Я жил на пятнадцатом этаже одноэтажного дома. Собственно, архитекторы до сих пор спорили, каким считать мой дом – одноэтажным или пятнадцатиэтажным, или не таким и не таким. Дело в том, что дом так и не достроили, он так и остался единственным пятнадцатым этажом, парящим над городом. Поговаривали, что не хватило денег, но это было полной ерундой, ведь дом строили не из каких не из денег, а из кирпичей и стекла, дерева и шифера, а значит, слова про деньги были как минимум странными. Хотя дом был рассчитан на несколько сотен человек, я жил там один – даром, что на пятнадцатом этаже были еще три квартиры. Никому и в голову не приходило поселиться в доме, куски которого парили в воздухе и вообще непонятно почему не падали – против всех законов физики.
.
Другие дома сторонились моего дома, никогда не приглашали его в гости уютными вечерами или по праздникам, и дом в одиночестве встречал Солнцестояние, радуясь, что у него есть хотя бы я. Собственно, я жил в этом доме на птичьих правах, дом пустил меня жить, чтобы ему не было так одиноко. Меня самого тоже сторонились – мало ли чего ждать от человека, который живет в доме, которого нет, и не может быть.
.
Я жил в доме под номером минус семь – вернее, раньше дом был сорок седьмым, но четверка отвалилась, оставив одинокую перекладину посередине, отчего номер моего дома читали не иначе как минус семь. Стоит ли говорить, что это ничуть не добавляло доверия к моему дому – а как раз наоборот.
.
Дом стоял на улице, у которой не было названия. Улица потеряла свое название когда-то давным-давно, и теперь очень переживала из-за этого. Впрочем, я даже не мог толком сочувствовать улице, ведь неудивительно, что она потеряла название: дело в том, что улица с моим домом шныряла по городу то туда, то сюда, сегодня её видели возле ратуши, завтра возле Торговой площади, а послезавтра около моста.
.
Остальные улицы, переулки и проспекты даже не здоровались с моей улочкой – они считали её какой-то неправильной, ну еще бы, какая уважающая себя улица будет шастать с места на место по всему городу. Восемнадцать домов на безымянной улице были своего рода изгоями, никто никогда не приглашал их вместе отпраздновать мрачный Самхейн или веселый Имболк. Этот бойкот сплотил дома на безымянной улице, - они проводили вместе каждый вечер а по торжественным датам устраивали пышные празднества. Но мой дом на них, конечно же, никогда не приглашали.
.
Улица шастала по городу, которого нет. Когда-то он был – сотни лет назад, - но время не пощадило его, оставило только редкие поросшие мхом руины на пустоши. Сотни лет спустя на этом месте снова построят город, даже дадут ему то же самое название, ныне затерянное в веках, восстановят по древним гравюрам и воспоминаниям давно покойных путешественников. Но сейчас, в мое время, никакого города не было, поэтому безымянная улица бродила по пустоши, зажатой между городом, который был и городом, который будет.
.
Другие населенные пункты делали вид, что нашего города просто не существует – да так, собственно, и было – поэтому ни о каких торговых и культурных связях не могло быть и речи. Наш город даже не был обозначен ни на одной карте – кроме наших собственных карт, в которые мы иногда играли по вечерам. Надо ли говорить, что улицы нашего города были весьма дружны между собой – впрочем, когда появлялась моя безымянная улица, они сразу же демонстративно замолкали.
(продолжение следует)