Прекраснее всего, что видел Ремон за свои семнадцать лет, был этот город, такой живой, такой полный жизни: полный людей, запахов и звуков, свободы и возможностей. По крайней мере, Ремону так казалось.
Сегодня Брюгге, помимо прочего, был также полон французских солдат и рыцарей.
Накануне шел дождь, и дорога была в грязи. Ремон аккуратно обогнул пару лошадей, нагруженных зерном, миновал священника в рясе, пропустил три груженные молоком и яйцами телеги. Было около полудня, и звон колоколов летел над привычным городским шумом: окриками рабочих, грубыми шутками подмастерьев и звучными голосами глашатаев.
Май был очень теплым. Крестьяне парились в одежде из грубой шерсти. Ремон успел пожалеть, что в выходной не сменил свой стеганый акетон ополченца на более легкое облачение. Впрочем, в акетоне все же лучше, чем в рыцарских доспехах.
Соотечественники Ремона прибыли на рассвете и сейчас, должно быть, отдыхали. Восемь сотен солдат и более сотни рыцарей.
Ремон мечтал однажды стать одним из них. Дерзкое желание для бедного парнишки, оно, тем не менее, не отпускало его с того момента, когда он впервые увидел настоящего рыцаря: на лошади, с мечом и щитом, в кольчужных штанах и хауберке. Ремону тогда было двенадцать, и он еще не знал, что кольчужные доспехи вышли из моды, как и красивый горшкообразный топфхелм, венчавший голову воина. Их давно следовало сменить, но вооружение стоило дорого, а рыцари по большей части были беднее церковных мышей.
Зато рыцари совершали подвиги.
Ремон сладко улыбнулся и сбавил шаг, услышав звон кузнечных молотов, доносившийся с соседней улицы. Когда-нибудь он сможет позволить себе кованый доспех. Коня. Меч вместо своего топора с широким лезвием.
Все было возможно в Брюгге. Стать рыцарем. Жениться на красавице. Занять важную должность в городском совете, как дядя Ремона. Обанкротиться, как отец Ремона, французский купец, торговавший мясными тушами, неспособный, как оказалось, конкурировать с могучими представителями торговых гильдий. Такими, как Ян Брейдель.
Ремон поморщился и покачал головой, отгоняя тревожные мысли. Все будет хорошо. Городским волнениям конец – прибыли французы. Почти тысяча человек во главе с Жаком де Шатильоном сумеют в случае чего дать отпор кучке фламандских ткачей, торговцев, сукновалов и пекарей.
Правду сказать, последнее время Ремон чувствовал себя неуютно. Он прожил во фламандском городе почти половину своей короткой жизни, но все его окружение практически целиком состояло из французов. «Кроме старика Либарта», - напомнил он себе. – «И Бланки».
Ремон улыбнулся своим мыслям и свернул на главную торговую улицу.
***
Бланке было пятнадцать, и одной принимать посторонних она не могла. Старая, почти лишенная ума и зубов тетка сидела тут же. При всем теткином скудоумии задачу свою она, видимо, понимала и не сводила с русоволосого, стройного Ремона своих светло-голубых, точно выцветших, глаз.
- Я видела флаги на улицах, - сказала Бланка, старательно выговаривая французские слова. Она знала, что Ремону очень нравится ее фламандское произношение, и все же стремилась от него избавиться. «Когда я стану женой рыцаря», - говорила она, и румянец покрывал ее бледные щеки, - «пытаться скрыть акцент будет поздно».
Ремон понимал, что это произойдет нескоро. Старик Либарт, отец Бланки, относился к нему почти по-отечески, с Петером, братом Бланки, они были товарищами, но оба ясно давали понять: дочери одного из богатейших купеческих родов не быть замужем за простым ополченцем.
Впрочем, в последнее время обращение Либартов с Ремоном стало гораздо прохладнее. Всех, кроме Бланки.
- Флаги и войско, - прошамкала старая тетка. – Железного короля.
- Всего лишь небольшой отряд, - заметил Ремон. Со старухой он говорил на фламандском, который знал не так хорошо. – Пехота и совсем немного рыцарей.
Рыцарей.
Бланка улыбнулась.
- Почему бы тебе не обратиться к их командиру?
У Ремона вырвался смешок.
- Де Шатийону? На таких, как я, у него точно нет времени. Но может быть, - он задумался, - одному из этих рыцарей понадобится оруженосец.
Бланка вздохнула. Ремон знал, о чем она думала. «Стать оруженосцем» означало расставание. Пусть и на время.
Ремон молча наблюдал, как его будущая невеста разрезает мясной пирог и расставляет на столе чашечки с миндалем и изюмом. Оба украдкой поглядывали на старуху, клевавшую носом.
Когда голова тетки склонилась на грудь, Ремон осторожно взял Бланку за руку.
