На медленной глубокой Оке Русской стоит целый Орёл, а на мелкой и стремительной Оке Саянской - только Орлик. Так называется село (2,6 тыс. жителей), центр самого глухого, далёкого и высокогорного Окинского района Бурятии. Расстояния от Орлика до чего бы то ни было впечатляют: 150 километров до асфальтовой дороги в Мондах, 360 - до Транссиба в Култуке, 470 до ближайшего большого города Иркутска и 710км до Улан-Удэ.
Над затерянным миром Сибирского Тибета, как называют иногда Окинский район, Орлик парит столичным орлом - тут есть несколько магазинов, две асфальтовые улицы, школа, больница и даже банкомат. Ещё - гостиница и две турбазы: добравшись до Орлика в прошлой части мимо красот Окинского тракта, мы коротали тут дни в ожидании машины в сторону Долины вулканов. Достопримечательностей в Орлике нет, но такая глушь не может не быть колоритной.
На въезде в Орлик встречает Гэсэр - герой тибетской религии Бон, слава которого разошлась по монгольским степям и горам вместе с тибетским буддизмом. На Оке Гэсэр как-то особенно хорошо прижился, вероятно заместив собой какого-то не дождавшегося этнографов бога или героя. Который происходил из забытого язычества сойотов - древних горных оленеводов, в ХХ веке перешедших на бурятский язык с тюркского, а в Средние века - на тюркский с самодийского.
Подробнее о сойотах я рассказывал в прошлой части - их сёла Сорок, Боксон и Хурга стоят южнее по тракту. В районной столице сойоты составляют пятую часть населения, а популярнее тут быть хонгодором - так называется тункинско-окинское племя бурят, по своему происхождению из монгольской долины Кобдо более близкое к калмыкам.
Однако даже про Гэсэра забываешь, когда впереди показывается нечто более удивительное - АСФАЛЬТ! Две твёрдые улицы Орлика подобны Тристану-да-Кунье или острову Пасхи - на сотни километров одни.
История Орлика скудна и малоизучена, да и гуглению почти не поддаётся - всё забивает наглый гетман Пилип Орлик со своей "конституцией".
Обычно за точку отсчёта здесь считается Окинский караул, поставленный в 1728 году - правда, куда ниже по течению, в устье то ли Сенцы, то ли Жамболока. Годом ранее Россия и Китай договорились о границе, линия которой с той поры осталась неизменной. Однако даже казаки служить в глухих горах ехали неохотно, на заставах выполняя в основном роль чиновников и начальства. Шашкой махать же да злоумышленников ловить власти привлекали бурят-хонгодоров, причём не столько из соседней Тунки, сколько из Аларских степей за горами, где в 17 веке обосновалось несколько хонгодорских родов.
Именно с караулов началась экспансия бурят на Оку, но если в Тунке сойоты растворились среди них без остатка, здесь всё сложилось иначе: у хонгодоров были деньги и власть, у сойотов - умение выжить в сложнейших условиях, и два народа встали здесь спиной к спине между природой и государством. В итоге, конечно, бурятская культура подавила сойотскую, но всё-таки не без остатка...
В Гражданскую войну буряты Восточных Саян провозгласили Тункинский аймак, вместе с Эхирит-Булагатским, Аларским и Селенгинским аймаками ставший частью Монголо-Бурятской автономной области в составе молодой РСФСР. Позже Селенгинский аймак отошёл "материковой" Бурятии, а Эхирит-Булагатский и Аларский стали основой Усть-Ордынского Бурятского автономного округа.
Тункинский аймак в Тункинско-Окинский или там Восточно-Саянский Сойото-Бурятский автономный округ так и не превратился, но в общем имел на это все шансы и даже внутренним делением успел обзавестись: в 1923 году возник Сойотский хошуун, обитатели которого сошлись на том, что половине из них ездить по делам бумажным слишком близко, а половине - слишком далеко.
Место для нового райцентра искали долго, и в 1927 году остановились на зимовье Бага-Хубраг, где жила семья Комиссаровых. Название Комиссаровка так и просилось, конечно, на карту Советской России, но буряты предпочли ручей Орлиг, впадающий здесь в Оку - по нему и село стало Орликом. В 1940 году, когда видимо окончательно стало ясно, что ТОБАО не будет, был образован Окинский район. В тот же год в окрестных горах что-то исследовал Владимир Обручев, и потому видимо в его честь назвали крайнюю улицу, ныне ставшую транзитным путём сквозь посёлок:
Ближе к концу улицы Обручева, между больницей и парой хозяйственных магазинов в Орлике находится что-то вроде главной площади. Там я покинул аптечный грузовичок с вакциной, которым проехал почти весь Окинский тракт.
