Александр Семениченко
Все истории, по возможности, рассказываются от первого лица. Это и мои воспоминания, и рассказы (а то и просто байки) коллег, и истории, в которых я был участником или свидетелем. По возможности буду избегать имен или изменять их.
Невесомость-перегрузка.
Первое основательное знакомство с настоящей авиацией произошло у меня в возрасте лет девяти-десяти. Была середина 60-х годов прошлого века. Мой отец, тогда командир Ан-2, и раньше периодически брал меня с собой в аэропорт. Но это было не совсем то, что меня интересовало. Мне можно было поиграть с линейкой НЛ-8, порисовать фигурки через штурманскую линейку (нечто похожее на современную офицерскую линейку) или полетать с отцом на тренажере. Но это не самое интересное. Хотя и на тренажере можно было пережить нечто необычное. Как-то я напросился в аэропорт, в надежде посмотреть самолеты, но не судьба… Отец сидел за столом в штабе и делал совсем не «летчицкую» работу: перебирал какие-то бумаги, что-то читал, расписывался в каких-то журналах. На мой взгляд делал не свое дело. Меня все это тяготило. Вероятно, я очень мешал отцу. И в итоге я оказался на тренажере. Инструктор завел меня в кабину Ил-14, представил: «Вот, даю вам проверяющего…» Посадил на место бортрадиста, сказал мне, чтобы я ничего не трогал и ушел. В отличие от Ан-2, где стекла фонаря были закрашены белой краской, здесь стекла были черные. В кабине было темно. Шумела-гудела какая-то аппаратура, приборы светились загадочным светом. Члены экипажа, переговариваясь между собой, сосредоточенно смотрели на приборы, перемещали штурвалы, переключали тумблеры. У меня возникла полная иллюзия ночного полета. И вдруг… Загудела сирена, на приборной доске включились красные лампы, раздавались какие-то команды, члены экипажа очень быстро включали и выключали тумблеры. Сказать, что я испугался, не сказать ничего. Я вжался в кресло и ожидал чего-то страшного. Неожиданно у меня за спиной открылась дверь, появился свет и вошел инструктор тренажера. «Хватит летать, вы уже сгорели», - объявил он и вышел. Из кабины я выскочил первым, я был счастлив. Пожар учебный, вокруг знакомая обстановка и, самое главное, отец уже ожидал меня из «полета».
Но все же настоящие самолеты были интереснее. Я очень хотел смотреть самолеты. И мы шли на перрон. Мы заходили в самолет… Настоящий самолет… И совсем неважно, что это Ан-2 или Як-12. ЭТО НАСТОЯЩИЙ САМОЛЕТ… Особый запах кожи, бензина, масла, каких-то химикатов и чего-то непонятного, необъяснимого… это запах авиации, запах полета, запах неба… А если на перроне кто-то из техников, чтобы не цеплять водило к самолету и не вызывать тягач для буксировки, обращаясь к отцу, просил: «Командир, перерули самолет», я был счастлив безмерно. Мы были вдвоем в самолете, я сидел на месте второго пилота. Отец запускал двигатель и переруливал самолет на новое место стоянки, точно на упорные колодки. Меня переполняла гордость, я сидел на месте второго пилота с наушниками на голове и докладывал командиру по СПУ, что правое колесо уперлось в колодку.
И вот однажды мы вышли на перрон. Я видел, что закончилась посадка пассажиров в Ан-2, был запущен двигатель и самолет готовился вырулить со стоянки. Мы ждали, когда он вырулит и тогда мы пойдем смотреть самолеты. Внезапно выключился двигатель, сдвинулась форточка пилотской кабины и в нее высунулась довольная физиономия. «Это твой?» обратилась физиономия к отцу, затем эта физиономия обратилась ко мне «Полетать хочешь?». В происходящее просто не верилось. Неужели это возможно…
И произошло чудо. Открылась дверь самолета, отец подсадил меня в открытую дверь, о чем-то быстро переговорил с летчиком, дверь закрылась. Это был обычный транспортный самолет, с дюралевыми сиденьями для пассажиров вдоль бортов. Летчик прошел в пилотскую кабину, занял место второго пилота, а я прошел следом и стал в проходе между пилотами. Проходя в пилотскую кабину, среди пассажиров я заметил юную особу, примерно моего возраста. Я был уверен, что в ее глазах я выглядел, по меньшей мере, как опытнейший авиатор, без которого вылет просто невозможен. Двигатель был запущен и самолет стал выруливать на старт.
