Пустота поглотила меня. Словно в воздушный шар моей сущности ткнули раскаленной иглой. Интересно, что бы сказал по этому поводу Фрейд в рамках своего всемирно известного психоанализа? Может быть, это и есть та самая беспомощность? О которой так много рассказывают неудачники.
Кажется, мне стоило представить собственную сущность хотя бы тюбиком зубной пасты. Или, на худой конец, обувного крема, который скрутили валиком под самую крышечку, выдавливая остатки содержимого. Это, по крайней мере, позволило бы оказывать хоть какое-то сопротивление. Вынудило бы действительность прикладывать по отношению ко мне, пусть и минимальные, но все-таки усилия. Может быть, даже наделило меня толикой полезности. Чем-нибудь более существенным, чем насыщенный углекислым газом воздух.
Но моими желаниями опять никто не поинтересовался. Меня просто взорвали и выпотрошили в очередной раз. И, как я ни старался, обнаружить среди того, что улетучилось, что-нибудь полезное, что-то хоть отдаленно напоминающее мужество, решимость, упорство… - делал это, по-видимому, напрасно. Воздух беззвучно расставался с легкими, а вместе с ним растворялись в сумерках лишь неоправданные желания, мечты и надежды.
Черта с два! Надежда не способна покинуть меня, нет у нее такого права! Только не сейчас, когда я, вдруг, осознал, что совершенно не обладаю полезными для выживания навыками. И словно бесполезный воздушный шарик, наполненный непригодным для дыхания переработанным воздухом, готов лопнуть в любой момент так же напрасно, как и существовал. Но прежде, чем исчезнуть, я обязан вернуть дочь. И сделаю это, несмотря на пустоту поразившую холодом мою душу. Даже если мне придется жевать на завтрак стальные гвозди, чтобы победить собственную бесхребетность, я не стану интересоваться, как долго это будет продолжаться, и не откажусь от добавки.
Мотивация казалась чересчур серьезной для человека, чей зад пришлось поместить ради путешествия на телегу, в связи с полным отсутствием у него навыков верховой езды. Но, я не боялся перебарщивать, справедливо опасаясь упустить момент, когда хрупкая конструкция моей воли расползется по швам окончательно. Да и телега отряду никоим образом не помешала. Продовольствие, оружие, палатки и спальные мешки сгрузили позади меня столь быстро, что легче верилось в то, что так было задумано изначально, чем в силу моего убеждения.
Белый, словно лист бумаги перед первым штрихом, жеребец достался Штыку. Тому самому телохранителю, который его привел. Княжеская щедрость не знала границ, а я не знал, как от нее отделаться. Потому-то Штык и возглавил отряд, по крайней мере, номинально, следуя в его авангарде.
По непонятным для меня причинам, желающих отправиться вместе со мной оказалось достаточно много. Среди них обнаружились и трое из пятерки Егорки — на самом деле желание изъявили все пятеро, но Данила Романович пыл воинов слегка остудил, разрешив отправиться с нами, лишь троим.
Пожелал принять участие в путешествии и Гаврила. Что для меня стало полнейшей неожиданностью. Впрочем, староста выдвинул в качестве обязательного условия требование о совместном визите к местной ведьме. И, когда бывшая повариха княжича провела очередной ритуал над израненной перевертышем рукой с остатками настойки из моей фляги, у него попросту не осталось другого выбора. Рука уже тогда приобрела более здоровый вид и перестала напоминать конечность какого-нибудь обнаруженного спустя века после захоронения Тутанхамона.
Вызвался с нами и охотник, который все-таки явился на зов княжича. И без которого, по его же уверениям, нам гораздо труднее будет отследить похитителей. Я не стал спорить и делиться с участниками похода информацией о том, что чувствую направление, в котором увозят Вику. Так, словно в меня вшит компас, который не указывает на север. Но мы ведь и не север собираемся преследовать. Правда? Хватит с меня чрезмерной открытости и вызванных ею непредвиденных последствий.