Поддатая женщина в маске, завидев туриста с большими рюкзаком, поинтересовалась, куда мне нужно, и я рассказал, что мои спутницы приехали в Орлик раньше меня и поселились в гостевом доме "Ока". "А! У Мандагаевых!" - воскликнула женщина, и услышав эту фамилию, я слегка огорчился: из чужих путевых заметок я знал, что неофициальным оператором бортовых машин, забрасывающих туристов к Долине вулканов, тут является некий Жаргал Мандагаев. Оля и Аня к тому времени успели доложить мне, что на турбазе им предлагали нанять "Урал" за 27 тыс. рублей, а узнав, что нам это не по карману и мы хотим присоединиться к чужой заброске - сразу поскучнели.
Но пути назад не было, и переулочками меж высоких заборов женщина проводила меня до "Оки". Турбаза занимает двор частного дома, довольно непритязательна (тут нет городских удобств), но очень уютна и своих 600 рублей за койкоместо стоит. Оля и Аня ждали меня в "пятнистом" домике, внутри которого оказалось несколько кроватей, стол, умывальник, холодильник и русская печь, которую как раз топила хозяйка.
Всё это действительно оказалось семейным бизнесом - дела проворачивал молодой цепкий Жаргал, а хозяйством занимались его родители. Выслушав меня о планах попасть на Хойто-Гол и не разориться, Жаргал развёл руками: утром машина ушла и вроде как снова будет послезавтра - надо только дождаться, когда водитель Жалсан приедет из Хойто-Гола.
Следующий день мы ждали Жалсана в посёлке, за околицами которого стремительно пропадала связь. Ну, и конечно просто отдыхали - в середине июля здесь красиво, прохладно и очень хорошо. Забор турбазы глядит на таёжную сопку, а с опушки открывается отличный вид на село, вытянутое на 4 километра вдоль Оки и 4 улиц.
Стена гор за Окой вроде бы не имеет названия, но её высота над уровнем моря - без малого 2 километра. От хаотичного, невзрачного селения горы буквально оттаскивают взгляд. Среди домов Орлика выделяется лишь жёлтая крыша дацана:
У нас впереди был поход, позади - автостопный бросок (ибо мест на маршрутку не оказалось) и неделя изрядного стресса с чехардой меняющихся планов. За время локдауна в Бурятии (26.06.-11.07.) я успел передвинуть поход в Долину вулканов на неделю, вовсе отказаться от него, сочинить и проработать альтернативный маршурт и таки вернуться к первоначальному плану вечером накануне выезда.
И вот мы прорвались в Орлик, но обнаружили себя единственными туристами в нём. Ждать машину бесконечно мы не могли себе позволить - в конце июля Ане надо было на самолёт в Москву, а нам с Ольгой - в дальнейший путь к шаманам Ольхона и в следующий поход на Кодар. Я морально готовился к тому, что прождав дня 3-4 , мы покинем Сибирский Тибет ни с чем.
День тянулся медленно, Жалсан всё не выходил на связь, и вот в послеобеденное время мы сошлись на том, что надо идти да искать транспорт самим, а попутно - и смотреть посёлок.
В основном Орлик выглядит так - суровая сибирская глушь, не успевшая обрасти сайдингом поверх бревна и кирпичными коттеджами. "Суровая" - в данном случае совсем не клише: я хорошо помню Восточную Турцию, где в Эрзуруме или Карсе, расположенных южнее Сочи и Батуми, климат гораздо холоднее, чем в Москве - ведь стоят они выше 1,5 километров.
В Сибири климат потяжелее эрзурумского даже на уровне моря, а Орлик ещё один из самых высокогорных райцентров Страны великих равнин - 1374м. В его климате больше общего с Эвенкией или районами вдоль БАМ, чем с берегами Ангары и Селенги. Лето Оки прохладное и дождливое, а зимой и -50 в порядке вещей, причём нередко - с ветром.
Дома Орлика по большей части брусовые, советские. Но кое-где попадаются странные приземистые сооружения с травой на крышах - хочется думать, что это зимние жилища сойотов, с постройкой изб ставшие сараями да кухнями.
