Старик-сосед переступил порог. Скрипящим голосом, словно несмазанная петля, он попросил:
– Вы не напечатайте ещё раз мне обращение в суд?
Я чуть не сползла по стенке: "Так мы ему уже печатали всё это?"
Дедушка был глухим, чтобы до него докричаться, приходилось орать.
– Хорошо, мы сделаем. Нет, не нужно денег. Да-да, приходите завтра.
На листочках рукописным текстом было написано, что он просит суд вернуть ему квартиру, которую, якобы, его умершая жена переписала на старшего сына.
– А ведь все должно быть по-честному, нужно было бы разделить хрущёвку между двумя братьями, как ты думаешь? – прошелестел сосед.
– Но ведь тут написано, что старший сын умер. Между кем вы хотите делить квартиру?
– Так ведь жена старшего сына хочет заполучить квартиру себе. Это моя квартира.
Дед нам сразу не понравился, как только мы переселились в новое место обитания. Сухой, с неприятно зачесанной челкой. Он будто долго готовился, чтобы спуститься к нам, на этаж ниже. Ещё ранее он кричал на вентиляторщика, что тот не умеет выполнять свою работу, потом кричал в подъезде, что там мусор, потом опять на кого-то кричал. Он постоянно чем-то был недоволен. А потом он стал стучать к нам в одиннадцать вечера, очень громко, как-то с надрывом. Открываем, мало ли что, вдруг, что-то случилось, а он стоит опять с этими бумагами и говорит что-то про неверно поставленную запятую.
Как только закрылась дверь, мы поругались. Просто потому что оба не могли сказать деду слово "нет", потому что знали, что ни в какой суд он не обратится и, уж конечно, не выиграет дело, так как всё, что было там написано – эмоционально, нелогично, странно. Ещё неприятно было то, что он называл своего младшего сына шизофреником без врачебного постановления.
Это был третий случай его появления в дверях нашей квартиры с этими листками. И мне казалось, что старость "под таким соусом", в таком проявлении неполноценно громкая и злая. Этими же выходными в Дендропарке мы познакомились с весёлой старушкой. Она увидела мелкую, медленно передвигающуюся собаку, и говорит:
– Вот это да. Какая хорошая. Наверное, каждый добрый человек должен иметь животное в доме. – Она была скромно накрашена, говорила тихо, размеренно, совершенно не раздражая.
И это было олицетворение другой старости, тихой, свободной от досады и агрессии. И дело тут было не в любви к домашним питомцам и не в напечатанных листках, а, наверное, в гармонии с окружающей средой.
Неясно, какими же мы будем в старости.