Дом за городом пусть и не выделялся богатством по сравнению со своими городскими братьями, но, затерянный среди густой чащи, он и не стремился выделиться своей изящностью, а даже напротив, пытался скрыться, слиться с лесом.
Когда граф и графиня приехали сюда, под стать настроению их, ливнем шел дождь, а домик встретил своих хозяев грустной и глубокой темнотой окон. После известия о смерти дочери, нисколько не мешкая, граф принял решение отречься от городской суеты и уединиться с женой и парой человек из прислуги здесь, чтобы забыться. И с того самого дня граф стал забываться каждый день, отдаваясь под власть хмеля. Но теперь привычка его была ему не в радость. С тяжелым сердцем он кружил со своей женой, которая теперь противилась ему, и от того граф стал поднимать руку на нее. И каждый день, закончив свое рукоприкладство, граф танцевал с ослабевшей женой своей, а после прямо на полу, по середине комнаты крепко засыпал, пока графиня, едва сдерживая слезы, уходила в свою комнату, чтобы там обмыть водой свежие синяки на руках.
Теперь только раз в месяц граф принял за правило не пить, когда приезжал к ним в гости Аркадий Иванович. Но теперь Аркадий Иванович был не желанным гостем в этой семье. Вернее, нежеланным гостем он стал для графа, потому как при Аркадии Ивановиче нельзя было забыться в алкоголе. Графиня же напротив ждала гостя, отсчитывая дни до его приезда. Она старательно замазывала синяки, и примеряла платья с длинными рукавами, часами просиживая перед зеркалом, чтобы никто не знал, как унижают ее. А граф, замечая, как жена наряжается для гостя, ревновал, и потому, когда напивался на следующий день, бил ее еще сильнее.
А Аркадий Иванович, заметивший, как осунулся граф, и какие яркие стали синяки под глазами графини, не стал предавать этому значения, и приезжал раз в месяц, чтобы вспомнить крестницу вместе с ее родителями.
- …Время уже позднее, да и все равно до станции мне от вас ближе. – Просился Аркадий Иванович в тот ноябрьский день на ночлег к графу. Граф, тяжело вздохнув, так как глубоко в душе он не хотел больше видеть друга своего у себя дома так долго, произнес:
- Конечно, оставайся! Мы всегда рады доставить тебе удовольствие!
- Вот славно! Я знал, что ты мне не откажешь.
И они ближе к полуночи разошлись по комнатам. Графиня – в дальнюю, маленькую, немного душною из-за сломанного и не открывающегося окна, но очень уютную комнатку. Аркадий Иванович – в ближнюю, широкую и пустую. А Степан Андреевич пошел в среднюю комнату. Громко, со скрипом закрыв дверь, граф, не раздеваясь, рухнул на кровать лицом вниз. За стеной справа уже вовсю храпел ставший ненавистным ему Аркадий Иванович, досаждающий раз в месяц своим присутствием. За левой стеной готовилась ко сну тоже ставшая ненавистной ему жена, которая уже не была его Таней. Это была другая женщина, которая не только не любила, но и презирала его. И не только она, но и все вокруг стало другим, ненавистным ему.
Граф прислушался. Из одной комнаты доносился звонкий жизнерадостный храп, прерываемый иногда сонным бормотанием. Из комнаты графини не доносилось не звука. Хотя уже который день графиня неспокойно спала, то и дело просыпаясь от собственных стонов.
Степан Андреевич пролежал до утра в ожидании сна, и когда наконец начал дремать, к нему в комнату вошли с известием: ночью графиня испустила дух.