У ворот в высоких заборах то и дело видишь сэргэ - ритуальные коновязи, у которых теперь паркуют машины:
Пара изоляторов на столбах придаёт обычным воротам совершенно буддийский вид:
Оконца в заборах, которыми тут отмечено большинство домов - самый что ни на есть практический элемент: из-за вечной мерзлоты здесь не роют колодцы, а питьевую воду развозит цистерна. И под этими оконцами стоят бочки, которые водовоз может наполнять даже в отсутствии хозяев:
А вот единственный попавшийся нам образец сурового сибирского стрит-арта:
Больше домов в Орлике впечатляет транспорт. Вот очень типичный вид - ЗиЛ, "буханка" и конская упряжь:
Ведь дорога до Орлика была проложена лишь в 1993 году, за Орлик - в 1999-м, а прежде здешний мирок был ещё более затерянным. Во внешний мир тогда попадали только самолётом или верхом на коне, а район соединяли даже не грунтовки, а просто колеи, накатанные самими шофёрами.
Бортовые машины, в основном "Уралы" и ЗиЛы, были здесь единственным транспортом, причём не удивлюсь, если транспортом рейсовыми до всех этих Сороков и Хужиров. Теперь дорога от Хужира до большой земли доступна, пусть и с матами, любой пузотёрке, самолёты с 1992 года не летают, а ежедневный автобус до Улан-Удэ едет 10-12 часов.
Но - не пропадать же добру! Зверь-машины по-прежнему обеспечивают связь Орлика с далёкими стойбищами, возят местных жителей на промыслы и отдых, а в короткий летний сезон забрасывают туристов к началу горных и водных маршрутов.
Тем временем кто-то осваивает принципиально новый для района транспорт:
Не менее колоритна и прогуливающаяся у длинных заборов скотина в диапазоне от быка до яка. По возрастающей это обычные коровы, мохнатые коровы монгольской породы, ортомы (на четверть яки), хайнаки (наполовину яки), и разве что сарлыков ("полных" яков) я в посёлке не встречал, хотя стада их легко увидеть у дороги.
На этих двух кадрах - хайнаки, от обычных коров отличающиеся пышным хвостом и натуральной гривой на брюхе. По сравнению с коровой хайнак более крепкий, холодостойкий и шерстяной, по сравнению с сарлыком - более домашний, покладистый и мясистый, а потому именно дзохи (тибетское название хайнаков) - основная скотина Оки. Подходить к ним, правда, надо осторожно - летом хайнак ходит в облаке мух, и в радиусе нескольких метров это заразно.
Хайнаки и ортомы тут в основном подсобные животные, а вот яков выращивают, чтобы торговать их шерстью. Яководы, по словам местных - богатейшие люди Оки. Помимо скотоводства (к коему отнесём и туристическую сферу), есть тут и какие-то полукустарные предприятия, вид которых заставляет вспомнить фотографии Прокудина-Горского и заводы-музеи Урала:
Особенно лесопилки в разных концах Орлика:
Представляющие собой просто навесы над пилорамой:
По-своему впечатляют в Орлике и магазины - как древностью вывесок над заколоченными дверьми:
Так и колоритными деталями. Вот например обычный магазинчик... но только с русской печью, которую явно топят зимой. И - русскими продавцами, что вообще-то редкость: русских тут немногим больше, чем где-нибудь в Чечне. Но именно большая русская семья, если не потомки, то преемники тех самых Комиссаровых, держит местный деловой центр - один из домов в центре Орлика к улицам выходит гастрономом и магазином автозапчастей, а в глубине скрывает ещё одну турбазу с такими же койками за ту же цену.
Сойотский язык тут помнят только старики, а молодёжь считает его слишком сложным. Устный язык Орлика - бурятский, но письменный - всё-таки русский, да и тех, кто не владел бы им свободно, я тут не встречал. А вот такие вот объявления как бы намекает, что в этой глуши все знают всё про всех:
Так в Орлике выглядит единственное кафе. Ну как кафе - просто магазин, в котором можно купить пельмени и за дополнительную плату попросить хозяйку их сварить. Райцентр без общепита я последний раз видел, кажется, в "нулевых", и в этом смысле мандагаевская "Ока" выигрывает у русской турбазы - там хозяйка может приготовить гостям позы по 50 рублей за штуку.
А вот такая незаменимая в Окинском районе вещь, как генератор. Туго здесь не только с радостями, но и с насущными благами цивилизации - по словам местных, когда электричество или связь пропадают на несколько дней, здесь никто не удивляется. На турбазах нет удобств просто потому, что их нет и во всём посёлке, и тот дед, что видел унитаз единственный раз в своей жизни в 1945 году в Берлине - вполне мог быть родом отсюда.
