Саша Кругосветов. Счастье Кандида. — М.: АСТ, 2021. — 416 с. — (Городская проза).
…Честно говоря, в этой книге удивляет все. Например, вполне реалистический сюжет — и его наполнение фантастическим контекстом. То есть подобных историй в современной литературе немало — от Стогова до Минаева, и приключения авантюриста в «лихие девяностые» и нулевые, в принципе, предсказуемы. Но в том-то и дело, что роман Саши Кругосветова «Счатье Кандида» лишь фабульно затрагивает упомянутую тему, а наполнен он абсолютно другим материалом.
По сюжету, юный нахал по имени Юра Раздевалов, которого в последствии нарекли Кандидом, словно в фарсе Вольтера был увешан друзьями и подругами, ворочал состояниями, будучи на вершине финансовой пирамиды, и в одночасье сдулся. Упал на самое дно, став бомжем по кличке Кент и пересидев в палатке под Питеров, откуда и рассказ ведется, переосмыслил ценности и решил искать свою любовь. По имени Надежда, конечно же. Проведывает друзей с помойки, обустраивает подвальчик, неожиданно поднимается над суетой, поскольку действие-то происходит не в совсем обычном Петербурге, а в тесном и уютном мирке декаданса, где имена и фамилии изменены, но, скажем, «писатель Пустоты» узнается на раз.
А еще, конечно, сказка. То ли будущее в его альтернативном изводе, то ли не особо научная фантастика. Особенно заметно в гастрономии, хотя голографические объявления на улицах тоже висят. Но вот все-таки, скажем, суп из топора в исполнении нанотехнологий.
«Мясо от топора, видать, пошло и на второе — котлеты получились пышные и пахучие. С белейшим пюре на сливках. В помойном ведре — остатки земли, принесенной, видимо, из палисадника. Кент слышал о подобной процедуре. Почва разводится водой, взбивается, тяжелые фракции сливаются. Остаются сливки».
То есть будущее с кисельными берегами, как все уже поняли, но не в духе Александра Беляева и прочей взрослой (советской) фантастики, а что-то вроде «Незнайки в Солнечном городе», где кухни, как при раннем социализме, отсутствовали и компот из крана сам проистекал.
С другой стороны, как еще автору рассказать современном читателю классическую историю любви? Как его увлечь стандартным сюжетным набором: взлет-падение героя, поиск любимой, верные друзья и благородные подруги? Правильно, лишь сильно осовременив отношения, освежив ландшафт, скособочив приоритеты… Ведь главного — высокопарных диалогов, эрудиции, древнейшего по нынешних меркам культурного слоя цитат и парафраз с аллюзиями — юный читатель все равно не заметит, ну или, заметив, лишь поморщится в ожидании дальнейшего развития сюжета. А зрелый читатель, тот довольно ухмыльнется, неожиданно обнаружив наряду с Кентом — и Канта, и канте хондо какое-нибудь родом из своего филармонического прошлого с букинистическим отливом, если речь об испанском поэте. «В голове у Кента вдруг всплыло: «в квалитативной силлаботонике спондей трактуется как ямбическая стопа со сверхсистемным ударением», — иногда в романе «старый мир» советского прошлого, не в силах обойти вехи славного времени, когда «пальто плясало вокруг ее хрупкого тела, словно хула-хуп».
И даже фантастика в «Счастье Кандида» старая и добрая, словно во сне у Алисы из Зазеркалья. Реализация, подумает молодежь, метафоры, а знатоки ухмыльнутся, припомнив школу советской сказки. «И действительно, мороз оказался очень хватким, и неподготовленному человеку было трудно вырваться из его объятий. Кому-то, видимо, это все же удавалось — на стенах и металлических оградах оставались клочья вдрызг разодранных дубленок, шарфов, дутиков и даже мунбутсов». При этом зебра на пешеходном переходе, конечно же, оживает, норовя дать копытом под зад или превратиться в полосатую пуму, норовящую цапнуть когтистой лапой.
Здесь вообще все как в советской сатире, где роли в басне менялись, а мораль жила даже в детской считалке.
И молодежь в Петербурге, если присмотреться сквозь сатирическую призму, ничуть не изменилась. Все те же Кукрыниксы в «Крокодиле», где стиляги и прочие жучки-ударники.
Стругацкие при этом если и отдыхают, то где-то недалеко.
Хотя бывает и современно, как у Челентано в «Блефе», если помните.
«Запишите на мой счет, мы еще сведем с вами счеты!» — восклицал его герой. «— Неужели здесь раздельные раздевательные раздевалки? — вторит герой романа. — Как это все-таки несовременно в наше весьма современное время! Мне, Юре Раздевалову, слышать всякое такое даже оскорбительно в какой-то степени». И если главный герой, выставляемый автором за «молодого и нахального», постоянно кажется старорежимным медведем, то его юная спутница отчаянно синкопирует сюжет. По-молодежному, как на пружинах.
«— Да пошли уж, наконец, тормоз вы наш, ливер встрепанный, — тормошила его Лина. — Пошли, познакомлю с отпадными чиками».
На самом же деле, лексический перебор, как и прочая стилистическая эквилибристика, думается, призвана создать этакий коктейль жанров, выдав в сухом остатке футурологический роман, в котором живут герои разных эпох. То есть эпоха одна, а ее современники сосуществуют в своем собственном «золотом шаре», где можно быть и выпускницей Смольного, и прикольной чиксой на вечеринке. Где Бузова и Монеточка, а стриженная наголо девушка хрипела в микрофон: «Я слушаю вич панк хард трип раплорвэйв, блэк фолк чип вэйв дарк стэп трэп!» Словом, читайте, и опыт трепа вам обеспечен. Увлекательный, сатирический, любовный, наконец.
Журнал Русская Жизнь