По-настоящему за жизнь мне пришлось бороться два раза.
Первый раз - в пятилетнем возрасте.
Никто из ребятни моего детства по Индустриальной, 44 в садик не ходил. В тогдашнем Северодвинске это было привилегией и без того привилегированных слоев населения. Но кто-то из наших ребят узнал от детсадовских, - а значит, узнали и все остальные, - что нет ничего страшнее в жизни, чем укол. Рана или даже смерть по сравнению с ним были пустяками. Те нам не раз доводилось видеть в кино, и они ощущались как вполне обыденные и понятные вещи. А вот укола лично я ни разу в кино не видел.
И однажды СЛУЧИЛОСЬ. Я заболел, пришел врач. Чтобы не преувеличивать масштаб последующего, уточню: ПРИШЛА врач.
Она осмотрела меня и сообщила о предстоящем испытании. Сделала это до страшного буднично и начала готовиться к уколу.
Удрать было некуда. Однако я помнил, что в сказках судьба благоволила удачливым пронырам, не сдающимся под ее ударами. Вот и мне не оставалось ничего другого, как вцепиться в свои мизерные шансы. С ходу достигнув оптимального уровня рева, главные усилия я сосредоточил на том, чтобы не попасть в костлявые руки бабушки. Любой непредвзятый наблюдатель обязан был признать, что парень выжимает из себя максимум максиморум.
В предыдущее время я успел хорошо натренировать бабушку. Далеко не всегда мне удавалось добиться спасительной ничьей в беге вокруг нашего круглого стола, когда в воспитательном раже, с ремнем в руке она стремилась меня достать. Спасала только благословенная противопозиция (или, по-другому, оппозиция), но держать ее во времени было весьма трудной задачей.
К сожалению, вести себя, как виденные в кино и пойманные так же, как я, герои «Молодой гвардии», у меня не получилось. Справедливости ради вспомним: им же не укол делали!
Но достойный отпор вражеской силе, пусть и по-другому, я сумел оказать. До сих пор этим немало горжусь. А больше мне особо и гордиться нечем.
Извиваясь ужом, лихорадочно двигая всеми конечностями, я добился того, что молодой врачихе и нестарой бабушке никак не удавалось привести меня в исходное для укола положение. Долгое время никак не удавалось.
И, как в сказке, пришлось бабушке «кликнуть». Кликнула она не внучку или Жучку, а сноху, мою тетку, жившую в соседней комнате нашей коммуналки. В противостоянии троим мои шансы резко снизились, и в какой-то момент мне сообщили, что предпринимаемые защищающейся стороной усилия становятся избыточными: укол сделан.
Естественно, я в их уловку не поверил и не прекратил спасительные маневры. Но мои действия уже походили на некое «сухое плавание» - упражнение для пловцов на берегу бассейна: никто меня не держал.
Частично это меня убедило. Я увидел, что взрослые начали ощупывать и растирать пострадавшие конечности. Но мыслимо ли было поверить им до конца, если я не почувствовал не только НЕИМОВЕРНОЙ, но и вообще никакой боли! Да и не только боли – вообще ничего не почувствовал.
Я расслабился. И застыл – изнемогший в неравной.
Вы не поверите, но сейчас я уколов не боюсь. Если все же не верите, я готов свести вас с делающими уколы медсестрами, и они подтвердят, что я не вру. Благо этих уколов у меня в последние годы появилось банально много.
Знаю не понаслышке, что человек в обычной жизни пользуется лишь незначительной частью заложенной в нем энергии. Умение пользоваться ею в большем объеме достигается тренировкой. Без тренировки она проявляется только в обстановке ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО стресса.
А сумел бы я, когда надо, искусственно вытащить из себя силу тогдашнего, пятилетнего?
Второй раз – в семилетнем.
Летом, перед поступлением в школу, мы ездили семьей в гости к бабушке в деревню. Поездка, с тогдашними графиками движения поездов и пересадками, была долгим и мучительным делом. И на обратном пути, по дороге домой, я получил сильное пищевое отравление. Все случилось из-за съеденной копченой колбасы. На степень заболевания повлияло не только проведенное в дороге время, но и стоявшая в те дни жара, которая делала внутренность нашего вагона сущей духовкой.
