, батюшки!
Сам больной сидел на диване в куртке. Руки были погружены в две кастрюли с горячей водой, а почерневшие ноги стояли в тазу. Судя по всему, обморожения кистей и стоп III-IV степеней.
- <Конец> конечностям – еле слышно прошептал фельдшер Гера.
- Это точно. – согласился Толик.
Да уж, тут не надо быть великим диагностом, чтобы дать прогноз.
Больной был нестабильным. Давление девяносто на шестьдесят, пульс сорок. Состояние оглушения.
Эх, где же ты старая добрая советская санпросветработа! Никто теперь не разъяснит людям, что обмороженные конечности и участки тела категорически нельзя резко согревать, тем более, горячим. Вы ж таким образом окончательно угробите ткани, в которых еще теплилась хоть какая-то жизнь. Да и самого-то переохладившегося человека нельзя интенсивно согревать.
Ну а в машине больной выдал фибрилляцию желудочков. Стреляли, качали, все необходимые препараты вводили, но всё без толку. Вот так болезный и выпил последний раз в своей горемычной жизни. Ну и свезли мы его в последнее пристанище.
И ещё вызовок запулили: пьяное тело мужского пола возле спорткомплекса. Ну значит не перепились еще на Руси добры молодцы!
Действительно, метрах в пятидесяти от входа в спортивный комплекс, кстати, весьма престижный в нашем городе, лежал прилично одетый мужчина средних лет. Рядом с ним стояла весьма внушительного вида спортивная сумка. Рядом с ним стояли две молодых женщины.
- Здравствуйте! - сказала одна из них. – Мы видели, как он из спорткомплекса вышел, вот до этого места дошел, потом зашатался, как пьяный и сразу свалился.
Чтоб не собирать толпу и не переохлаждать больного, загрузили его в машину. Нда… На пьяного товарищ совершенно не похож. Запаха алкоголя нет и в помине. Лицо багровое, дыхание шумное, на внешние раздражители вообще никак не реагирует. Анизокория, вся очаговая симптоматика налицо. Давление двести десять на сто десять. Но нет, не угадали, не будем мы ничего снижать. Ведь у болезного-то 99,99% геморрагический инсульт, а высокое артериальное давление – это наиболее надёжный способ обеспечить адекватное кровоснабжение головного мозга. И тут дверь салона открылась и к нам просунулся весьма представительный мужчина:
- Генаха, Корытников, ты чего это?! Доктор, чего с ним случилось-то?!
- Скорее всего, кровоизлияние в мозг, он сейчас без сознания, всё равно вы с ним не поговорите.
- Ну как же так-то, ведь мы же только полчаса назад в «качалке» были, вон у него и машина стоит припаркована!
- Да я всё понимаю, но ни «качалка», ни припаркованная машина его в чувство не приведут. Если хотите, то поезжайте за нами, мы его в «Пятёрку» повезем.
Сделали всё, что по стандарту положено и умчались со светомузыкой. А на компьютерной томографии картина наипечальнейшая. Так что, вряд ли Геннадий сумеет выкарабкаться.
Велено следовать на Центр. Да с удовольствием! Едем по неосвещённой узкой улочке, никого не трогаем. Как вдруг видим, что её на четвереньках переходит женское тело, одетое во что-то темное. У водителя Володи реакция отменная: взвизгнув тормозами, машина остановилась, но тело, благодарно улыбнувшись в нашу сторону, продолжило свой путь. Врёшь, не уйдёшь!
- А ну, стоять-бояться! – грозно крикнул Гера, выскочив из машины.
- Дык, а я чего, я же домой иду! Если встану, сразу <навернусь, на фиг>– ответила беззубая дама, с хроническими синяками на лице.
Гера, как истинный джентльмен, взяв её за шкирку, перевел её через дорогу и помог принять вертикальное положение.
- Дойдёшь ли, болезная? – заботливо поинтересовался он.
- Дойду, вот он мой дом-то! – показала она на безобразную халупу с тёмными окнами.
Вот на этом и завершилась моя полставочная сменка.
Ну а вы, мои любимые читатели, вспомните Пал Егорыча и поделитесь, пожалуйста, мнениями: виноват ли приворот в его ситуации, либо это просто натура его таковская?
Все фамилии, имена, отчества, изменены.