Мобильный интернет на Оке появился считанные годы назад, но качество связи таково, что местное 4G работает примерно как на большой земле "ешка". Ну а самой сильной иллюстрацией здешних реалий стал визит Оли в поликлинику - в походе у неё вылез флюс, от которого не помогали никакие антибиотики, и прежде, чем я сумел отправить Олю с встречной группой, она успела сделать себе полевую операцию с зеркальцем, спиртом и ножницами. Операция ей не помогла, но и не навредила, а вот в поликлинике бурятка в белом халате, оказав квалифицированную помощь, добавила, что надо было просто чуть сильнее нажимать.
Ведь в тайгу местные ходят на недели и месяцы, и то, что для городских больно, опасно, запретно и чревато заражением, им в порядке вещей. Ну, и как финальный штрих - операция делалась при свете окна, так как в этот день в Орлике опять пропало электричество.
Ну а генератор я заснял в фойе администрации, где находится единственный в районе банкомат. Впрочем, даже государство здесь представлено довольно ограниченно: Ока - как бы полурайон, часть ведомств которого свои, а часть подчиняются соседнему Тункинскому району.
Туристы на Оке редко регистрируются в МЧС, так как его ближайшее отделение находится в Кырене: вроде по пути, а вроде и за 250 километров, так что если добираешься автобусом - придётся потратить целый день. На соседнем с администрацией здании удивляет табличка "Тункинский районный суд. Постоянное судебное присутствие в с. Орлик Окинского района". Здесь же - сиротливый Ильич спиной к народу:
А напротив - живописный Парк Победы. Ворота его обнаружились наглухо запертыми: их могли забыть отпереть после локдауна, но в таком же виде я застал парк Победы в Агинском.
Увязавшаяся за нами псина, однако, нашла удобную дырку в заборе, и мы всё же прошли под хвойную сень:
Не знаю точно, когда мемориал был построен, скорее всего - в последние годы. Больше всего он впечатляет сюжетами глубокого сойотского тыла:
За администрацией обнаружился краеведческий музей в виде трёх деревянных юрт:
Я был уверен, что это наследие Окинского хошууна, но нет - здание было построено в 1980-е годы, а судя по кустам у крыльца и полинявшей вывеске, заброшено давно.
Как я понимаю, музей отсюда переехал (возможно, временно) в Центр сойотской культуры и народного творчества (2019), жёлтое здание которого виднеется дальше по улице. Мы, увы, об этом не догадались и не зашли туда, что жаль - фотографий здешнего музея, равно как и каких-то сойотских предметов вообще, я в рунете ещё не видел. Старый музей же, судя по каркасам уурс (сойотских чумов), теперь служит фоном для народных праздников.
Музей, администрация, Дом сойотской культуры стоят на Советской улице - второй асфальтовой на 150 километров вокруг. Параллельный же бульварчик с лавочками, фонарями и плиточкой уникален и вовсе километров на 300.
Он ведёт к автостанции, с которой отправляются улан-удэнская маршрутка и какие-нибудь ПАЗики по району не каждый день. Острая крыша же принадлежит гостинице со звучным названием "Ая-Ганга", где спрашивали мы не о цене, а о транспорте до Хойто-Гола. И в "Ая-Ганге", и на русской турбазе нам давали контакты водителей, но по телефону угрюмые голоса отвечали, что на ближайшие дни групп у них нет.
Советская улица приводит к типовому ДК с сайдингом поверх брёвен, напротив которого ветшает обелиск. Это памятник героям не Великой Отечественной, а Гражданской войны, дошедшей даже в эту глухомань - в рейде вдоль Оки красный анархист Нестор Каланадаришвили со своими партизанами бил казаков. Перед обелиском три мужика благоустраивали площадь, и когда я позвонил очередному водителю "урала", им оказался один из этих мужиков.
Напротив "Ая-Ганги" и Дома Сойотов - деревянная школа 1930-х годов, вероятно старейшее здание в нынешнем Орлике:
А на школьном дворе - беседка с парящей кровлей:
Кадр выше снят с местной Набережной, которая представляет собой мощную дамбу, наваленную явно после какого-нибудь паводка на Оке, смывшего половину селения:
До быстрой воды, шум которой тут прекрасно слышен, впрочем от дамбы без малого пол-километра. Ока студёная, но с половодья посреди бескрайней каменистой поймы остаются озерки, скорее огромные лужи, в которых купается молодёжь.
