2.
С того момента, как корабль класса «призрак» высадил герцога в алайском лесу, прошло немногим более трех месяцев. Но калейдоскоп событий раскручивался с такой быстротой, что даже месячный промежуток превращался в далекую историю, которая вспоминалась редкими всполохами явлений, масштаб которых было невозможно осознать.
Алайский Революционный Комитет, устроивший кровавый переворот и благополучно испустивший дух в ложе Императорского театра, за недолгое свое правление убедительно показал преимущество диктатуры над демократией. Простому народу всегда было проще иметь дело с одним тираном, чем с тысячей проходимцев. А поскольку герцог в гостях у Корнея почерпнул немало прогрессивных взглядов на общество как индустриальное, так и постиндустриальное, кое какие выводы для себя он сделал. И не просто сделал, но и приступил к их внедрению незамедлительно. Один из выводов касался демографической политики - даже при подавлении мятежа герцог предпочитал массовым казням штрафные отряды. Это также была одна из причин, почему народные симпатии недолго оставались на стороне революции.
С эпидемией справились быстро, благо в таинственных недрах хозяйства Одноглазого Лиса внезапно нашлись и лаборатории, и специалисты в необходимых количествах.
Разорение, учиненное в ходе беспорядков, устранялось силами штрафных отрядов, состоящих в основном из раскаявшихся, либо находящихся в процессе раскаяния революционеров всех мастей и калибров. Облегчало задачу то, что основной разгул революции пришелся на столицу, и экспедиционные отряды не пришлось гонять далеко от метрополии. В деревнях народ традиционно закрывал ставни и калитки, поглядывая через заборы то на приезжающие устанавливать новый порядок революционные комитеты, то на егерей, вылавливающих эти самые комитеты по погребам да сеновалам. И качали головами: - ты смотри, что городские придумали.
А вот армия была изрядно ослаблена. Самоходок и сотни не набиралось, да вдобавок все заводские склады запасных частей были разграблены подчистую. Бригада егерей, первой выступившая на защиту дворца из пригородного гарнизона, была зажата в тесных улицах Веселой слободки и почти наполовину сожжена штурмовыми группами Революционного комитета. Патронный завод разграблен. Химические фабрики сгорели дотла. На весь фронт не набиралось и десятка боеспособных бригад, да одна бронедивизия. И потери техники быстро не восполнить, Бронемашинный завод работает наполовину мощности, штурмовые самолеты и вовсе делают в неделю один - два.
В Империи Каргон, напротив, пламя демократии бушевало вовсю. Высочайшее посольство Императорского Дома во главе с принцессой, направлявшееся в герцогство по случаю объявленной помолвки герцога Алайского с принцессой Каргона, успело доехать только до приграничной деревни, как случился дворцовый переворот. Имперский стряпчий объявил о бегстве прогнившего режима от праведного народного гнева, в связи с чем власть в империи переходила Комитету Каргонской Демократии со стряпчим же во главе.
Помолвка была сорвана, само же посольство получило от императора указание направляться в далекое родовое имение, где император после отречения ждал принцессу, как говорится, на постоянное место жительства.
А так как демократия, согласно учению древнего философа Идиона, есть терпение к множеству грехов, размах социальных реформ в империи потрясал воображение. Почти половина имперских уездов поклонялась своим грехам, ни в грош не ставя грехи соседей. Другая же половина, по примеру столицы, признавала все грехи подряд, умудряясь при этом непрерывно плодить фантасмагорические формуляры о наказаниях как за греховные деяния, так и иные. Причем такая формулировка, по мнению Комитета Каргонской Демократии, была особенно удачной, так как позволяла любого пособника карать без ненужных формальностей.
Ситуация на фронте была тупиковой. Империя была не готова ни к наступлению, ни даже к удержанию фронта. Несмотря на дисциплину в строевых частях, в тылах творился форменный бардак. Провиант доставлялся скудно, да и тот не надлежащего качества. Фабрики боеприпасов почти что не работали по причине учиненного мародерства, а кое где и по причине внезапной кончины хозяев - угнетателей вместе с приспешниками в лице инженерного состава. Самоходок не было, и когда появятся - неизвестно. Во время революции самоходная фабрика сгорела дотла. И на месте фабрики моторов теперь озеро после взрыва. И в озере этом плавает все, что со столичных улиц стекает, да из окрестных помоек дождями приносит. А приносит туда такое разное, что труповозка к озеру уже дорогу накатала. Плоды революции, так сказать, собирает да вывозит.
Из всех вооружений только бомбовозы выходили из цехов без задержек – заводские караулы удержали первую волну нападающих, а после уже всем не до цехов было. Но выходили недолго – моторы на складах закончились быстро, а новых уже не будет. Во всяком случае, пока не отстроят заново фабрику. А подступиться к строительству новая власть никак не могла по причине полной неспособности организовать что-либо, за исключением революционного порыва.
Но из-за этих бомбовозов и тихо пока на фронте. Никому не хочется первым поминальные обеды заказывать.
В общем, единственным оплотом порядка в империи оставалась армия, но за заборами гарнизонов не было ни порядка, ни самой империи. В первые дни революции столичный гарнизон поддержал было демократию, но вырвавшийся из госпиталя маршал Брогг решительно перевел все части на казарменное положение. Авторитет маршала был высок, никаких сомнений при выполнении приказов не возникало. Да и никаких других приказов в гарнизоны не поступало – Комитет Демократии был настолько занят созерцанием учиненного бардака, что на какие либо осознанные действия сил не оставалось.
Однажды, правда, к маршалу приехал посыльный от бывшего стряпчего с просьбой явиться во дворец, но маршал в доступной ему манере объяснил, что перемирие на фронтах - очень временное явление. И если господа демократы не планируют встречать во дворце алайских егерей, которым до столицы идти неделю прогулочным шагом, то лучше армию и лично его, маршала Брогга, больше не беспокоить.
После отбытия посыльного маршал отдал приказ всех ходоков от местных и столичных демократических комитетов без разговоров вешать на окрестных деревьях. В приграничных уездах им были назначены военные администрации, местные же, из демократических комитетов, за ненадобностью были пущены в расход. В целом, армия была в железных руках, и недалек был тот день, когда терпение к множеству грехов сменится осознанной необходимостью порядка.
Но о терпении маршала Брогга ходили легенды. За все это время лишь однажды он проявил слабость. Маршал лично командовал расстрелом командира столичного гарнизона.