Продолжение серии публикаций о Грабаре. Все части тут https://dzen.ru/suite/0ed8ad5d-2b34-4d54-ba41-4e247de484f2
И.Э. Грабарь, занимаясь историей искусства, реставрацией, администрированием, делал большие перерывы в личном живописном творчестве. Для тренировки живописных навыков Грабарь пишет фрукты, яблоки и груши на драпировках с натуры.
«Сегодня я умею больше, чем вчера, завтра буду уметь больше, чем сегодня…», возвращается и к любимому ранее жанру портрета, пишет и пейзажи в полюбившемся ему районе Кунцево - Фили « меня так очаровала долина Москвы-реки около Кунцева ( 1922г), что я на следующий год решил снять в этой местности дачу».
Картины с дубками, написанные там, поехали потом на знаменитую выставку в США и мы не так давно их видели на выставке в Музее русского импрессионизма " Другие берега". Грабарь не был ее инициатором, но принял самое деятельное участие в ней с 1923 года. В воспоминаниях он пишет, что эта поездка дала ему еще возможность посетить музеи Европы и Америки, особенно интересовал Лувр, музей Метрополитен « Я ехал в Нью-Йорк с твердым намерением поработать там... Это оказалось невыполнимым, ибо за хлопотами у меня не было… ни единого свободного дня…Я пользовался каждым часом, чтобы ходить в « Metropolitan museum». После выставки он все же успел написать портрет, а этюд Нью-Йорка даже успел попасть на выставку. После поездки Грабарь чувствует, что очень устал и поселяется в подмосковной деревне Жилино и пишет множество этюдов, которые разошлись по российским и заграничным музеям. После рождения сына неутомимый Грабарь снимает на два лета снимает дачу в новом месте – Косино, где пишет пейзажи с местными озерами.
Вот что он говорит о работе над картиной « На озере» (1926): « Я взял такой пейзаж, неплохо сочиненный в натуре по силуэту, но не музыкальный, не поющий по краскам…Не было никакого творческого экстаза…писал долго и деловито…Старался писать как видел и что чувствовал. .. Во время одного из последних сеансов паренек…въехал на коне в воду… Я почувствовал, что это и есть то самое, чего этюду не хватало, чтобы превратить его в картину… Картина в какой-то мере «запела». Живописно она не представляет ничего интересного, но чувства природы в ней больше, чем бывало в десятке других моих этюдов и картин, гораздо лучше организованных с точки зрения живописи»
В 1929 году Грабарь везет выставку икон в Берлин, получает два заманчивых предложения издать на немецком языке полную « Историю русского искусства». Он отказался с извинениями : «…у меня уже нет былого задора, радости, любви ко всему этому прошлому, меня неудержимо влечет к настоящему, будущему и прежде всего к своему творчеству…Кроме того, писать « Историю» так, как я писал ее ранее и как писали все мои сотрудники, было невозможно на пятнадцатом году революции. Надо было перестраиваться, а те социологические схемы, которые были в ходу, я не считал безупречными…»
Господа, как же это одновременно и дипломатически изящно, и эмоционально откровенно, и научно точно сказано!
В Берлине 1929 года он мечтает привезти в СССР выставку немецкого реалиста Лейбля. Потом едет в Париж. Там он опять посещает и Лувр. Там же в Париже, на очередной волне интереса ко всему русскому, его уже чествуют как основателя Реставрационных мастерских, которые открыли и продолжают открывать миру русское искусство, эти исследование были оценены в том числе византинистами. Для Грабаря в этой поездке впечатления от реалистов Курбе и Милле были самыми яркими. Только Вермеер и Хальс, которого он увидел в голландском Харлеме, произвел такое же или большее впечатление. С таким обогащенным событиями мировоззрением Грабарь возвращается в Москву. « Надо было переработать и суммировать все виденное, постараться извлечь из него то, что нужно для моего собственного творчества. Но для последнего надо было освободиться от администрирования, чего я в ближайшем году и достиг, став, наконец тем художником и только художником, которым был в первые годы бесперебойной работы в деревне….» ( Дугино 1904-5г).
То есть новый творческий подъем произошел спустя 30 лет.