- Все будет хорошо, - прошептал он. – Я обязательно стану оруженосцем. Буду ухаживать за боевым скакуном, чистить доспехи и носить стяг. А потом проткну этим стягом какого-нибудь мятежного барона, и меня сделают рыцарем, - Ремон представил эту картину и счастливо улыбнулся, затем снова перевел взгляд на Бланку. – И мы поженимся. Мне пожалуют небольшой надел, твой отец в качестве приданого построит нам домик, и мы заживем там долго и счастливо.
Бланка улыбнулась, печально и нежно.
- Скорее бы. Отец за завтраком снова перечислял возможных женихов, и твое имя названо не было.
Нарастающий гнев. Ремон взял себя в руки.
- Я отправлюсь к рыцарям сегодня же.
***
К вечеру шум города стал злее, нетерпеливее, тревожнее. Отовсюду слышались злобные выкрики на фламандском. Перепрыгивая через канаву с нечистотами, Ремон чуть не врезался в брата Бланки, Петера. Тот дружески хлопнул молодого ополченца по плечу и отрывисто проговорил, понизив голос:
- Утром не выходи на улицу.
Ремон встревоженно заспешил к сторожевому зданию.
Два копейщика преградили Ремону путь, но, услышав чистый французский выговор, пропустили, подозрительно оглядев его облачение ополченца. Ремон вздохнул. Он не был совсем чужим среди фламандских горожан, но не был и полностью своим. По-видимому, такое же отношение ждало его средь французов.
Несмотря на волнения в городе, рыцари, кажется, не были напряжены. К тому же, их оказалось мало.
- Прошу прощения, - обратился Ремон к высокому темноволосому человеку. Он был при мече, но без шлема. – Где же остальные рыцари?
- Знамо где – в трактирах, хлещут вино и набивают пузо, - рыцарь, прищурившись, окинул Ремона взглядом. Глаза его были черными. – Тебе чего?
Ремон растерялся. Человек глядел недружелюбно и выражался вовсе не так, как, по мнению Ремона, должны говорить французские рыцари.
- Я… мне… может ли быть, что одному из них… вас… нужен оруженосец?
Человек некоторое время глядел на него молча, затем вдруг запрокинул голову и захохотал. Будущий рыцарь не знал, что и думать.
- По-фламандски говоришь? – рыцарь перестал смеяться и оценивающе глянул на Ремона.
- Да.
- Славно. Тогда, глядишь, что-нибудь из тебя и получится. Как зовут?
- Ремон. Ремон из Тура.
- Приходи на рассвете, Реном из Тура.
***
Всю ночь Ремон не мог уснуть. Мечты о подвигах и выражение лиц старого Либарта и Петера, когда он, рыцарь, придет и попросит руки Бланки, занимали его мысли. О самой Бланке он, как ни странно, почти не думал. Она будет его женой – это все равно, что решено. Она пусть краснеет за свой фламандский выговор, а ему, Ремону, больше не будет неловко за свое неправильное, на французский манер произношение, над которым так потешалось семейство богатых купцов.
До рассвета оставалось около получаса, когда он вышел из дома. Счастливые картины будущих великих свершений заглушили крики и топот с улицы.
Его окружили, не успел он сделать и двадцати шагов. Из десятка человек, преградивших ему путь, некоторые были ему знакомы: пекарь, у которого он не раз покупал пироги, уличный зазывала – торговец зеленым тростником, подмастерье с Кузнечной улицы. В заднем ряду промелькнуло лицо Петера, и Ремон совсем успокоился. Он уже открыл рот, чтобы спросить, что случилось.
- Щит и друг!
- Чт…
- Говори быстро: щит и друг, но на фламандском! – грубо прервали его, и только тут Ремон заметил, что окружившие его вооружены: дубинами, копьями и фальшионами.
Ему неожиданно вспомнилась Бланка: как она старательно выговаривала французские слова в тщетной попытке не выдать своего фламандского происхождения. Лучше бы старался он. Ремон поднял взгляд и увидел бледное, бледное лицо Петера. Петер знал, и Ремон знал тоже: чисто выговорить эту фразу он, воспитывавшийся и по большей части говоривший на французском, не сумеет.
- Говори! Так быстро, как сможешь!
Ремон с тоской подумал о темноволосом рыцаре и тут же сообразил: его, вероятно, уже нет в живых. Петер молчал. Его встревоженное лицо напомнило Ремону о Бланке, и он подумал: «Как же так… Я ведь столько всего должен был совершить».
«Когда я стану женой рыцаря, пытаться скрыть акцент будет поздно».
- Schild en vriend, - одними губами произнес Петер. Бесполезно.
- Сhild an vrian! – выкрикнул Ремон, и скорее увидел, чем почувствовал, как тяжелая дубина опустилась на голову.
Тело его, бездыханное, рухнуло на землю, и Ремон стал тысяча первым убитым французом в то утро. Переступив через него, ткачи и торговцы, сукновалы и пекари двинулись дальше.
В Брюгге звонили к заутрене.
Автор: Лис_Уильямс
Источник: https://litclubbs.ru/duel/57-zautrenja-v-bryugge.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#утренняя #рыцарь #жена #скороговорка #подвиги
