Одна из причин, по которым движение альбигойцев-катаров воспринимается в России в целом положительно и даже романтизировано, состоит в том, что средневековый католицизм (с черной легендой о инквизиции), как таковой не популярен.
Более того, во времена Средневековья римско-католическая церковь не отличалась терпимостью и к нашим православным предкам - от крестоносцев Немецкого Ордена, ведших войны с Новгородом и Псковом, до нашествия в Смутные времена, как минимум, с «моральной» поддержкой Ватикана. В результате чего создается ложное логическое заключение – и все остальные, кого атаковал католический мир в Средние века – «хорошие» по умолчанию.
Вроде как - «враг моего врага – мой друг». Хм, а если … крокодил хочет съесть моего врага, то крокодил тоже мой друг? В эту логическую ловушку попался Арабский халифат с павликанами – предшественниками катаров, не критичную, учитывая мощь арабского государства, но наверняка весьма обидную. При византийском императоре Льве V Армянине (правление 813-820) павликане бегут в Халифат, где их принимают с распростертыми объятьями (ведь это же враги наших врагов, а значит наши друзья!), позволяют поселиться, строить крепости, со временем павликане создают собственное государство и сюрприз-сюрприз - начинают совершать набеги не только на византийцев и армянские христианское земли, но и на самих арабов. Как неожиданно.
Говоря о катарах, нахожу необходимым замолвить слово о вальденсах – настоящем народном христианском движении, оказавшимся исторически нахально «пришпиленным» к альбигойству. Катары очень удачно под вальденсов мимикрировали, до такой степени, что многие считают их чуть ли не «единоверцами». При этом современные защитники катаров, как правило, забывают упомянуть, что Пьер Вальдо (1147-1217) и его последователи, будучи гонимы официальной католической церковью, тем не менее сами боролись с катарами путем проповедей.
А все потому что Пьер Вальдо сразу же понял с кем имеет дело – довольно странным сплавом верований, просто-напросто отрицающим учение Христа целиком и полностью, естественно, вальденсам, было с катарами не по пути. Являясь христианами, вальденсы пережили все гонения, много позже частично вступив в ряды реформатских церквей.
Еще один штрих – истинно народное движение вальденсов не пользовалось поддержкой аристократии. А вот в катары дворянство Лангедока ломилось скопом. Потому как технически ничего не менялось – как в католицизме в церковную иерархию встраивалась знать, так и ряды катарских «совершенных» были тут же «усилены» и укреплены выходцами почти из всех мало-мальски значимых домов Юга Франции. Это называется «равенство и братство».
Вообще, феодальная аристократия не жаловала никакие ереси, вплоть до гуситского движения в Чехии. Потому как движение это было национальным, но не совсем народным - крестьянским и бедняцким, отнюдь. До сих пор помню школьные впечатления о гуситской пехоте, наводившей ужас на крестоносцев своими цепами. Но вот о гуситских же «танках» с верными вассалами и наследными замками, нам в школе рассказать немножко «забыли».
Вторая причина широкой поддержки – провозглашаемая лукаво, свобода женщин. А как же - пылкие и смелые дамы были среди «совершенных» катаров. Вот и у Сапковского в «Саге о Рейневане», Ютта, возлюбленная главного героя шепчет - «Монсегюр жив», как романтично и смело. Но есть один очевидный нюанс, который все отказываются почему-то замечать. Речь идет о благородных дамах, только и исключительно дворянского происхождения. Хорошо быть пылкой и смелой, будучи сестрой какого-нибудь графа де Фуа, которому, в принципе, не нужны причины, чтобы отправить подвернувшегося под руку бедолагу к праотцам, а уж того, кто родственницу обидит словом…
Что же касается простолюдинок, то альбигийство не несло им принципиально никакой защиты. Собственно, ничего не изменилось, защиты искать по-прежнему не у кого и негде, может быть даже еще и хуже стало.
«Веровала я в еретические заблуждения, пока Арно Виталь (катар) не попытался взять меня силком. Случай … враз отвратил меня от всяких заблуждений»
Это из записей допроса Раймонды Тестоньер, относящегося ко времени «катарского возрождения» из исследования Эммануэля Ле Руа Людори «Монтайю, окситанская деревня». Вот так и «добрый человек», к тому же в данном случае еще и кузен сожителя Раймонды. И это не единственная подобная запись, по истории деревни Монтайю. «Герои» работы Людори – семейство Клергов – даже не дворяне, а просто удачливые (до поры до времени) выскочки, захватившие власть в Монтайю, ведут себя очень своеобразно по отношению к бесправным крестьянкам. А ведь речь здесь идет о кратковременном всплеске учения, на ограниченной территории. Можно представить, что было с правами женщин, когда Лангедок переживал расцвет альбигойства.
Продолжение, возможно, следует…