Лица окинских бурят. А может и сойотов - два народа объединили в какой-то из раннесоветских переписей и вновь разделили в 2002 году. Сейчас, как я понимаю, у большинства окинцев двойная идентичность, вопрос "вы бурят или сойот?" звучит для них примерно как "вы славянин или русский?". Но в то же время, о хонгодорском происхождении местные говорили мне сами и с гордостью, а о сойотском - лишь после наводящих вопросов. Как бы то ни было, внешне местные жители действительно похожи скорее на ненцев или хотя бы якутов, чем на "материковых" бурят.
На старых фото же сойоты такие. У них неожиданно красивые для суровейшего быта лица и у некоторых как раз чуть более европейские черты:
Ну а вообще местные лица - это не только "няяяя!", но и "ууух!": всё же доминируют среди прохожих, как и всюду в сибирской глубинке, МУЖИКИ. Вид их даже на трезвую голову грозен, а пьяными их лучше обходить за версту. В какой-то момент нас окликнули пацаны, ехавшие мимо на УАЗике:
-Э, туристы, вы откуда!?
-Из Москвы!
-А, добро пожаловать! Главное что не х[украинцы]лы!
Мы сперва порядком удивились, а потом до нас дошло, что мы только что увидели тех самых боевых бурят в реале. В целом же впечатление моё об окинцах оказалось какое-то очень бинарное: мужчины запомнились мне угрюмыми, грубоватыми и при том цепкими на выгоду, а женщины - напротив, очень дружелюбными, общительными и всегда готовыми помочь.
Бурят с кадра выше, однако, не просто куда-то звонил, а - выручал нас. Увидев компанию мужиков у "буханки", я предположил, что они и о других машинах кое-что могут знать, и вот именно эта случайная встреча спасла дальнейшую поездку. Дело в том, что заброской тургрупп в Орлике занимаются отнюдь не все владельцы бортовых машин, а до "десятых" годов редкие здесь туристы и вовсе ездили "на урбаеве" - монополистом перевозок от цивилизации до гор был водитель "Урала" Анатолий Урбаев.
Теперь таких водителей с практически едиными расценками в 25-27 тыс. до Хойто-Гола и 28-30 тыс. до Жойгана, пяток, ну может десяток, однако на ходу в Окинском районе осталось несколько десятков бортовых машин. И местные не только возят группы, но и сами ещё как ездят - рыбачить, охотиться, готовить дрова и даже просто отдыхать в дикой природе.
С кем-то перетерев по телефону, мужики отправили нас в магазин промтоваров, где продавщица Вероника как раз собиралась послезавтра ехать с семьёй на Хойто-Гол. Нас она согласилась взять за 10 000 рублей на троих, добавив, что во столько ей с мужем обойдётся топливо. За дверь магазина я вышел с ощущением, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой...
А вечером, уже в сумерках, в наш домик на турбазе постучался довольный Жаргал и сообщил, что Жалсан объявился. По изначальному плану он собираося везти группу из Орлика ночью, по по дороге с Хойто-Гола сел в болото, из которого выбирался пол-дня и лишь к вечеру добрался в посёлок. Я попросил сообщить ему мой телефон, чтобы перезвонил, когда ему удобно. Оля же, узнав, что повезёт Жалсан большую группу, напутствовала мне как можно больше про неё узнать.
И вот на лугу за воротами турбазы, откуда я созванивался с Москвой, меня застиг звонок Жалсана. Осипший от усталости голос с небольшим бурятским акцентом сообщил, что выезжают они завтра в 9 утра от площади и что берёт он по 3000 рублей с человека. Я согласился и сказал, что мы едем - всё же на день раньше Вероники, да и не передумает ли она? Но дальше вспомнил Олину просьбу:
-Скажите, а группа-то у вас большая? Сколько человек?
-А не помню. Может 9, может 11, может 13.
-Так... Это пешие туристы или водники?
-А тебе что, разница есть?
-Ну да, у водников обычно вещей гораздо больше, хочу понять, насколько тесно будет...
-Тебе ехать надо или что? Хули ты вопросы свои задаёшь? Не повезу я вас, иди на х...й!
Такого поворота я не ожидал, и даже машинально перезвонил. Трубку после нескольких гудков взяла женщина, которая извинилась за своего мужа, посетовала, что он устал с дороги и у него такое бывает, но шансов, что передумает, теперь никаких. Жаргал, когда я ему рассказал всё это, лишь головой покачал: "Да уж, подвёл Жалсан! С ним такое бывает". В общем, оставалось лишь надеяться на Веронику, а "один жалсан" так и остался для нас единицей измерения неадекватности.