Много вчера пришлось ходить. Каждый шаг отдавался болью. Может поэтому я такая злая. Всегда любила ходить пешком, километры наматывать. А теперь не могу из-за проклятой шпоры.
Купила кусок барана, орехи. Много трачу... Может так не хватить до зарплаты. Проваливалась временами в уныние. Чистила картошку. Не люблю готовить.
С К. смеялись, дразнила его и он меня укусил. За бок. Возмущалась: как вы могли! Недопустимое поведение.
Доставал пылесос и скатилась на пол целая туча пластиковых пятилитровых баклажек, которые зачем-то накопил. Дело мастера боится, хохотала я.
Навели чистоту. Пока возилась со шваброй сгорела картошка. Которую я вообще-то хотела сварить.
Канючила, что неудачница. Горишка-картошка. То обзывался на меня: картофележог! То жалел и утешал, звал обниматься.
Сели ужинать, уронила на пол большущий кусок жареного мяса.
Смеялись, что кот прозевал, не успел схватить... Не манна даже - баранина небесная ему падала.
Горишка-картошка...
Барашка-упадашка...
И вроде я была счастлива.
Но перед сном снова стала мрачна. Говорила К., что чувствую: скоро умру.
Такое уже было, в двадцать семь лет и я правда тогда сильно заболела, лежала в больнице.
Даже нечего тебе оставить, как же ты без меня будешь?
Отставить эти мысли велел и поучал, чтобы была внимательна и осторожна.
Проснулась в пять. Снова уснула, снились дети. Снился сначала суд, О., отец детей подал на меня в суд. Я спрашивала: чего ты хочешь? И просила судью выяснить у него, чего он от меня хочет?
Оказалось, он хочет, чтобы приходила снова "устраивать свой театр" или как "сторонний наблюдатель."
Дети оказались вдруг у меня дома. Их молодой кот из новой квартиры задирал старого кота, оба были рыжие.
Я обняла младшую. Она очень изменилась, выросла. И я ей говорила, как же ты выросла. Была ниже, вот такая, а стала высокая! И снова обнимала. У неё были кудрявые волосы, чуть светлее, чем у К.
Старшая наоборот была маленькая, лет четырнадцать на вид.
Вместо сына была девочка Настя с тёмными косичками.
Я заглядывала в их квартиру, там была куча народа, детей. Пахло супом. Но не вошла. Настя помахала мне и убежала, тряхнув косичками.
Где же сын...
Потом и сын пришёл. Тоже младше чем я его видела последний раз и ниже ростом.
Это был хороший сон. В нем были хорошие чувства, радость, нежность.
Но наверное о прошлом. Потому что я-мать моих детей и я сегодняшняя это были совершенно параллельные несовместимые реальности, явь, сон.
Звенел и звенел будильник. А я всё не хотела просыпаться...
Ехала в электричке, думала, что у детей всё хорошо. Наверное, у них есть друзья. И даже если смотрят телевизор, тик-ток, можно ведь и в этом потоке фигни поймать талантливые милые моменты, крупицы вечности.
Ещё был в этом сне больной неприятный момент, который не давал покоя. Старый кот лежал во дворе на земле на спине и лизал свой живот, залитый чем-то гадким, зелёным и коричневым. И лежал он не просто так, а в земле был муравейник, и по коту ползали муравьи.
Почему снится именно такое, именно так?
Есть где-то наверное ещё третья реальность, страшная... Мне Анька прислала на днях настолько жуткий психоделический песняк, я даже не нашлась, что ей ответить.
И слушать второй раз и хочется и страшно, вдруг затянет чёрти-куда...