Среди прочих, с нами увязался и какой-то местный попрошайка с рыночной площади. А еще, как ни трудно в это поверить, но попытался улизнуть Никита Мстиславович. Правда, эта попытка изначально была обречена на провал и закончилась грандиозным скандалом с участием всего руководства деревни.
Восемь практически незнакомых между собой людей, преследующих совершенно разные цели, собрались в одном отряде. Я не обольщался. Охотник и Штык здесь явно по поручению княжича и действуют лишь в его интересах. Оставалось надеяться, что в сферу этих интересов попадает и возвращение моей дочери. Гаврила не стал скрывать, что рассчитывает обзавестись рецептом и ингредиентами для настойки, которая так замечательно помогает избавиться от последствий общения с перевертышами. Тем более, что для окончательного выздоровления руки, ведьма рекомендовала повторить прием зелья, а мои запасы иссякли. Егорка с двумя своими людьми: Хилым и Паштетом, - наверное, единственные, кто испытывал угрызения совести, и примкнули к отряду по той же причине, что и я. Несмотря на то, что все трое выходцы из бесчувственных «неписей». Вот и попробуй теперь поспорить о том, кто из нас, на самом деле, бездушен.
К мыслям о душе возвращали воспоминания о прощальной беседе с отцом Филатом. Она была достаточно короткой, но вполне содержательной для того, чтобы развеять сомнения и вселить столь необходимую в походе уверенность. Помимо того, что святой отец поделился недоверием, которое испытывал его предшественник и по совместительству учитель по отношению к деятельности церкви в Среде. Ему пришлось рассказать мне и о ночных кошмарах Виктории. С последним, правда, я повозился изрядно — святой отец старался рассказать как можно меньше, то и дело, скатываясь к банальной критике верховного духовенства Града. А точнее к недовольству их действиями, которые, по словам священника, проявлялись в каком-то загадочном интересе церкви к событиям, протекавшим в Среде с момента пробуждения сознания у «неписи». Притом, что сама «непись» их нисколько не заинтересовала.
В отличие от моего собеседника, прочие служители церкви, а уж тем более верховное духовенство, в чем я нисколько не сомневался, были людьми и попадали сюда далеко не случайно. Получив в моем лице благодарного слушателя, святой отец признался и в том, что официально церковное руководство не поддерживает его кандидатуру в качестве настоятеля местной церквушки и планирует прислать замену. Причина подобного недоверия содержалась в официальной позиции церкви по отношению к «неписям». И сводилась к одному короткому предложению: ввиду отсутствия у не игровых персонажей души. Что ж, официальная позиция церкви не стала для меня чем-то неожиданным. И, судя по вспыхнувшим в памяти воспоминаниям, сильно отличалась от моей собственной точки зрения. Нет, конечно же, не в отношении очнувшейся от игрового рабства «неписи». Как это ни странно, но столь же категорично церковь выступала по отношению к животным. С чем я был, безусловно, не согласен.
Для полноты картины, оставалось выяснить лишь, что за обстоятельства побудили отправиться с нами еще одного участника. Потому что я категорически не понимал, какая причина вынудила сорваться с, в прямом смысле слова, насиженного места деревенского попрошайку.
- Гаврила, - поискал я глазами старосту. - Кто это? И что он здесь делает?
Староста путешествовал по правую руку от телеги и пока что не стремился затесаться в авангард отряда к Штыку и охотнику. Несмотря на то, что с последним при встрече обменялся весьма теплым рукопожатием и обоюдным немногословным приветствием. В ходе, которого они назвали друг друга по отчествам: Сергеич, Палыч, - и даже сдержанно обнялись.
Староста отследил мой взгляд, кивнул и бросил:
- Притормози.
Я послушно натянул поводья.
- Тпру Ромашка.
Гаврила привязал поводья скакуна к борту телеги и запрыгнул на облучок рядом со мной. И сделал это столь резво, будто выздоравливающая рука вернула в его жизнь минимум десяток лет.
