С удовольствием прочел роман. Основное впечатление – занимательное чтение, начнешь – не оторвешься. Второе впечатление – автору хочется угодить всем, а на всех не угодишь. И даже такой, заслуживающий уважения, мотив, как увеличение продаж, не должен сбивать автора с курса.
Есть вещи настолько затертые, что диву даешься, как они попали-то в произведение? Например, опус с гибелью папы героя от рук пьяных матросов в июле 17-го. Указано и место, очевидно, для вящей достоверности, Варшавский вокзал. Не хочу глумиться над сыновним чувством юноши Иннокентия, но с неудовольствием отмечу – это штамп. Затасканный еще со времен гибели генерала Духонина, заплесневелый, заштампованный штамп. От этих пьяных рук у нас, наверное, погибла половина личного состава российской империи.
Или вот животрепещущие описания лагерной жизни с соответствующими картинками нравов – к чему это? Сколько уж написано на эту тему. И, в отличие от Водолазкина Е.Г., непосредственными, так сказать, участниками процесса. У них это и проще и страшнее. Лучше (или хуже, не знаю, как сказать), чем у Шаламова не получится написать, как ни старайся. Он там был, а Водолазкин, насколько я понимаю, нет. Поэтому и оставляет нагромождение лагерных ужасов впечатление некоторой недостоверности и надуманности, или какой-то театральности, что ли; право, будто для театральных подмостков написано. Особенно сцена сидения «на жердочке». Хотя допускаю, что так оно в действительности и было. Немало страниц романа, а, значит, и творческих усилий автора, отдано живописанию свинцовых мерзостей лагерного коммунизма. На мой взгляд, творческие усилия заслуживают лучшего применения.
При том, что взгляд автора на российскую историю двадцатого столетия я отчасти разделяю. Вернее, взгляд главного героя романа Иннокентия Петровича Платонова. Очевидно, что русская революция, взятая в широких временных рамках, повлекла за собой такое массовое избиение собственного народа, какого не знала ни одна другая. Отчасти, возможно, и по причине совершенствования, так скажем, инструментария. А что же народ? Безмолствовал? До поры – да. А когда взялся за топоры, было уже поздно.
Близок мне и тезис героя о внутренних и внешних законах человеческих. И тоже отчасти. Внутренние законы отсутствуют не у многих; они отсутствуют, по правде говоря, у колоссального большинства наших современников и, что хуже, наших соотечественников. И, положа руку на собственное сердце, многие ли из нас могут сказать себе, что всегда поступали в соответствии со своими внутренними законами? При их наличии, разумеется? Молчите? То-то.
Вообще главный герой нарисован автором с большой симпатией, видно, что автор к нему не равнодушен. Думаю, что и читатель не устоит пред его обаянием. И манеры его, и жизненные установки, и взвешенный взгляд на наше непростое прошлое по-человечески весьма привлекательны. Да и на настоящее тоже. Видеть наши телевизионные шоу и конкурсы человеку, хотя слегка прикоснувшемуся к культуре, накопленной поколениями предков, решительно невозможно. Нет, не случайно Платонов И.П. имел успех у двух таких непохожих женщин, как Анастасия-бабушка и Настя-внучка. Вот кстати о Насте-внучке. Захотелось беременной девочке пукнуть, и об этом необходимо сообщить читателю? Во имя каких таких идеалов? Это же чистая физиология. Но не литература. Неприятно. Или еще одна творческая находка – собственноручное подмывание главным героем Анастасии-бабушки, находящейся к тому же во время этой процедуры в бессознательном состоянии… Ну и? Как выражается иногда нынешний тренер нашей сборной по футболу. Да, и вот еще что, уважаемый Евгений Германович, хватит уже про кал. В «Лавре» ознакомился с этой темой, читаю «Авиатора», там опять. То у Вас беременная девочка обгадится, то зеки в СЛОНе, то больная бабушка. Сдайте Вы уже анализы и закройте эту тему. Пожалуйста.
Все основные действующие лица выписаны с большой любовью. Очень хорош доктор Гейгер, по-немецки суховатый, уравновешенный и, в то же время, трогательно внимательный к своему пациенту. Гейгер и Платонов, врач и пациент, педант и мечтатель, оба не лишенные способности мыслить, становятся друзьями.
Погружения Платонова в свою первую жизнь, в детство, а, позднее, и в юность очень хороши и органичны. Факт от вымысла не отличишь. Есть эпизоды просто гениальные. Похороны авиатора Фролова, например. А через несколько страниц читаешь эпизод из второй жизни со вскрытием гроба Терентия Осиповича и думаешь: «Ну, бред же какой-то!»
Очень хорош панегирик состоявшемуся человеку на 345-ой странице. Нельзя не согласиться с автором, что состоявшиеся люди мало зависят от окружающих, ну, и дальше по тексту. Потому они и авиаторы.
О сюжете. Сюжет изощренный. Больше о нем ничего писать не буду, чтобы не лишать читателя удовольствия самому во всем разобраться.
Литературные достоинства налицо, от чтения получаешь удовольствие. За исключением отдельных кусков, о которых сказано выше.
После прочтения романа делаю для себя вывод: авторская позиция состоит в том, что личное счастье слабо коррелирует с общественным строем. Согласен.
