А что у нас? На Камчатке такое даже представить невозможно: у нас 40 километров можно ехать весь день, и преодолеешь только один горный хребет. А ведь человек любознателен, он исследователь по своей природе, он хочет увидеть другую Камчатку, показать ее своим детям. И по ту сторону гор есть, например, красивая долина, и туда люди отправляются целыми семьями. Идут группами пешком, едут на снегоходах. Мостов нет, дорог нет, есть только направление движения. И эти люди теряются, гибнут… страшное дело. Никто не может запретить туристам путешествовать, экспериментировать и искать новые дороги. Так почему бы не построить для них трассы, не проложить маршруты?
Пока нет специальных дорог, любая экспедиция – это нереальный стресс. Вот мы пару лет назад отправились с Кристиной Розенберг вдвоем на Жировские источники. Там вахтовики с рыборазводного завода месяцами не видят людей и не имеют связи с миром; мы узнали, что у них кончились лекарства и книги и решили отвезти им самое необходимое. Расстояние в пути – всего 65 км. И что же: обратно мы вернулись только на следующий день. Вернулись измученные, попали в сильную метель, сбились с дороги. А могло быть все по-другому, если бы мы ехали по подготовленной трассе. Тогда эти 65 км превратились бы в лайтовую часовую прогулку с ветерком. А если с ветерком 65, то у людей появится желание ехать. Ведь никто не хочет пота и страданий! И если на том конце тебя ждет теплая изба, еда и горячие источники, то люди поедут на такой отдых с радостью.
А у нас чаще едут на снегоходах как в последний путь. Я иногда наблюдаю, как камчатские ребята собираются в какую-то поездку. Сорок километров каких-то, один день пути! А они с прицепа сгружаются: сани, канистры с бензином, детей закутывают, сами одеваются и собираются так, как будто уходят навсегда; и дрова у них с собой, и бензопила, и лебедка, и топор, и запас продуктов на несколько дней. «Ну, а вдруг мы не проедем». И это каких-то 40 км. Мрак!
На машине 40 км – это 30 минут пути по хорошей дороге. А на снегоходе то же расстояние люди завершают с последними лучами солнца, а то и затемно. Не дай бог попасть в непогоду. Трасса не промаркирована, не укатана, никакой ратрак там не ездит. Какой-то «дикий запад»: кто сильнее, у кого калибр больше, тот молодец. Выживает сильнейший.
СТОЙ, ОПАСНАЯ ЗОНА
В туристической отрасли ярко выражена сезонность: с июня по сентябрь открывается немыслимое количество разных маршрутов и активностей. А чем занята индустрия в оставшиеся восемь месяцев? Чем заняты люди, задействованные в ней летом? Сезонный бизнес никогда не дает круглогодичной занятости – потому и возникают постоянные кадровые проблемы. А из-за этого, в свою очередь, появляются и проблемы, связанные с качеством предоставляемых туристическими компаниями услуг. Можно это изменить? Однозначно.
На фоне того, что в стране есть много проблем с медициной, образованием, социалкой, строительство снегоходных трасс, конечно, выглядит неактуальным. Но надо понемногу развивать все сферы нашей жизни: строить больницы и школы, кинотеатры, стадионы. Но и внедорожные трассы – тоже! Я за то, чтобы в современном человеке развивался дух исследователя, первооткрывателя и борца.
У нас на Камчатке есть проекты федерального масштаба, не буду их упоминать и ставить под сомнение необходимость их строительства. Наверняка это важно и нужно стране. Но если посмотреть, сколько необходимо денег на их развитие и какими темпами идет стройка, то мы поймем: жизни не хватит, чтобы их закончить. А если жизни не хватит, то давайте лучше уже сегодня построим хотя бы одну снегоходную трассу, по которой будут ездить люди?
И тут возникает еще один скользкий момент. У нас в законодательстве нет определения, что такое эта самая «трасса». Ни в одном законе нет таких понятий – квадроциклетная или снегоходная дорога! У нас квадроциклы завозятся в страну как «снегоболотоходы», о чем тут говорить. И какие бывают снегоходы, кто, как и где может на них ездить – никак не регламентируется, определения трасс в законе тоже нет.
И поэтому все, кто занимается развитием снегоходного туризма, ходят по лезвию бритвы. Они говорят: ребята, мы вас тут на снегоходах будем катать, приезжайте. Вы можете сами управлять техникой, мы можем катать вас пассажирами, вы можете сами ехать с пассажиром, а хотите – езжайте в санях… Всё это круто, но снегоход – это транспортное средство повышенной опасности, и что-то может пойти не так. И если вдруг что-то с туристом случается, то всех сажают в тюрьму. Начинается расследование. И что мы имеем? Удостоверения машиниста-тракториста у этого человека не было. На учете этот снегоход, скорее всего, не стоял.
К моему большому сожалению, очень многие снегоходчики (по крайней мере, на Камчатке) свои снегоходы на учет не ставят. Причин две: не хотят платить налоги (если дело дойдет до штрафа, предпочитают заплатить штраф) и, главное – не находят ответной реакции у государства, которое только собирает деньги, не давая ничего взамен.
Ведь, когда ты платишь налог на автомобиль, то ты понимаешь, на что примерно идут твои деньги. У тебя в стране хотя бы есть дороги. Да, не всегда хорошие, но ты понимаешь, что в бюджете есть статьи на поддержание дорог, и худо-бедно они поддерживаются. И ты как автомобилист по ним ездишь каждый день.
А что со снегоходами? Ни-че-го! У меня вопрос: почему мы, поставив снегоход на учет, заплатив все налоги, и немалые, ничего не получаем в обмен на свои деньги? За что мы платим? Где снегоходные дороги, где разметка, знаки, заправки, карты снегоходных дорог? Спросите меня: готов ли я платить больше? Да, готов, однозначно. Но я хочу что-то получить взамен.