В первый раз в жизни я попал в больницу, впервые оказался вне круга родственников. С какой-то стороны, все это казалось интересным приключением. К тому же давало возможность познакомиться с новыми сверстниками – соседями по палате. Утомительными были только постоянные промывания желудка.
Наверное, первые пару дней все шло как надо, но тут вдруг я услышал в разговоре медсестер между собой нечто зловещее и роковое. Оказалось, что они – ни много, ни мало – собирались меня отравить.
Когда через несколько минут одна из них с фальшивой улыбкой приблизилась и протянула ложку с отравой, я резко отпихнул ее и зарылся головой под подушку. В отчаянии пытался придумать какой-нибудь путь к спасению: понимая малость своих лет, осознавал, что в одиночку мне трудно продержаться необходимое время до подхода родителей, которым я смогу рассказать правду.
Выход, пусть и ненадежный, был только один: не принимать от них ни под каким предлогом лекарств, пищи, стараться не спать, так как яд они могли ввести с помощью иглы. Но как бы то ни было, воспользовавшись фактором «превосходящей силы», они, скорее всего, попытаются-таки отравить меня, раз это у них на уме! Я морально готовился к последней и решительной схватке.
К моему удивлению, противник проявлял непонятную – и даже трусливую - пассивность. Было несколько попыток дать мне лекарства, расспросить о причинах моего поведения, узнать, почему я не ем, не пью, не сплю. При этом тон разговора злодеев становился все более раздраженным.
На все их происки я отвечал исключительно спасительным ревом. Очень старался, чтобы тот был достаточно жалостным (вдруг пройму!), но все же и адекватно громким. При этом я зорко следил за всеми доступными моему взору действиями прикрепленных к нашей палате членов шайки.
Под вечер в палату пришла незнакомая тетя врач. Она подсела к моей кровати и повела со мной ласковую беседу. При этом не спрашивала, как это делали наши негодяи, что со мной происходит, а задавала несколько странные вопросы типа «какое сегодня число?», «сколько лап у кошки?» и т.п. Ей я отвечал. Конечно, хотелось рассказать о грозящей мне опасности, но я понимал, что она, будучи медработником, может быть с ними заодно.
Я был выписан. Интересно, что родители меня ни о чем таком не расспрашивали, хотя, по прошествии времени понятно, что им должны были рассказать о происшедшем. Видимо, рассказали, наказав не затрагивать эту тему.
Странная история. Чуете в ней нечто детективное?
И не зря. Дело в том, что моя мама была просто помешана на «книгах про шпионов», как она их называла. На детективах, то есть. Я и сам, пользуясь приобретенным умением читать, исподволь, но энергично начинал осваивать данный сорт литературы.
Где-то в тех книгах я прочитал об умерщвлении героя цианистым калием. И произнесенное – допущу – название распространенного в лечении детей хлористого кальция легко могло быть понято как подготовка к отравлению.
Вопрос: а зачем травить? Даже ребенок не предполагает, что к нему с бухты-барахты вздумают применять такую крайнюю и непопулярную меру.
Дело в том, что однажды я подслушал разговор своих родителей о некоем жутком случае. Будто бы одна девочка обгорела в пожаре – и настолько, что врачи, видя невозможность ее спасти, ввели ей смертельный укол, чтобы она не мучилась.
Видите, как, говоря сегодняшним языком, складывается на первый взгляд непонятный, но на самом деле очень простой пазл.
Ребенок решил, что услышанное им название «отравы» - это имя средства, которым его будут травить, чтобы избавить от мук болезни. При этом для него было очевидно, что принятое роковое решение - не более чем вопиющая врачебная ошибка. Ему было ясно, что с самого начала врачи пошли по неверному пути, преувеличив опасность болезни для его юной жизни. Косвенным свидетельством этого стало его интернирование в лечебное заведение. Прежде-то ему болеть приходилось, но никому не приходило в голову помещать человека в больницу!
Нет, все-таки обязательно берегите своих детей от чтения книг не по возрасту! И, рассказывая друг другу досужие истории, делайте это вдали от детей и самым тихим шепотом. Вы хорошо знаете их способность услышать все самое важное и интересное в разговорах взрослых. И у них неимоверно развита фантазия.