- Трогай, - подмигнул он мне.
Командовать лошадке не понадобилось. Ромашка прянула ушами и неторопливо сдвинула телегу с места. К слову, лошадка была та самая, Федоровская. За время своего пребывания в деревенской конюшне, она успела обзавестись именем, за неуемную страсть к этому полевому цветку и лоснящимися от несдержанного аппетита боками.
- Это наш четвертый, - кивнул староста в сторону заинтересовавшего меня участника похода.
- В каком смысле?
Гаврила пожал плечами.
- В том самом смысле — четвертый человек. Данила, Палыч, Ваш покорный слуга и вот это вот самое бесхарактерное недоразумение.
- Но…
- О, поверьте, я имею право, так о нем высказываться. Стас — мой сын и наследник. Так уж вышло, что не только имущества, но и болезни. Он же — моё вселенское разочарование.
Я рассудил, что не следует потакать отцовскому недовольству и благоразумно промолчал. Как бы ни был разочарован отец в собственном сыне, поддакивания со стороны могут и должны вызвать его негодование. Гаврила же, сокрушенно вздохнув, поведал мне историю своих взаимоотношений с потомком.
Болезнь у ребенка прогрессировала быстрее, чем у его отца. Едва научившись ходить, он был лишен этой возможности и вынужденно освоил инвалидное кресло. Когда начали отказывать легкие, с улыбкой встретил медицинское вмешательство и аппарат искусственной инкубации. Когда, благодаря отцу Данилы, он получил свой личный медицинский бокс и доступ в Среду, то стал одним из лучших воинов на просторах «Забытых Богов». Но стоило грянуть катаклизму, в результате которого «непись» обрела сознание, а игровые возможности Среды канули в Лету — Стас сломался.
Исчезла магия в не без труда добытых доспехах легендарного сета. Цепочка несокрушимых ударов, которыми славился воин, превратилась в вереницу нелепых прыжков и ужимок. Вернулась отдышка и слабость в ногах. Юноша прекратил бороться и занял место среди «местных», изображавших пьяниц на рыночной площади. Только вот проснувшееся в неигровых персонажах сознание заставило их покинуть площадь, в поисках своей судьбы. А Стас остался.
Я обратил внимание на то, что деревенские практически не употребляли слова «непись». Словно оно таило в себе какое-то клеймо.
- У меня будет к Вам просьба, - перешел вдруг на шепот разочарованный отец. - Прикажите Станиславу помыться и сменить эти лохмотья. Пожалуйста! Если этого потребую я, то эффект будет скорее противоположным, но это же невыносимо наблюдать...
Я постарался избежать окончательного надрыва. Когда столь сильные характером люди, подобные Гавриле, просят, мир, словно выворачивается наизнанку.
- Я сделаю все, что в моих силах.
В моих словах не было ни грамма лжи. Я собирался повлиять на ситуацию хотя бы из личных меркантильных соображений. Не знаю, почему староста обратился именно ко мне. Возможно дело в должности, которую я успешно занимал всего лишь несколько суток и он ожидает от меня очередного чуда. Но я не чувствовал себя главой отряда, по крайней мере в текущий момент. Однако, собирался сделать все возможное, что бы это ощущение родилось и стало оправданным. Отряд обязан действовать, как однородная боевая единица и преследовать единую цель, а значит, и подчиняться он должен единой воле. И благодарный союзник в лице старосты, а в идеале еще и в лице непутевого сынка, послужат отличным первым шагом на пути становления моей воли. Сейчас я мог рассчитывать лишь на Егорку и сопровождающих его бойцов. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить. Задуманное, кстати, могло послужить отличным поводом для и проверки уровня моего влияния на этих воинов тоже.
#фэнтези #литрпг #приключения
Первая глава:
Не время для смерти (1. Утро добрым не бывает)
Предыдущая глава:
Не время для смерти (34. Зачем?)
Следующая глава:
Не время для смерти ( 36. Учиться никогда не поздно )