Шутливые и не очень рисунки и стихи о «Карсе» много раз появлялись в «ушаковском» альбоме, потому что весь роман Пушкина с Натальей Гончаровой развивался, что называется, на глазах у Екатерины Ушаковой. Поначалу его увлечение она не приняла всерьёз. Видимо, полагала: сколько таких у него уже было. Но чем дальше, тем больше дают о себе знать досада, ревность и злость. И то, что Екатерина Николаевна откровенно не жаловала новую избранницу поэта, понять нетрудно хотя бы из её письма тех дней, адресованного брату:
«Карс всё так же красива, как и была, и очень с нами предупредительна, но глазки её в большом действии, её А.А. Ушаков прозвал Царство Небесное, но боюсь, чтобы не ошибся, для меня это сущее Чистилище. Карсы в вожделенном здравии. Алексей Давыдов был с нами в собрании и нашёл, что Карс должна быть глупенька, он по крайней мере стоял за её стулом в мазурке более часу и подслушивал её разговор с кавалером, но только и слышал из её прелестных уст: да-с и нет-с. Может быть, она много думает или представляет роль невинности...»
И всё? Не совсем. Как-то Екатерина всё же не сдержалась и послала Пушкину, отъехавшему в Петербург, письмо, которое не сохранилось. Оно было без подписи, но Пушкин понял, от кого оно и, так как жизненный ритуал влюблённости требовал выполнения обряда признаний, писем и другой атрибутики, написал «Ответ» (в стихах ответить оказалось ему легче), напечатав его в «Литературной газете» (1830 г., № 3, 11 января) за подписью «Крс». Идут споры: сокрыта ли в ней анаграмма «Сверчок» или спрятан «Карс».
Я Вас узнал, о мой оракул!
Не по узорной простоте
Сих неподписанных каракул,
Но по весёлой остроте,
Но по приветствиям лукавым,
Но по насмешливости злой
И по упрёкам… столь неправым,
И этой прелести живой.
С тоской невольной, с восхищеньем
Я перечитываю вас
И восклицаю с нетерпеньем:
Пора! в Москву, в Москву сейчас!
Здесь город чопорный, унылый,
Здесь речи — лёд, сердца — гранит;
Здесь нет ни ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни, ни харит.
Последняя известная встреча Пушкина с Ушаковой произошла в июне 1830 года. Кому как, а мне, признаюсь, жаль, что у них не сложилось. Если вдуматься, с Екатериной Ушаковой Пушкин был ближе всего к собственному идеалу жены: «хороша собой, умна, иронична, приветлива и в высшей степени ответственна». Соглашусь с В.В. Вересаевым, сказавшим об этой девушке, не только любившей Пушкина, но и умевшей его ценить:
«Не перейди ей дорогу пустенькая красавица Гончарова, втянувшая Пушкина в придворный плен, исковеркавшая всю его жизнь и подведшая под пистолет Дантеса, — подругою жизни Пушкина, возможно, оказалась бы Ушакова, и она сберегла бы нам Пушкина ещё на многие годы».
Остаётся добавить: замуж Екатерина Николаевна вышла довольно поздно. Не то что точная дата, но даже год, когда это произошло, неизвестен. Можно встретить мнение, что случилось это в 1836 году, когда ей уже исполнилось 27 лет. Кто-то называет 1837 год. Чаще фигурирует: «После рокового 1837-го», с уточнением, во всяком случае, ей было уже под тридцать (то есть была самой что ни на есть «перезревшей» невестой). Согласие стать женой она дала князю Дмитрию Николаевичу Наумову. Тот вдовец, много старше неё, прапорщик лейб-гвардии Измайловского полка, впоследствии коллежский советник.
С каким настроением шла под венец? Можно вопрос повернуть иначе: почему вышла замуж? В одном из писем брату она писала:
«На мой взгляд, нет ничего более отвратительного, чем старая дева — это бич человеческого рода».
Супруг Екатерины Николаевны «вошёл в историю» разве что своей ревностью. В первый год совместной жизни (по другим сведениям, ещё перед свадьбой) он потребовал уничтожить два девичьих альбома невесты с рисунками и посвящениями Пушкина. А спустя какое-то время, опять же в приступе ревности, Наумов разломал подарок Пушкина: любимый Екатериной Николаевной золотой браслет с зелёной яшмою, который она носила на левой руке, между локтем и плечом, там, где он был сокрыт пышным рукавом платья. Из золота браслета ревнивец-муж распорядился сделать лорнет, который позже сам и разбил. Яшму отдал то ли тестю, то ли ювелиру. Кольцо же с камнем впоследствии намеренно «потерял».
Как гласит семейное предание, больше похожее на миф, сама Екатерина Николаевна незадолго до кончины велела дочери принести заветную шкатулку, где долгие годы хранила утаённые от супруга письма Пушкина, и сжечь их. Дочь умоляла оставить как память эти бесценные листки, но она повторяла: «Мы любили друг друга горячо, это была наша сердечная тайна, пусть она и умрёт с нами». Может быть, и он не сохранил письма Екатерины Ушаковой, адресованные ему, по её воле?
Стоустая светская молва была очень внимательна к Пушкину. Слухи, толки, кривотолки следовали за ним повсюду, нередко даже забегая вперёд. Как это обычно бывает, стихи поэта интересовали людей куда меньше, нежели вести про что-то этакое. «Жёлтой» прессы как таковой ещё не было, поэтому обходились письмами. Приятели и друзья были первыми любопытствующими. Из письма князя П.А. Вяземского жене в Москву (20 марта 1830 г.):
«Из Москвы уже сюда пишут, что он женится на старшей Ушаковой. Почему же нет? А шутки в сторону, из несбыточных дел это ещё самое сбыточное».
Из письма М.П. Погодина С.П. Шевырёву в Рим (23 марта 1830 г.):
«Говорят, что он (Пушкин) женится на Ушаковой старшей и заметно степенничает».
Из письма князя П.А. Вяземского жене в Москву (27 марта 1830 г.):
«Все у меня спрашивают: правда ли, что Пушкин женится? В кого же он теперь влюблён, между прочим? Насчитай мне главнейших…»
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 39) повествования «Как наше сердце своенравно!»