Рейс был обыденным: пассажиры, возвращающиеся из областного города в свои райцентры и села, весь проход между сиденьями заполнен какими-то мягкими мешками, как я позже узнал, с почтой. Обычный кольцевой маршрут с тремя-пятью посадками на грунтовых аэродромах местных воздушных линий.
Но командир был необычный. Вскоре после взлета и набора высоты он обратился ко мне: «Ты кем хочешь быть: летчиком или космонавтом?» Я всегда хотел быть только летчиком, но почему-то сказал, что хочу быть космонавтом. Начался диалог:
- Невесомость испытывал?
- Нет.
- Сейчас испытаешь.
И через мгновение я повис в воздухе, из пассажирской кабины донесся громкий крик «иииииааааааа». Через пару секунд я по-прежнему стоял в проходе, а командир громко и радостно-удивленно кричал мне в ухо: «Совсем забыл, что у нас пассажиры!». Гораздо позже я понял, командир резко отдал штурвал от себя и возник эффект невесомости. Диалог продолжился:
- А перегрузку испытывал?
- Нет.
- Сейчас испытаешь.
И в то же мгновение я полетел, кувыркаясь через голову, по проходу между пассажиров. Мешки с почтой были довольно мягкие и я благополучно добрался таким образом до 15 шпангоута. Видя, что из пилотской кабины на меня смотрит командир и с досадой сознавая, что в глазах юной особы я пал очень низко, вернулся в пилотскую кабину. На мое счастье, эта особа покинула самолет после первой посадки. Мое душевное равновесие пришло в норму.
В следующие несколько посадок в самолет входили и выходили пассажиры, загружалась и разгружалась почта, какой-то груз был накрыт и закреплен большой сетью. В свой аэропорт мы возвращались без пассажиров, возможно на борту были только груз и почта. Напоследок командир показал мне как советские летчики атаковали колонны колоны вражеской техники на марше. Увидев на дороге несколько автомашин, он перевел самолет в пикирование и отчаянно-азартно закричал: «Тра-та-та-та-та». После выхода из «атаки» сокрушенно сказал: «Жалко, что у нас нет пулеметов».
После посадки самолет зарулил на стоянку. Отец уже ждал нас. Впечатления переполняли меня, я как-то сумбурно попрощался с экипажем. Но за эти два-три часа я, даже своим детским умом, понял, что летный труд — это очень тяжелая работа.
А года через два я был окончательно отравлен небом.
За штурвалом
Мой отец в то время был командиром звена самолетов Ан-2. В очередной раз, увязавшись с ним на работу, я ожидал, когда он закончит свои бумажные дела и мы пойдем смотреть самолеты. Но свершилось чудо. Не знаю по какой причине, но неожиданно выяснилось, что кому-то из молодых командиров самолета потребовалась срочная проверка. Были быстро оформлены необходимые документы. Мне дали личное задание на полет, котором я был записан третьим пилотом. Экипаж прошел все этапы подготовки: доктор, метеослужба, штурманская, АДП. В санчасти я был официально представлен как третий пилот. У меня проверили пульс и спросили о самочувствии и поставили штамп на полетном задании. На метео было интересно и очень непонятно, там звучало много неизвестных мне слов. И карты, разрисованные синим и красным карандашами. В АДП на листе бумаги я написал «Решение на вылет принял». На моем задании появлялись штампики и подписи. Все было по-настоящему. Гордость переполняла меня, хотя сейчас я понимаю, что взрослые просто по-доброму шутили. Очень жалко, что задание не сохранилось. Сейчас многим это покажется невероятным, но именно так и было.
