Предыстория: в селе Дно одновременно происходит несколько событий. Умирает знаменитый писатель Перемыслов, в реке вылавливают тело незнакомого мужчины, а успешный москвич бесследно пропадает. Майор Круглов, очевидно, лучше других знает обстоятельства всех этих происшествий, однако не спешит делиться ими с любопытствующими приезжими родственниками.
Завтра у Круглова был выходной, поэтому он мог позволить себе допоздна сидеть перед телевизором, по которому люди за стойками, поставленными одна против другой, неразборчиво кричали друг другу оскорбления, в которых отчётливо слышны были только «фашисты» и «либералы». Он, сам того не замечая, согласно кивал в такт их стараниям, периодически делая глотки виски из большого стакана. Валерию Борисовичу очень приятно было полулежать в новом кресле, хотя спина болела не меньше, чем всю нервную неделю, проведённую на ногах, наблюдать перед собой большой плоский экран, хотя сюжет программы и не трогал сознания, и пить дорогой импортный напиток, хотя вкус его не особенно радовал.
Круглова скорее раздражал собственный дом. Он никого не звал в гости – кажется, за долгие годы одиночества внутрь зашли лишь работники ремонтной бригады, да однажды слесарь с водоканала. И всё же, даже из-за этих редких, вынужденных оказий, он опасался вкладывать сюда большие деньги. Мебель покупал добротную, но в русских магазинах. Диван покрыл старым покрывалом, купленным ещё на ваучер в девяностые. Плитой пользовался советской газовой, сливной бачок в туалете монтировать в стену отказался, окно на кухне оставил прежнее, деревянное. И, хотя снаружи дом был утеплён, побелён, крыша перекрыта, внутри, несмотря на новые обои и ламинат на полу, он оставался тем же тесным, с неистребимым запахом сырости и лука из погреба, в котором давно не хранилось ничего, кроме пяти ящиков армейской тушёнки на случай ядерной войны, с низкими притолоками, о которые человек повыше Круглова непременно бился бы головой, домом, где Валера провёл всё своё детство.
Счастливых воспоминаний здесь не поселилось: отец подрабатывал то сторожем, то дворником, то грузчиком, и отовсюду его вскоре выгоняли за безбожное пьянство. Мама сажала большой огород и подшивала на машинке шторы да брюки односельчанам. Тихая, нерешительная, она регулярно бывала бита отцом, от которого пыталась прятать скудные деньги. Отец десять лет назад скоропостижно умер от инфаркта – просто не проснулся. Маме Круглов построил хорошенький каркасный коттеджик в области, подальше от Дна: там эта пожилая, всегда заторможенная женщина вдруг оживела, словно выпустила на волю неимоверную энергию, все эти годы зажимаемую внутри: высаживала необъятную плантацию роз и разводила лысых египетских кошек. Мать Валера боготворил, и удачей считал вечера, проведённые вместе у камина, для которого с удовольствием рубил дрова, пока мама запекала в духовке индейку с корочкой.
Жену с дочерью он так же давно переселил в райцентр: купил просторную квартиру в новостройке, сделал там отличный ремонт. Дочь училась в единственной в городе частной гимназии, жена звенела золотыми цепочками и имела две шубы, научилась водить громоздкий внедорожник. Их он тоже старался посещать часто, но любил гораздо меньше, чем визиты к маме. Жена его, которая была такой исполнительной, аккуратной хозяйкой, как только он её, по собственному же выражению, «взял», с ростом благополучия стала до того избалованной, что в каждый его приезд вынуждала идти в ресторан или заказывала на дом роллы, так ещё и тратила большие деньги на домработницу. Ему же отчего-то так хотелось видеть её нормальной: суетящейся у плиты или торопливо стряхивающей пыль с журнального столика, перед тем как ему присесть на диван – как это делала обыкновенно мама. Дочь-подросток и вовсе пугала: в раннем детстве он её почти не помнил, а потом мало когда говорил с ней не сухо, дежурно спрашивая, как дела и всё ли в порядке в школе, а она на глазах превращалась в маленькую женщину, которых он, в сущности, ни во что не ставил, считая глупыми и меркантильными. И всё же Круглов знал: он давал им такие средства, как ни один мужчина в его окружении, и ни разу не ударил – а значит, исполнял свой семейный долг блестяще.