Грабарь принимается за портреты. По заказу рьяно принимается за сложную творческую задачу - портрет давно почившего Ленина. Он ему не дается сразу – был и поиск сюжета, поиск натурщика, обстановки, поз. Грабарь видел Ленина лично и видел тот самый коридор Совнаркома, который изображен на картине. В срок он не выполнил заказ, очень затянул. Как только он осознал, что пишет не просто жанр и эпизод, а историческую картину – получилась « Ленин у прямого провода»( 1933, 150х200, холст, масло, Государственный исторический музей), что находится сейчас в Горках.
Для этого ему пришлось восстановить дома обстановку Совнаркома и раскрасить бюст Ленина. « …шесть лет потратил на то, что сейчас так легко берется под сомнение» - писал Грабарь оппонентам, упрекающим его в выбранных цвете, композиции и т.п. В это же примерно время он активно пишет портреты жены и всей семьи.
«Я давно уже считал себя преимущественно портретистом….всюду больше всего занимался портретом, который давался мне легко…Только попав после многих лет после заграницы в Россию, я так был очарован ее пейзажем, …что всецело ушел в него. В Харлеме я, как боевой конь при звуке трубы, почувствовал перед холстами Халса проснувшуюся страсть к портрету, интерес к человеку, долго заслонявшийся увлечением природой. Как никогда прежде, я понял в Харлеме, что высшее искусство есть искусство портрета, что задача пейзажного этюда, как бы ни была она пленительна, - пустячная задача по сравнению со сложным комплексом человеческого облика с его мыслями, чувствами и переживаниями, отражающимися в глазах, улыбке, наморщенном челе, движении головы, жесте руки. Насколько это все увлекательнее и бесконечно труднее!
Всюду, где я бывал, я наблюдал людей – веселых и хмурых, беспечных и озабоченных, бесхитростных и лукавых, стараясь разгадать их явную и затаенную психику.
Я решил поступить так, как поступал раньше, готовясь к сложным живописным проблемам, решил упражняться, упражняться и упражняться. Но тогда мне было достаточно сделать десяток натюрмортов, чтобы размять руки, а теперь нужно было переходить на гаммы и экзерсисы голов. Я пустился добывать свободу портретной кисти при помощи таких портретных гамм. Позировали свои, потом пошли чужие». « Я никогда не считал, что быстрота написания портрета есть нечто, заменяющее качество… Но в то же время понимал, что при равенстве прочих условий хорошего портрета быстрота – вещь неплохая, особенно ценная в наши дни, …когда ни у кого нет времени просидеть больше двух-трех раз для портрета. Кроме того я знал, что как раз самые мои любимые портретисты – Веласкес и Халс – писали быстро, в сеанс… Быстрота действительно важное преимущество: погода непостоянна, с ней изменчиво и освещение модели, и человек сегодня совсем не тот, что вчера, …надо постоянно менять и переделывать, если не уметь быстро схватывать…
Я удвоил усилия, чтобы добиться быстроты письма, но, делая портреты в два-три сеанса, одновременно писал и более длительно – по шесть-семь и даже десять сеансов»
Грабарь сосредотачивается на портретах, причем ищет не приемы письма прошлых мастеров, а пишет как чувствует и рождается своя манера. «Лепка, моделировка формы, осуществляется в живописи при помощи светотени, путем выискивания в натуре постепенных переходов от света к тени…Между тем давно известно, что впечатление большей или меньшей темноты различных красок может быть достигнуто не только при помощи световой градации, но и посредством цветовой градации… Можно лепить форму не только …светом или тенью, но и цветом – более интенсивным и менее интенсивным цветами». Как Грабарь реализовал этот подход в портрете можно увидеть на портрете поэта Клюева ( 1932).
Чуть позже, в 30−40 годах пишет портреты Корнея Чуковского, Сергея Прокофьева, академиков Чаплыгина, Зелинского ( на фото, 1935год), Вернадского и других.