И вот мы в самолете. Отец в правом кресле, командир самолета в левом, я на струбцине штурвала, укрепленной между креслами пилотов. После взлета началось что-то необычное. Командир самолета задернул шторки стекол пилотской кабины со своей стороны и вел самолет только по приборам. Я был поражен, что командир самолета не видя ничего, кроме приборов, несколько раз заходил на посадку точно на взлетно-посадочную полосу. Я это видел через правую часть фонаря кабины. Позже отец закрыл несколько приборов на левой приборной доске какими-то специальными кружками. И мы, по-прежнему, несколько раз точно зашли на посадку.
Видимо проверка была закончена, командир перешел в пассажирскую кабину. А я занял левое кресло. Это было нечто… О подобном даже не мечталось… Я знал, что двигатель Ан-2 имеет мощность в тысячу лошадиных сил… Этот табун лошадей был в моих руках… Я управлял самолетом… Но эйфория прошла очень быстро. Самолет меня не слушался: он клевал или задирал нос. Горизонт проваливался вниз, заваливался набок. Удержать его чуть ниже капота двигателя было невозможно. Ориентиры, находящиеся вдали, постоянно смещались влево-вправо. Самолет жил своей жизнью, он летел абсолютно самостоятельно и совершенно игнорировал мое присутствие. То, что отец постоянно вмешивается в управление и исправляет мои ошибки, я совершенно не замечал. Постепенно полет был стабилизирован, я был абсолютно уверен, что это моя заслуга. Такая самоуверенность в 10-12 лет простительна.
Чуть позже я был поражен еще раз: отец оттреммировал самолет, убрал ноги с педалей и отпустил штурвал. Самолет летел сам, и гораздо устойчивее, и спокойнее, чем под моим управлением.
Пилотировал я, видимо, классно… Уже на стоянке, я услышал, как отец говорил командиру, чтобы тот нарисовал и приложил к заданию нормальную барограмму.
После этого полета я уже не сомневался, что вся моя жизнь будет связана с авиацией.
Первые дни.
Итак, учеба закончена. Я – молодой специалист. По распределению прибыл на работу в авиапредприятие. Оно для меня не в новинку. Я уже работал здесь во время летних каникул, был механиком участка вертолетов Ми-4. Но теперь я дипломированный специалист. У меня почему-то была абсолютная уверенность, что руководство авиационно-технической базы (АТБ) будет счастливо, увидев меня. Но я был встречен почему-то без оркестра, без ковровой дорожки и без цветов. Начальник АТБ, подписывая мое направление из отдела кадров, говорил с кем-то по селектору, отвечал на телефонные звонки и попутно просматривал документы на своем столе. А заодно беседовал со мной. На мои документы он взглянул мельком, взяв себе только направление из отдела кадров. Я несколько раз подсовывал ему свой красный диплом. В конце концов начальник АТБ взял мой диплом, быстро просмотрел и вернул его мне в руки. Как выяснилось позже, моя судьба была уже была решена раньше. Началась моя производственная деятельность.
Начальник участка встретил меня радушно, как старого знакомого. Меня продолжала распирать гордость: я дипломированный специалист, у меня глубокие теоретические знания.
Но скоро все стало на свои места. Получив на складе новую спецовку и переодевшись, я увидел, что очень выделяюсь на общем фоне своим внешним видом. Я выглядел новобранцем среди ветеранов. Меня это несколько смущало, я специально старался влезть в масло, смазку, грязь. В скором времени, достаточно испачкавшись, я гордо постирал в бензине спецовку и внешне сравнялся с коллегами. За это же время сдулась и моя гордость. Вокруг меня были специалисты с таким же дипломами, с таким же (а многие и с гораздо большими) знаниями. А вот мои практические умения оставляли желать лучшего. Мне еще предстояло учиться, учиться и учиться…