Круглов почитал мать, презирал жену, ненавидел украинцев, евреев и «либералов», верил в масонский заговор, «Римский клуб» и план Даллеса, боялся бога и, хотя вечная занятость и усталость не позволяли ему посещать храм, пасхальную службу всегда выстаивал до конца, а с ежемесячного дохода, скрупулёзно им записываемого (учитывались подробно и полученные взятки, и хищения, и неофициальные поступления с его секретной деятельности), жертвовал отцу Нектарию 10%. Он неимоверно гордился тем, чего добился: и званием майора в 35 лет, и положением негласного управителя посёлка, и властью над судьбой каждого местного жителя и приезжего «игрока», и высоким доходом, и тем, как устроил жизнь своих близких. Кто бы мог подумать ещё лет десять назад! Теперь ни одна из продажных девок, что в детстве смеялись над его маленьким ростом, рыжими волосами и незажившими оспинами на лице, как ни одна из их дочерей, не могли отказать ему в его пожеланиях, – чем он охотно и даже снисходительно пользовался. Но угнетала необходимость скрывать свой успех: перед гостями он вынужден был играть роль простоватого и расшаркивающегося полицейского, благосостояние своё – скрывать, чтобы у посторонних не возникло вопросов, откуда у начальника местячкового отдела средства на такую жизнь, а у подельников – какая же часть поступающих средств оседает в его кармане. В своём сознании он был велик и грозен, но что было от того толку, если воочию его триумф не замечал никто? И ладно бы, жители Дна, сознававшие его возможности и благодарные за шанс им, забытым и забитым, живущим вдали от какого-либо предприятия, иметь уровень жизни не хуже, чем в среднем провинциальном городке! Сильнее всего его изводил Перемыслов! Вот, кто был идейным вдохновителем, хранителем и спасителем посёлка – пришельцем из дивного стороннего мира, принесшего с собой перемены и благополучие. Его боготворили, к нему ходили на поклоны, говорили слова благодарности и даже имя произносили с придыханием! А тот обращался к Круглову между делом, отдавая дежурным тоном поручения, и даже позволял себе иногда подшучивать! Теперь, когда писателя не стало, Круглов наконец почувствовал себя – не счастливым, нет, это состояние было для него каким-то диким, незнакомым – но злорадно удовлетворённым. Однако смерть ненавистного старика принесла и немало проблем.
Во-первых, его дочь: такая же презрительная, избалованная московская «аристократочка», в которой соединились ненавистные Круглову тупость всех баб, и самоуверенность богачей, и чисто перемысловское смелое ощущение неуязвимости. Конечно, в результатах вскрытия её отца всё было в полном порядке, однако при наличии подозрений, которые у неё уже были, можно было бы придраться и к лекарственным препаратам, обнаруженным в крови, и к самим обстоятельствам слишком уж внезапной для вполне здорового организма смерти. И, хотя безукоризненным вариантом была её созревшая уверенность в том, что виной всему медсестра, Светку надо было всё же беречь, она была полезна. Потому что сам Круглов, конечно, с трудом справлялся со всем, чем раньше руководил её покровитель.
Во-вторых, нарисовался новый клиент, несомненный выходец из органов. И, хотя большая часть здешних визитёров была оттуда же, появился он невовремя, слишком много совпадений было в его внезапном визите, и Круглов сердцем чуял исходившую от московского гостя опасность.
И, наконец, третье… Да, как вовремя он об этом вспомнил! «Постояльца» пора бы покормить. Круглов отправился на кухню, быстро соорудил там три бутерброда, наскоро навёл бледного, некрепкого чаю и, поставив всё на поднос, заткнув за пояс пистолет, отправился к подвалу. Откинув крышку, он немного постоял, принюхиваясь к так раздражавшему его запаху, и принялся медленно спускаться вниз. «Честное слово, если б кто знал, насколько проще было его убить!», – с усталостью думал он на ходу…
#мистика #детектив #триллер #рассказ #современная проза