«В санатории «Узкое» летом 1935 года отдыхало много академиков…здесь, среди тишины, в доме окруженным многовековым парком, написал в течении 20 дней два новых портрета.» Позднее еще много пишет портретов, ощущая тот же прилив творческой энергии, что в 1903 году с пейзажами. И в пейзажах Грабарь вновь чувствует после своих портретных исканий. Он пишет, что каждого человека надо писать по своему, не переносить из портрета в портрет свои находки.
В годы Великой Отечественной Грабарь с семьей частично живет в эвакуации, рано возвращается в Москву, не выдерживая жаркого среднеазиатского климата, переводит большие средства на счет фронта,, принимает активное участие в репарации — компенсации потерь советских музеев за счет конфискации экспонатов из художественных музеев Германии и ее союзников, участвует в приеме трофеев из Европы в государственные музеи и в 1944 года Грабарь вновь возглавляет реставрационные мастерские .
В послевоенные годы Грабарь получил дачу в академическом поселке Абрамцево, то успел принять деятельное участие в создании в Абрамцево в музея-заповедника. Жил в городке художников на Верхней Масловке. В пейзаже последних лет Грабарь вновь обращался к зимним мотивам, любимому пейзажному образу - березе к неисчерпаемой теме инея, свежесть его воплощения остается подвластной художнику уже в возрасте. Последние работы Грабаря написаны в Абрамцеве, Узком.
"Лучший отдых есть перемена работы", - говорил сам художник вслед за Павловым, Сеченовым и Лениным. Смерть застала его за работой. Игорь Эммануилович умер в 1960-ом году, в возрасте 89 лет и похоронен на Новодевичьем кладбище.
Художник С.В. Герасимов говорил: "Надо считать счастьем для русского искусства, что такой человек действительно существовал."
« Мне действительно довелось в жизни уделять исключительно много времени общественной деятельности, но ведь это было так же служение искусству, искусству и искусству. Ставил ли я «Рафаэля» Аренского с лучшими силами Марьинского театра в пользу недостаточных студентов Академии Художеств, писал ли статьи в «Мире искусства», организовывал ли « Современное искусство», строил ли больницу, выпускал ли « Историю русского искусства», реформировал ли Третьяковскую галерею, конструировал ли музейный отдел, налаживал ли дело охраны памятников искусства и старины и их реставрации, открывал ли новых Рафаэлей или Франсов Халсов, - все это все это совершалось из страсти к искусству, во имя искусства, без этого я не мог существовать».
В главе « Итоги и перспективы» своих воспоминаний он продолжает: « …мне вовсе незнакома и даже чужда жизнь артистической богемы, не люблю ночей, ни темных, ни лунных, не видя в них поэзии. Утро люблю больше вечера и обожаю солнце. Может быть оттого мне всегда было органически противно всякое кривляние в искусстве, все противоестественное, деланное, может быть поэтому я люблю только радостное, радужное и ясное, светлое, люблю вещественность и реальность, не принимая и не понимая беспредметности, абстракции и всяких мудрствований» « Ближе к делу, побольше ясности и простоты…» И эту главу он почти полностью посвящает подходам к преподаванию, которые он исповедует. «Мне идет уже седьмой десяток и я изрядно поработал, приобретя некоторое моральное право давать советы».
Увековечение памяти - в названии Реставрационного центра имени Грабаря, еще есть улица Грабаря в Егорьевске. Музея нет. А ведь его судьба, хоть он и говорил, что делал только то, что хотел, и ему фантастически везло, выгладит как героическая, особенно, если вспомнить - в какую эпоху перемен и с какой скоростью он жил. Хочется надеяться, что мы будем свидетелями возрождения усадьбы Дугино, возможно даже как места творчества современных художников. Это явление – Грабарь – вполне может стать культовой фигурой, интересной не только для профессионального роста художников, для вдохновения, для воспитания самого себя и детей.
И в завершении - основные книги И.Э. Грабаря:
1.Грабарь И. Э. История русского искусства.
2. Грабарь И. Э. Валентин Александрович Серов
3. Грабарь И. Э. Репин. В 2-х томах.
5. Грабарь И. Э. Моя жизнь.
6. Грабарь И. Э. Новооткрытый Рембрандт.
7. Грабарь И. Э. Письма, тт. 1-3. — М.: Наука, 1974, 1977, 1983.